Под политикой "умиротворения агрессора" принято понимать стремление западноевропейских демократий в конце 1930-х гг. достичь компромисса с нацистской Германией и фашистской Италией, чтобы любой ценой не допустить войны. Собственно, именно так политику Лондона представляла советская пропаганда, добавляя, что консервативное правительство Невилла Чемберлена с 1937 г. проводило ее для недопущения усиления роли СССР в европейской политике или даже направления агрессии нацистов на восток. Частично такая формулировка верна, однако само явление чемберленовского "умиротворения" требует более полного понимания, поскольку его идеологические истоки коренятся в принципах европейской внешней политики ХІХ в.
Политика "умиротворения агрессора" в 1930-е гг. оказалась рудиментом из тех времен, когда монархи не нуждались в согласии парламентов для освящения своих внешнеполитических действий, а дипломаты составляли замкнутую касту. Первая мировая война сделала народы настоящими субъектами международных отношений, и не считаться с позицией своих подданных не могли даже самые могущественные монархи. Поэтому в международных отношениях уже во время Парижской конференции 1919 г. пресса приобретает такое мощное влияние, которого она до тех пор не имела, и значение общественных настроений во внешней политике оценили политические круги всех стран Европы. Собственно, после Великой французской революции европейские монархи боялись, что непонимание их подданными внутриполитических шагов может свергать монархии. После Первой мировой стало очевидно, что непонимание обществом внешнеполитического курса власти может привести к революциям, примером чего были Россия, Германия и Австро-Венгрия. Поэтому консервативные круги западноевропейских демократий начали проявлять стремление, чтобы внешняя политика контролировалась только властными кругами, и необходимость "элитарности" дипломатии была очевидной для общественных масс.
Недаром Великобритания и Франция стремились всеми способами избегать доведения конфликтов на международной арене до военного разрешения, ведь войну надо было объяснить народу, мотивировать общество принять ее как должное. Поэтому война представлялась чем-то таким, что может вывести ситуацию из-под контроля. Но для согласования интересов и недопущения войны между государствами нужны были соответствующие международные институты. Лига Наций как наднациональная организация потерпела в 1930-х гг. полное фиаско, и это натолкнуло консервативные круги британской политики на идею заменить Лигу Наций прочным пактом самых мощных государств. Взгляды британских консерваторов частично совпадали с позицией А.Гитлера, который считал самыми надежными именно межгосударственные гарантии, предоставленные на двусторонней основе.
Британская дипломатия в начале 1938 г. оказалась под руководством консерватора лорда Галифакса, и он начал активно воплощать политику умиротворения. Она выглядела как попытка британской дипломатии достичь компромисса с нацистской Германией любой ценой, в том числе и ценой уступок в колониальных вопросах и предоставления Германии полной свободы действий в Центральной Европе. Первое было ответом на стремление А.Гитлера добиться возвращения Германии части колоний, потерянных ею после 1918 г. Идя на уступки, Великобритания могла ослабить свои позиции колониального и морского государства. Второе могло толкнуть Германию на усиление конфронтации с СССР и вбить клин в немецко-итальянские отношения. Кроме того, уступками агрессору Великобритания рисковала подорвать позиции своего союзника Франции, которая держалась на системе гарантийных союзов со странами Центральной Европы. Однако любая уступка нужна была Британии, чтобы обеспечить функционирование четырехстороннего пакта крупных европейских государств, на этом пакте и должна была держаться европейская внешняя политика. Поэтому Великобритании, возглавляемой консервативным правительством, нужен был "Мюнхен-1938". Который стал триумфом Гитлера и позором западных демократий.
Идею "Пакта четырех" после провала похожей попытки в 1933 г. начали вынашивать представители британской консервативной партии, которые сплачивались вокруг салона леди Ненси Астор ("Клайвденский клуб"). Он владел значительными медиа-ресурсами, в том числе и газетой "Таймс", а потому мог направлять общественное мнение. Леди Астор пользовалась немалой популярностью в британском обществе, поскольку была первой женщиной-депутатом Палаты общин. Клайвденцы разработали свое видение внешнеполитического курса страны, и оно заключалось в сближении с Германией и заключении пакта четырех великих держав; замораживании французских соглашений по Центральной Европе, прежде всего с СССР; и уступок Германии в колониальных вопросах. Однако они не были готовы пойти на предоставление Гитлеру полной свободы в Центральной Европе. В ноябре 1937 г. клайвденцам удается убедить премьер-министра Н.Чемберлена в необходимости встречи британского представителя с Гитлером, и на нее 16 ноября 1937 г. был направлен видный член клуба лорд Э.Галифакс. Результаты встречи оказались неожиданно провальными, Гитлер требовал полной свободы действий для Германии в Центральной Европе и за это готов был отложить свои колониальные требования. Подробности встречи стали достоянием общественности благодаря публикации в газете "Таймс", которая вызвала обеспокоенность Франции тайными отношениями британского союзника и негодование Германии неуместным обнародованием результатов переговоров. Министр иностранных дел Великобритании Э.Иден, который был противником сближения с Германией, развернул кампанию против позиции клайвденцев, и довольно успешно. Однако он был отстранен от должности уже в феврале 1938 г. Иден уходит в отставку, а его место занимает Галифакс, который и становится проводником политики "умиротворения агрессора". Позицию Клайвденского клуба поддержал и Н.Чемберлен.
Внешнеполитическая деятельность Н.Чемберлена свидетельствует, что он был романтическим сторонником идеи "европейского концерта" при равновесии в отношениях между великими державами. Для Великобритании гарантией такого "концерта" могло быть только закрепленное многосторонними международными договорами участие Лондона в предоставлении гарантий малым державам. Собственно, "европейский концерт" XIX в. строился на принципах, заложенных еще министром иностранных дел Франции Ш.-М.Талейраном. Поэтому для Чемберлена большой интерес представляла гарантийная миссия в Мюнхене 28 сентября - 2 октября 1938 г. Он радовался "миру на 25 лет", привезенному из Мюнхена. Этот "мир" был для Чемберлена гарантией успеха политики создания европейского пакта четырех великих держав. Политик и не заметил, как свел этот "мир" на нет уже во время Первого Венского арбитража 2 ноября 1938 г., когда Великобритания самоустранилась от участия в венгерско-чехословацком споре. Можно только догадываться, надеялся ли сам идеолог умиротворения, что Венский арбитраж и самоустранение от него Великобритании и Франции станут для Германии и Италии базой сближения. Дальше – больше: Германия отказалась рассматривать Великобританию как субъекта политики в Центральной Европе. Британия искала возможность обеспечить себе место в Центральной Европе в гарантийных договорах с Польшей и Румынией в апреле 1939 г. и переговорах с СССР в Москве на протяжении лета 1939 г. Однако все схемы гарантий Чемберлен рассматривал только как составляющую германско-британского сближения, а Германия на этом спекулировала.
Чемберлен не учел, что он имел дело с совершенно другими Германией и Италией, чем Меттерних. Ко второй половине 1930-х гг. это были национальные государства с высоким уровнем мобилизации и концентрации национального капитала. У наций были сверхвысокие степени ожидания от своих вождей. Гитлер дал возможность немецкой нации ощутить вкус национального подъема. Поэтому внутренние обязательства фюрера означали для него больше, чем внешние для любого европейского государства во времена министра иностранных дел Австро-Венгрии Меттерниха. Нация была в большей степени готова воевать, чем пережить позор компромисса, а любой компромисс ею воспринимался как позор.
Германия казалась Великобритании значительно меньшим злом, чем СССР, поскольку идеологически А.Гитлер брал на себя суперобязательства только перед немецкой нацией, а СССР идеологически декларировал обязательства перед всем классом пролетариата, независимо от национальности и гражданства. Соответственно, как казалось Чемберлену, аппетиты А.Гитлера могли достигать только реставрации международных позиций Германии до заключения Версальского договора и объединения всех немцев в едином государстве.
Послемюнхенские успехи Гитлера объяснялись небольшой "костью", которую он дал Великобритании в виде франко-немецкого договора от 6 декабря 1938 г. По этому договору Германия признала границу между двумя государствами и гарантировала ее незыблемость. То есть Гитлер как политик, последовательно выступавший за ревизию Версальского договора, публично отказался от ревизии одной из его ключевых территориальных составляющих - вопроса Эльзаса-Лотарингии. Это окрылило сторонников умиротворения, давало им надежду на возможность договориться c немецким фюрером и искать с ним общие интересы и позиции. Великобритания в Гитлере усматривала гаранта незыблемости устройства Европы, господства национальных государств, гарантирования национального суверенитета народов Европы в рамках существующих государственных образований и, соответственно, гарантию, что границы ареала расселения наций будут территориальными границами вмешательства государств в общественные процессы. То есть немецкая политика нацизма создавала иллюзию отказа от вмешательства в жизнь других наций, если их интересы и поведение не будут противоречить национальным интересам немцев. Собственно, нацизм давал наивные перспективы противодействия распространению коммунизма в Европе и стремлению советского руководства активно вмешиваться во внутренние дела других государств на основании задекларированных Коминтерном и советской идеологией принципов классовой солидарности. Примеров такого вмешательства было немало, и именно Великобритания наиболее пострадала от такого вмешательство в 1925 г., когда СССР тайно оказывал материальную поддержку бастующим британским шахтерам. Германофильство британских консерваторов, по мнению Чемберлена, должно было заложить предпосылки европейского единения и создания "концерта" в противоположность разрушительной советской идеологической экспансии.
Романтические намерения Чемберлена натолкнулись на "глобальность" национальных интересов Берлина, которую олицетворяла позиция Гитлера. Недаром лейбористы спрашивали премьера, читал ли он "Майн Кампф". Гитлер стремился играть самостоятельно, принимать глобальные решения без чьего-либо участия и ни с кем их не согласовывая, а потому идея чемберленовского "концерта" была изначально провальной. Немецкий лидер, понимая фанатичную преданность Чемберлена этой идее, в течение 1939 г. постоянно спекулировал на ней.
Действительно, итальянская и британская политика не были достаточно скоординированы, и идеи нового Мюнхена страны вынашивали каждая по отдельности, что, собственно, играло на руку Гитлеру, поскольку давало ему возможность продолжать свою политику свершившихся фактов. При этом свершившиеся факты подпитывали иллюзии коллегиального урегулирования кризисных вопросов, то есть чем больше Гитлер создавал кризисов, тем больше появлялось надежд у Чемберлена на "концертное" устройство Европы. Он даже в первые дни после нападения Германии на Польшу надеялся на разрешение этого кризиса в формате Мюнхена, но ожидания Чемберлена только вели мир к глобальной войне.
Чемберлен, очевидно, понимал, что Великобритания сформировалась как глобальная всемирная сила во времена политики Меттерниха в Европе и в политических обстоятельствах того периода, а потому пытался законсервировать те добрые старые времена. Однако мир изменился, Гитлер настроил немецкое общество на войну. Нацистов остановить могло только их поражение.