UA / RU
Поддержать ZN.ua

"Запрягайте, хлопці, коней"…

Судьбы знаменитых песен тесно переплетаются с судьбами народов, неся на себе отпечатки отраженных в них людских надежд и трагедий.

Автор: Александр Слипченко

Не так давно мировую печать облетело сообщение, которое, на первый взгляд, вряд ли этого заслуживало. И в самом деле - в одной Богом забытой маленькой центральноамериканской стране 74-летнего старика суд обязал дать показания по уголовному делу 40-летней давности.

Однако при более внимательном рассмотрении сенсационный характер этой новости становится более понятным.

Речь шла о Сальвадоре, где 11 лет бушевала кровопролитная партизанская война, унесшая более 75 тыс. жизней. C правительством боролась разномастная левацкая оппозиция, объединенная во "Фронт национального освобождения имени Фарабундо Марти (ФНОФМ)".

А все началось с того, что в конце ноября 1979 г. в столичном Сан-Сальвадоре группа из полутора десятков вооруженных автоматами молодых людей под выкрики "Это налет! Это похищение!" окружила только что вышедшего из здания своего посольства 60-летнего посла ЮАР Арчибальда Данна. Тут же был остановлен проезжавший по улице пикап, посла погрузили в кузов и увезли в неизвестном направлении.

В выпущенном несколько дней спустя коммюнике, помимо выражения солидарности "с борьбой народов Южной Африки, Намибии, Родезии и Палестины против расизма и политики апартеида", похитители потребовали за голову посла 20 млн долл.

Власти сразу же отказались вести с ними какие-либо переговоры; такую же позицию заняло и правительство ЮАР. Арчибальд Данн был расстрелян.

Этой акцией и было обозначено создание ФНОФМ и начало его антиправительственных выступлений.

Сегодня остепенившийся со временем Фронт находится в Сальвадоре у власти, а один из его основателей, тот самый 74-летний старик по имени Сальвадор Санчес Серен был избран президентом страны. И тогда семья посла Данна выдвинула против него обвинение в соучастии в похищении их отца.

Сальвадор Санчес Серен

Как и следовало ожидать, президент от явки в суд уклонился, а дело заглохло так и не начавшись.

Однако после выборов, состоявшихся в начале февраля 2019 г., Серен лишился своего поста. Не исключено, что теперь ему будет гораздо сложнее игнорировать требование суда.

Но поводом для этой статьи стали не размышления о переменчивости человеческих судеб и неотвратимости возмездия за преступление, а, казалось бы, второстепенный факт того давнего похищения. Помимо политического заявления террористы потребовали опубликовать во всех возможных СМИ "Партизанский гимн". Заинтересовавшись данной историей, я разыскал в Гугле этот самый El Himno del Guerrillero.И услышал мелодию с детства знакомой песни "По долинам и по взгорьям"…

В "гимне" тоже некая дивизия soldades del soviet шла вперед, чтобы занять некие "вражеские позиции". Однако главный смысл текста был не столько ностальгией по "волочаевским дням" (losdíasde Balachaied в той интерпретации), сколько общим призывом к революционному действию с неизбежной победой впереди.

Так или иначе, но сам собой напрашивался вопрос: какими путями через шесть десятков лет после воспеваемых ею далеких событий песня эта добралась в Сальвадор, да еще в весьма вольном переводе на испанский? А главное - чем таким особенным вдохновила она левацкое движение самого неопределенного политического профиля, склоняющегося к анархизму и террору?

Подсказку мне дала сама мелодия. Вслушайтесь в нее внимательно, особенно если петь ее не в маршевом ритме, а более плавно и размеренно. И слова, совсем другие, но гораздо более близкие нам, придут сами: "Розпрягайте, хлопці, коней…".

Похоже-то похоже, но появление украинского мотива само по себе ничего не объясняет. И тогда нужно припомнить, кто и когда этим мотивом вдохновлялся и даже шел с ним в бой. Для этого придется заглянуть в далекую уже историю.

Истоки испаноязычного текста нашлись, как и следовало ожидать, в самой Испании. Но к ним вела долгая и извилистая дорога, начавшаяся почти в самом начале прошлого века.

Владимир Гиляровский

По имеющимся свидетельствам, впервые эта мелодия в маршевом ритме прозвучала в 1915 г. в сопровождении соответствующего текста, написанного известным журналистом, московским бытописателем Владимиром Гиляровским ("дядей Гиляем"). Песня называлась "Марш сибирских стрелков", и с ней сформированные в Сибири пехотные части через всю Россию отправились на далекий фронт. А пели они вот что:

Из тайги, тайги дремучей,

От Амура, от реки,

Молчаливой, грозной тучей

Шли на бой сибиряки…

Строки эти были помещены Гиляровским в его стихотворный сборник "Год войны. Думы и песни", вышедший в Москве в 1915 г. Видимо, к сибирякам они попали еще раньше. Рискну предположить, что здесь могла проявиться старая связь "дяди Гиляя" со 137-м Нежинским полком, в составе которого он служил какое-то время в юности. Этот полк прекрасно себя проявил в годы Русско-японской войны, а затем в самом начале Первой мировой войны вошел в состав 17-го армейского корпуса, воевавшего на Юго-Западном фронте.

Как раз тогда полковым командиром нежинцев был уроженец Подолья полковник Лев (Левко) Дроздовский, через два года ставший генерал-хорунжим и первым генерал-квартирмейстером Армии УНР. А что касается состава самого полка, то среди сибирских стрелков несомненно было немало украинцев, - ведь и в самой Сибири, после нескольких волн переселений и столыпинских реформ, их насчитывалось не менее 650 тысяч. Так что мотив украинской народной песни был у них, что называется, на слуху.

Полковник Лев Дроздовский.

Да и сам Гиляровский свое происхождение от запорожских казаков отнюдь не скрывал. Недаром именно его избрал Илья Репин в качестве модели для одного из самых колоритных персонажей своих "Запорожцев", а скульптор Андреев лепил с него своего "Тараса Бульбу" для памятника Николаю Гоголю в Москве.

Поэтому, на мой взгляд, вполне естественно журналист-поэт завершал свой "марш" таким четверостишием:

Дружно в бой на вражьи станы

Всем идти пришла пора.

С нами слиты атаманы

Волги, Дона и Днепра.

Последующий "поворот" в истории песни связан с именем другого Дроздовского - тоже полковника и тоже украинца, хотя и, так сказать, с обратным знаком. После Октябрьского переворота он среди офицеров Румынского фронта собрал около тысячи добровольцев и с ними через весь юг Украины за 1200 км отправился на Дон, где формировалась белая Добровольческая армия. Михаил Дроздовский вскоре погиб, зарекомендовав свой полк в боях с красными как одно из лучших подразделений деникинских войск. Сменивший его генерал Антон Туркул решил увековечить боевой путь полка в песне, получившей название "Марш дроздовцев".

Повод был самый подходящий - в июне 1919 г. войска Антона Деникина взяли Харьков. Туркул, назначенный комендантом города, готовил праздничный банкет. Под руку попался выступавший там 20-летний киевский музыкант Дмитрий Покрасс, которому было приказано за два дня сочинить музыку к уже имевшемуся тексту, написанному одним из офицеров:

Из Румынии походом

Шел дроздовский славный полк,

Для спасения народа

Исполняя тяжкий долг…

Видимо, из-за нехватки времени за основу "марша" и была взята мелодия, услышанная дроздовцами на фронте от соседей-сибиряков. Но, скорее всего, и самому Покрассу, немало скитавшемуся Украиной, была знакома старая народная песня про "криниченьку".

Дети киевского колбасника, четыре брата Покрасс все стали известными музыкантами. Особенно прославились Дмитрий и Даниил, создавшие знаменитый "Марш Буденного", "Комсомольскую прощальную", "Если завтра война", "Три танкиста" и много чего еще.

Так вот, когда через 10 лет обласканный успехом Дмитрий опрометчиво заикнулся о своем авторстве набиравшей популярность мелодии про "долины", ему напомнили, по какому поводу она была им "сочинена". К тому времени дроздовцы уже давно унесли свой марш с собой в эмиграцию, и даже намек на этих "заказчиков" был чреват немалыми неприятностями. Покрасс это вовремя понял и больше никогда на авторство не претендовал.

А доходчиво разъяснил ему ситуацию не менее известный коллега-композитор и хормейстер Александр Александров, вступивший в руководство только что созданным Ансамблем красноармейской песни. Он как раз монтировал свою первую большую программу, и там как нельзя кстати пришлась песня, которую, по его словам, напел ему под Киевом ротный командир одного из полков Украинского военного округа Илья Атуров:

Из Ленинграда, из походу

Шел советский красный полк.

Для спасения Советов

Нес геройский трудный долг…

Как можно легко заметить, автор самодеятельного текста был явно знаком с "дроздовским" творчеством, но ни его имя, ни происхождение музыки Атурову не были известны. И Александров его и указал в программе как автора музыки. А слова попросил переделать знакомого ему по Москве поэта Сергея Алымова.

Оказалось, что тому песня была уже известна. Уроженец Сумщины много испытал в жизни, значительная часть которой прошла на Дальнем Востоке, где он получил литературную известность как профессиональный поэт. Получив просьбу Александрова, он вроде бы вспомнил услышанные им во Владивостоке слова ходившей в тех краях "партизанской" песни на тот же мотив, и сейчас, лишь немного их подредактировав, поставил под ними свое имя. Вот так песня будто бы и приобрела свой новый облик:

По долинам и по взгорьям

Шла дивизия вперед,

Чтобы с боем взять Приморье -

Белой армии оплот…

Такой она и вощла в 1929 г. в репертуар хора под названием "Партизанская песня", сразу же став чрезвычайно популярной. Однако через пять лет разразился скандал. Свои права на текст песни заявил его настоящий автор. Ему приходилось верить, - ведь это был не кто-нибудь, а бывший председатель Госплана РСФСР Петр Парфенов, не только рекомендованный самим Горьким в состав Союза советских писателей, но и возглавлявший Московское писательское товарищество.

Человек чрезвычайно разносторонний, местами авантюрист, он в годы мировой войны тоже (как и сибиряки, и дроздовцы) воевал на Румынском фронте, где проникся большевистскими идеями. И то ли отбыв по ранению, то ли дезертировав, оказался в Сибири в рядах красных войск, где после многих перипетий дослужился до начальника политуправления армии Дальневосточной республики. Там, по его словам, он по указанию начальства и написал песню, использовав свои более ранние поэтические заготовки.

Поэтическое несовершенство, а также развернувшаяся в то время кампания против "партизанщины" будто бы помешали публикации стихов. Ну а про мелодию Парфенов особо не распространялся, хотя и намекал, что он тоже к ее созданию причастен.

Однако при внимательном взгляде во вполне логичную внешне конструкцию Парфенова возникают некоторые вопросы. В частности, такой: Парфенов переехал в Москву в марте 1922-го, а воспетые им "штурмовые ночи Спасска", более известные как "Спасская операция", имели место более полугода спустя, в октябре того же года. И как они могли попасть в отсутствие автора в запомнившуюся Алымову песню, понять трудно. Но еще более необъяснимо, почему Парфенов молчал о своем авторстве целых пять лет, в то время как его песня набирала все большую популярность под чужим именем. Тем более что оба литератора не один год вращались в общей писательской среде.

Здесь опять стоит сопоставить даты, и тогда сразу бросится в глаза, что Парфенов предпринял свой демарш лишь после того, как Алымов уже получил свой "червонец" по 58-й "политической" статье и, проходя "трудовое перевоспитание" на строительстве Беломорско-Балтийского канала, что-либо возразить на этот счет не мог. Коллеги-писатели острили по этому поводу: "Сережу послали таскать тачку по долинам и по взгорьям".

Однако и "новый" автор своими правами воспользоваться не успел: в октябре 1935-го он был арестован за "антисоветскую деятельность" и в 1937-м расстрелян. Алымова же за участие в написании пропагандистской книги "Канал имени Сталина" досрочно освободили. И вышедшая по иронии судьбы как раз в год смерти Парфенова первая грампластинка с записью знаменитой песни получила такие реквизиты: "По долинам и по взгорьям, обр. А.Александрова, сл. С.Алымова". Но в 1962 г., после реабилитации Парфенова его наследники через суд "восстановили" его авторские права. А Алымов опять не смог ничего возразить - задолго до суда он погиб в дорожной катастрофе.

Как бы там ни было, но авторство песни не занимало тех, кто ее пел, в том числе и советских "добровольцев", которые принесли ее на "долины и взгорья" гражданской войны в Испании. Там, видимо, и родился тот перевод песни, который через несколько десятилетий добрался до Сальвадора. Впрочем, гораздо более разнообразные "побеги" дала эта песня во Франции, куда она попала вместе с бойцами интернациональных бригад, ушедших в изгнание после победы Франсиско Франко.

Но об этом позже. А пока обратим внимание на имеющиеся свидетельства, что и "дроздовский марш" не заглох в эмиграции, а дал еще два "французских" ростка.

Первый "пророс" на украинской земле, когда в городок Турка в начале августа 1944 г. немцы высадили только что сформированную штурмовую бригаду СС "Карл Великий". Это была 1 тыс. французских добровольцев, отобранных по наличию арийских признаков из 7 тыс. желающих бороться с "большевизмом". Через месяц их перебросили под Тарнов, где бригада была полностью разгромлена советскими войсками, едва успев сложить о себе песню. На все тот же хорошо известный нам мотив. Но с текстом не столько героическим, сколько похоронным (перевод мой. - А.С.):

Дует ветер, свищут пули,

Гремят залпы, смерть кругом…

Не плачьте на наших могилах,

Наши души летят к солнцу.

Другой росток проклюнулся в Иностранном легионе. Им стала хорошо известная сейчас в этой среде "Песнь 4-го эскадрона" (Сhant du 4e escadron), которую под таким именем нетрудно найти в Сети. Мелодия, действительно, та самая, хотя и с небольшими модуляциями, а вот слова не имеют никакого отношения не только к событиям гражданской войны, но и к европейским делам вообще. Там говорится о "славных" победах легионеров в Сирии, Ливане, Индокитае и Алжире, где они "ломали позвоночник" своим противникам - друзам, вьетнамцам и феллахам.

Трудно сказать, когда эта "Песнь" была написана, но вошла она в постоянный репертуар Легиона в самом начале 1960-х. Тогда бывший командир 4-го эскадрона генерал Поль Гарди стал одним из руководителей антиголлистского путча 1961 г., пытавшегося опровергнуть результаты референдума о независимости Алжира.

Это было чрезвычайно бурное время в истории Франции, близкое по накалу общественных страстей к атмосфере гражданской войны, и не случайно именно тогда возникли еще две "взаимоисключающие" версии старой песни, пришедшей из России. Их тексты говорят сами за себя.

Первый, анонимный, воспевал партизан, которые "в холоде и голоде" поднялись против "белых армий и атаманов" по призыву "великого Ленина" и "спасли Советы". В ответ немедленно возникла "белая" версия, написанная двумя выходцами из французского Марокко, журналистами националистической, крайне правой ориентации, которые и сегодня не изменили своих взглядов.

Их первый куплет был практически идентичен "красному" варианту, тоже с "голодом и холодом", только призыв Ленина стал призывом Деникина, благо по-французски с ударением на последний слог эти имена рифмуются. Ну и, естественно, теперь уже "белые партизаны" изгоняли "дрожащего Троцкого" во имя святой Руси, а "жестокая агония" их дела трактовалась как "позор Запада".

Ни "ленинская", ни "деникинская" версии долговременного успеха не имели. Сегодня о них вспоминают лишь в историческом контексте. Зато появившейся в мае 1968 г. песне "Махновщина" (с присущим французскому языку ударением на "И") суждена была долгая и весьма активная жизнь. Почему же именно этот сюжет нашей революции спустя полвека ожил во Франции? Кто и почему вдруг вспомнил о нем на студенческих баррикадах Латинского квартала?

След отыскался в июле 1927 г. в маленькой однокомнатной квартирке в парижском предместье Венсен. Находившийся почти без средств к существованию, страдающий от многих ран и туберкулеза эмигрант Нестор Махно предоставил свое жилище другому эмигранту - испанскому анархо-синдикалисту Буэнавентуре Дуррути. Тот только что вышел из тюрьмы, ему грозила высылка и новые аресты. Но целый месяц, который 30-летний испанец и 40-летний "батько" провели вместе, они говорили о воле. Дуррути восхищался махновскими идеями стихийного народовластия, "вольных советов" и трудовых коммун, а Махно, в свою очередь, видел в назревавших в Испании событиях возможность их осуществления. "У себя в Испании вы обладаете организацией, которой так недоставало нам, однако именно организация ведет революцию к глубоким преобразованиям и к победе… Я никогда не отказывался от борьбы, и как только я увижу, что вы начинаете свою, - я буду с вами".

Через несколько лет он действительно получил приглашение возглавить партизанскую войну в Каталонии, но состояние его здоровья этого сделать не позволило. Тем не менее, Нестор Махно продолжал оставаться одним из духовных лидеров для испанских анархистов. Он их предостерегал: "Вам следует избегать всякого союза с коммунистическими большевиками, потому что испанские коммунисты-большевики, я думаю, такие же, как и их друзья - русские. Они пойдут по стопам иезуита Ленина или даже Сталина… Недопустимо идти вместе с той партией, которая завтра же обманет народ и станет худшим из деспотов свободы и прав народа".

В 1936 г., не желая вливаться во властную структуру республики, контролируемую коммунистами и советниками из СССР, Дуррути создал из испанских и иностранных анархистов одно из наиболее боевых вооруженных формирований, близкое по сути своей организации махновской армии. "Колонна Дуррути" не только успешно воевала с франкистами, но и создавала вольные аграрные коммуны, т.н. "коллективы", основанные на принципах самоуправления и отмены частной собственности.

В рядах этой "колонны" сражались типографский рабочий и активист либертарианских профсоюзов Антонио Рода со своей женой Леонор Жиль. После поражения республики они эмигрировали во Францию, где в 1941 г. у них родился сын, унаследовавший их политические идеалы.

Они и сделали Этьена Рода-Жиль одним из создателей движения "Молодежь анархо-коммунизма" и привели на майские баррикады 1968-го. Там и был им написан текст "Махновщины" на хорошо известный ему с детства мотив старой песни. Текст, убедительно показавший хорошее знание последовательности революционных событий в Украине, их героики и движущих сил народной войны. Вот эти слова (в моем переводе с французского. - А.С.):

Махновщина, махновщина,

Черные флаги ветер вьет,

Они черны от нашего горя,

Они красны от нашей крови.

По долинам и по взгорьям,

По снегам и на ветру,

Вся Украйна поднималась,

Партизаны шли на бой.

Той весною отдал Ленин

Украину немцам в плен,

Ну, а осенью махновцы

Размели их просто в пыль.

Белая армия Деникина

С песнями сюда вошла,

И их тоже махновщина

Так же скоро размела.

Махновщина, махновщина,

Черная армия партизан,

Она дралась в Украине

И с красными, и с белыми.

Махновщина, махновщина,

Черная армия партизан,

Ты хотела навек избавить

Украину от тиранов.

Махновщина, махновщина,

Черные флаги ветер вьет,

Они черны от нашего горя,

Они красны от нашей крови.

Этьен Рода-Жиль

Этьен Рода-Жиль до конца дней (умер в 2004 г.) не изменил своим юношеским убеждениям и, став одним из самых модных французских поэтов-песенников, переводил значительную часть своих заработков на нужды либертарианского движения.

Песни на его тексты в исполнении Жюльетт Греко, Клода Франсуа, Джонни Холлидея, Ванессы Паради и многих других шансонье популярны до сих пор. Так же, как и "Махновщина", переведенная едва ли не на все европейские языки и даже на эсперанто. Ее исполняют многие коллективы левацкой или попросту "неопределенно-бунтарской" ориентации - от панков до идейных анархистов, нередко "осовременивая" старые слова. Подобно анархистам из Познани, переделавшим текст на свой манер (в переводе с польского. - А.С.):

Махновщина, Махновщина

Показала, как сражаться…

Хватит слов о свободе,

Пора поднять кулак!

Прочь тиранию бюрократов,

Банков, армии, попов и мусоров!

С нами сторонники свободы,

Против только сукин сын!

Вспомни времена батьки Махно,

Когда силы в борьбе на исходе,

Как в степях Украины

Он бил белых и красных!

А вот мелодия все та же. И если внимательно прислушаться, опять вспоминаешь про "хлопців" и "криниченьку". Для этого есть немалые основания, и не только чисто музыкальные. Хорошо известно, что песня "Розпрягайте, хлопці, коней" была едва ли не походным маршем у махновцев.

А появилась она в Гуляйполе вроде бы случайно. По воспоминаниям жены Махно Галины Кузьменко, будто бы впервые ее там спел молодой учитель с Полтавщины Иван Негребецкий. Песню сразу же подхватили, со временем лишь добавив еще один куплет, более соответствующий революционному времени:

Запрягайте, хлопці, коней,

Годі вам вже спочивать,

Та й поїдем з Гуляйполя

Щастя й волю здобувать.

…"Махновщина, махновщина". Песня, легендарно рожденная и обратившаяся в легенду. Почему слышащиеся в ней неясные отголоски прежних надежд и трагедий живы до сих пор, далеко за пределами Украины? Потому что махновщина была, пожалуй, единственным более или менее удавшимся опытом реализации либертарианских идей народной войны и общественной самоорганизации. Удавшимся, но оказавшимся чрезвычайно хрупким и недолговечным. Его тщетно пытались воспроизвести каталонские романтики середины 1930-х гг., раздавленные двумя тоталитарными жерновами. Мы и сегодня вдруг услышали о нем с французских улиц от одного из "желтых жилетов", предостерегавшего об опасности инфильтрации в это подчеркнуто беспартийное движение радикалов и левого, и правого толка: "Достаточно вспомнить об ордах Троцкого, которые сокрушили крестьян махновщины после того, как те помогли им избавиться от белых армий, поддерживаемых (уже в то время!) Западом. Такие вещи не забываются".

Вся новая и новейшая история Украины в ее признанных временных границах XVI–XXI вв. свидетельствует об отсутствии в нашем общественном сознании ощущения единой нации или государства, которые, как правило, подменялись проявлениями стихийного вождизма. Это и само славное казачество с бесконечной чередой конкурирующих между собой и с естественным ходом истории гетманов. И период атаманщины ("міщансько-отаманської демократії", по выражению Владимира Винниченко) времен Национальной революции 1917–1921 гг. И нынешние "партии", чьи лидеры возникают и реализуют себя не в систематической работе на более-менее ясной идеологической платформе, а на митингах, где прежняя спонтанность массовой стихии ныне лишь имитируется политтехнологическими схемами.

Нестор Махно в последние годы жизни

Махновщина ярко вписывается в это историческое панно, которое с полным правом можно считать оригинальным вкладом украинцев в европейскую политическую культуру. Возможно, не таким мощным, как наше песнетворчество - в культуру музыкальную, но все же весьма заметным. Своеобразие этого вклада можно ценить, им даже можно любоваться. Его можно даже считать полезным, но вряд ли конструктивным. Или, во всяком случае, достаточным для того, чтобы строить на нем свое национальное будущее.

Но исполняющаяся 25 июля 85-я годовщина со дня смерти Нестора Махно дает повод лишний раз обо всем этом задуматься. Не только вспомнить старые песни.