UA / RU
Поддержать ZN.ua

"Восточный вопрос": продолжение следует?

Издавна агрессивная политика Московского царства, Российской империи наиболее отчетливо проявлялась на двух направлениях: западном - балтийском и южном -черноморском. Россия веками стремилась подчинить/контролировать Центральную Европу, с одной стороны, завладеть проливами Босфор и Дарданеллы и нивелировать государственное значение Турции - с другой.

Автор: Владимир Газин

В широком понимании "восточный вопрос" охватывает проблемы международных отношений ХVІІІ - начала ХХ вв., связанные с постепенным, но неуклонным распадом Османской империи, национально-освободительным движением населявших ее народов, борьбой великих держав за раздел ее владений. В узком - это борьба Российской империи за владение стратегическими проливами Босфор и Дарданеллы, историческим центром православия Константинополем (Стамбул) и влияние на Балканах. Этот второй вариант "восточного вопроса" был и остается центром всей проблемы в целом.

Издавна агрессивная политика Московского царства, Российской империи наиболее отчетливо проявлялась на двух направлениях: западном - балтийском и южном -черноморском. Россия веками стремилась подчинить/контролировать Центральную Европу, с одной стороны, завладеть проливами Босфор и Дарданеллы и нивелировать государственное значение Турции - с другой. На балтийском направлении такая же судьба была уготована Речи Посполитой - могущественной державе Центральной Европы в эпоху раннего нового времени.

Термин "восточный вопрос" впервые был использован в 1822 г. на Веронском конгрессе Священного Союза при обсуждении вопроса национально-освободительного восстания греков в 1821-1822 гг. против Османской империи. Однако досье военно-политических целей агрессивных планов Российской империи сформировалось раньше - в период российско-турецких войн 1768-1774, 1787-1791, 1806-1812 гг. Утверждаясь на берегах Черного моря, Россия добилась права прохода своего торгового флота через Босфор и Дарданеллы, которое впервые было зафиксировано Кючук-Кайнарджийским миром в 1774 г. Вскоре такое же право было озвучено российско-турецким союзным договором 1799 г. и для военных кораблей. Как выяснилось, это было только начало длительной борьбы за владение над проливами и Константинополем как вселенским центром христианства восточного обряда -православия.

Продолжение военного давления на Турцию в ХІХ в. свидетельствовало об усилении интереса Петербурга к "восточному вопросу". За российско-турецкой войной 1806-1812 гг. последовала война 1828-
1829 гг. Порта вынуждена была подписать Адрианопольский мир 1829 г., по которому Россия получила ряд новых привилегий на территории Турции.

Окрыленный успехом, император Николай І в 1853 г. пришел к окончательному решению закрыть "восточный вопрос". Планы были далекоидущие. Захват проливов ставил все страны Черноморского бассейна под контроль России. А сама Турция фактически становилась вассалом России. Это стало вызовом великим державам Европы, поскольку нарушалось равновесие сил в стратегическом районе - Восточном Средиземноморье. И на месте разбитой Турции возникла могущественная антироссийская коалиция в составе Великобритании, Франции и Сардинского королевства, которые расценили действия России как наступление на их интересы, посягательство на доминирование не только в Европе, но и в мире. Разгром России в Крымской (Восточной) войне показал абсолютную гнилость монархии, ее военной мощи, которая осталась в прошлом - эпохе Наполеоновских войн. Унизительное поражение дало толчок реформам крепостнической системы, а "восточный вопрос" вернуло на исходные позиции.

Вгоды "восточного кризиса" в 1875-1878 гг. и победной (но с немалыми человеческими потерями) для России войны 1877-1878 гг. с Турцией идея контроля проливов снова стала ключевой. Статьи Сан-Стефанского мирного договора подтверждали большую роль Петербурга в освобождении от турецкого гнета балканских народов, которые воспринимали Россию как освободительницу, несущую свободу. Эта праведная сторона военной акции широко рекламировалась, работала на создание положительного имиджа России на Балканах. Вторая, тайная, неафишируемая, была направлена на достижение целей "восточного вопроса". Она и заставила великие державы пересмотреть на Берлинском конгрессе 1878 г. статьи Сан-Стефано. Там Россия оказалась в полной изоляции. Великобритания усматривала угрозу своим владениям в Египте и на Ближнем Востоке, на пути в Индию через Суэцкий канал. Ее поддержала Австро-Венгрия, которую пугало появление России на Балканах. Рейхсканцлер Германии Отто фон Бисмарк, заняв позицию примирения участников конфликта, открыто демонстрировал, кто и кем стал в Европе. Да и разрушать союз трех императоров 1873 г. было не время. Петербург, очевидно, не учел, что последствия Крымской войны были еще слишком свежи, материально и морально.

Немецкая юмористическая карта Европы, 1914 г.

Итоги Берлинского конгресса оказались для России неутешительными, а вера балканских политических элит в то, что "в небе бог, а на земле Россия", была значительно подорвана. Министр иностранных дел России князь Александр Горчаков назвал Берлинский конгресс "самой черной страницей" в своей служебной карьере. Для империи Романовых он стал новой остановкой на пути к достижению поставленных целей.

Первая мировая война, в которую Россия вступила на стороне Антанты, вселяла надежду на успех. Наконец впервые удалось добиться поддержки и согласия на реализацию сокровенных желаний от постоянных противников российских планов - Великобритании и Франции. Антантовские секретные соглашения 1915 г. и Сайкса-Пико 1916 г. предусматривали передачу Стамбула и Босфора и Дарданелл Российской империи. Россия как никогда была близка к реализации "восточного вопроса". Но вышло не так, как хотелось. Из-за системного краха - поражение в войне, развал Восточного фронта, Февральская революция и большевистский переворот - планы России рухнули. И хотя советское правительство отменило договоры о разделе Турции, однако оно унаследовало "восточный вопрос", как многое другое, что виделось ценным для новой империи.

После 1917 г. "восточный вопрос" не исчез, а только временно видоизменился. И на Лозаннской конференции в 1923 г., где советская делегация была допущена к обсуждению вопроса режима черноморских проливов, и на конференции о режиме черноморских проливов в швейцарском городе Монтре 1936 г. он выступал в форме урегулирования судоходства по линии Черное-Средиземное море. Советский Союз, добиваясь там льгот и привилегий в пользовании черноморскими проливами, защищал свои государственные интересы, что в целом было правомерным актом. Это тот случай, когда нормальная позиция диктовалась бессилием, а не осознанием необходимости действовать в рамках правового поля.

С началомВторой мировой войны "дружеский тандем", в котором Адольф Гитлер был ведущим, Иосиф Сталин - ведомым, стремился как можно больше получить от тайных протоколов к Пакту о ненападении. Не секрет, что на все территориальные приращения Сталин получал "добро" Гитлера, который союзом с СССР обезопасил себя от атаки со стороны Великобритании и Франции. Однако дружба обоих диктаторов могла существовать только в период перманентных захватов чужой территории обеими сторонами.

С аннексиями, агрессиями, разрушением государственного порядка, установленного после 1918 г. в Европе, аппетиты Гитлера и Сталина росли. Обеспокоенные усилением друг друга, диктаторы прибегли к политическому покеру, пытаясь выиграть дебютную партию. Оба понимали, что главная битва впереди: на кону стояло мировое господство, в борьбе за которое никак не могли разойтись две великие тоталитарные державы. Значительное усиление одной стороны серьезно беспокоило другую. Это особенно проявилось в ходе аудиенции Вячеслава Молотова у Адольфа Гитлера и Иоахима фон Риббентропа в Берлине в ноябре 1940 г. Чтобы выяснить намерения Кремля, Гитлер предложил СССР присоединиться к Тройственному пакту. Молотов соглашался (очевидно, имел на это согласие Сталина), но при условии учета Берлином интересов Москвы на Балканах, в районе Черного моря и окончательного урегулирования "финского вопроса". Впоследствии советские историки утверждали, что Гитлер и Риббентроп вели двойную игру: имели в виду одно, а говорили совсем другое. Может, и так. Но что Сталин хотел ввести войска в Болгарию, захватить часть Турции, а именно черноморские проливы, - это однозначно. Чрезмерное усиление СССР отнюдь не входило в планы Гитлера.

После 1945 г. Сталин продолжал педалировать "восточный вопрос". На Потсдамской конференции, недовольный результатами Второй мировой войны, он предъявил территориальные претензии Турции, требовал военно-морской базы в Дарданеллах и настаивал на совместной советско-турецкой обороне черноморских проливов. Но это можно было сделать только ценой большой войны, которая, как он понимал, закончится не в пользу СССР. В течение своего существования СССР никогда не был готов решиться на полномасштабную войну против США. Выстреливая нотами угроз, доводил дело противостояния до предела… и отступал. Так было во время двух Берлинских (1948-1949 и 1958-1963 гг.) кризисов и Карибского 1962 г.

В 1946-1947 гг. попытки давления на Турцию продолжались. Стремление Сталина получить некоторые итальянские колонии и создать плацдармы в Средиземном море и Северной Африке, бесспорно, были связаны с проливами. Все они наталкивались на категорическое сопротивление Запада. А обвинить в чем-то Турцию, которая хорошо усвоила уроки Первой мировой войны и не участвовала во Второй, было нереально.

Хотя Никита Хрущев после 1953 г. уверял в отказе от сталинских территориальных посягательств, "восточный вопрос" продолжал волновать кремлевских вождей. В частности, среди многочисленных вариантов гибели 29 октября 1955 г. в Севастополе линкора "Новороссийск" есть версия, что его вместе с командой взорвали спецслужбы КГБ, чтобы обвинить Турцию, подвергнуть ядерной бомбардировке Стамбул, завладеть проливами. Но воспрепятствовала американская военная эскадра, которая тогда же вошла в стамбульский порт. Такая версия полной трагизма акции, задуманной в стиле Гливицы и Майнилы, думается, более правдоподобна, чем все остальные. Да и афганскую войну Кремль вел не только потому, что отсутствие социалистической революции компрометировало теорию перехода от капитализма к социализму - нужно было практическое подтверждение перманентности процесса. На дне политики, очевидно, скрывался "восточный вопрос". Недаром Прикарпатский военный округ был чуть ли не самым мощным из всех внутренних. Вследствие встречных ударов со стороны Персидского залива и через Румынию и Болгарию под контролем СССР оказывались не только ближневосточная нефть, но и Стамбул (Константинополь) и проливы. На таком сценарии развития событий поставило точку политическое и стратегическое поражение в Афганистане.

События после 1991 г. подготовили условия реанимации "восточного вопроса". Травмированное развалом СССР, российское имперское сознание было не готово к демократизации и обновлению общества. С начала ХХІ в. ельцинское топтание на месте выплеснулось в поворот к имперской политике во всех сферах жизни. Реакция внутри страны обернулась агрессией вовне, что, кроме прочего, проявилось в аннексии Крыма и российско-украинской войне. Первоначальная растерянность мирового сообщества перед неожиданным разрушением Москвой договорно-правовых оснований действующего международного устройства, сменилась консолидацией сил демократии и свободы, формированием антироссийской коалиции, основанной на экономической мощи Запада.

Многострадальный Крым, в котором за сотни лет густо замешаны различные нации, этносы, их история, обычаи, культура, религии, снова становится узлом разногласий между Востоком и Западом, горячим объектом на карте мира, Храмовой горой, разъединяющей народы и страны. Независимая Украина, нисколько не заинтересованная в межэтнической вражде, географически, экономически, политически, культурно связанная с Крымом, могла служить гарантией спокойствия и стабильности в Черноморском бассейне...

Аннексия полуострова оживила "восточный вопрос". О нем заговорили сторонники "Русского мира". Для них Стамбул (Константинополь) - снова центр, обладающий чудодейственным скипетром покровителя православия и всего "Русского мира". Для большего веса они хотят опереться на авторитеты прошлого, в частности Федора Достоевского, который условием единения всего славянства "под крылом" России считал овладение Константинополем. Извлеченная из хлама веков, старая идея востребована как оружие в борьбе против Запада, за победу хозяев Кремля.

В таких обстоятельствах Крым переформатируется в символ империи, ее сакральность, плацдарм пространственного движения на Восток и Запад. Есть империя - есть Крым. И наоборот. Уже сейчас полуостров превращается в мощную военную базу РФ. Не вызовет ли этот рост напряженности во всем Черноморском да и Средиземноморском бассейне? Существует правило, согласно которому накопление энергии агрессии на одном полюсе приводит к адекватному ответу на противоположном, что объективно создает угрозу военного конфликта. Как известно, все попытки решить "восточный вопрос" заканчивались кровавыми войнами. Сегодня как никогда снова стоит вопрос: кто и зачем пытается направить ход истории по замкнутому кругу?

Закончу статью большой, но очень точной цитатой Дмитрия Донцова из политологической работы "Підстави нашої політики" (Вена, 1921 р.): "Одні виступали зі "здоровими формами" російського державного будівництва, що мали врятувати Європу. Другі лічили світ російською "общиною" або бачили свою місію у визволенні слов'янства (білі інтернаціоналісти) або у "визволенні" світового пролетаріату (червоні), треті - в теократичнім ідеалі морального відродження людськості через Росію. Одні марили про "Москву - третій Рим", другі - про Москву - столицю третьої Інтернаціоналі. В деталях своїх думок різнилися поміж собою ідеологи російського месіянства, але всі міцно та непохитно вірили, що російський народ, хоть і ремствуючи, хоч і не все добровільно, а поведе за собою, як віслюк під заохочуючі оклики своїх погоничів, всі інші народи на зустріч хоч і незнаній, але великій будучині, в котрій мерехтіли в очах політичних маняків то нова civitas dei, то російський хрест на святій Софії [Константинопольський], то "соціалістіческое атечество"…