UA / RU
Поддержать ZN.ua

Украина–Польша: Тупик исторического диалога. Будет ли перезагрузка?

22 июля 2016 г. Сейм абсолютным большинством голосов принял резолюцию, в которой события украино-польского конфликта времен Второй мировой войны названы геноцидом. Польско-украинский политический диалог вокруг прошлого оказался в скверной ситуации: "Когда диалог невозможен? - Когда тебя не слышат".

Автор: Александр Зинченко.

22 июля 2016 г. Сейм абсолютным большинством голосов принял резолюцию, в которой события украино-польского конфликта времен Второй мировой войны названы геноцидом. Польско-украинский политический диалог вокруг прошлого оказался в скверной ситуации: "Когда диалог невозможен? - Когда тебя не слышат".

Почему резолюция Сейма не поможет примирению?

Ровно за два года до голосования в Сейме мне в руки попало письмо одной из украинских спецслужб: во время Майдана и сразу после него в Польше активизировались российские агенты влияния и пропагандисты, "разогревавшие" тему польско-украинского конфликта на Волыни и в Галичине. Некоторые факты мне были известны, некоторые - нет.

Тогда казалось, что постмайданный период мог стать благоприятным временем для примирения: уровень симпатий украинцев к полякам был традиционно очень высок, а поляков к украинцам - самым высоким в истории двух народов за все времена. Было также ясно, что долго это не будет продолжаться: приливы энтузиазма всегда сменяются отливами разочарований. Надо было действовать динамично…

Украинский институт национальной памяти предложил Кабмину концепцию преодоления конфликта памяти, для чего необходимы: совместное чествование жертв конфликта; совместное осуждение преступников; совместная площадка для диалога историков; совместное осознание, что "все жертвы конфликта - наши: не украинские или польские, а человеческие"; совместная Декларация памяти и примирения на уровне президентов; совместный День почитания памяти жертв конфликта и совместный памятник жертвам - "Здесь похоронена взаимная ненависть".

Семь раз упомянутое слово "совместный" - это не от недостатка синонимов, а от понимания, что трансформировать конфликт памяти можно только совместными действиями, в честном диалоге.

У поляков и украинцев - асимметрия памяти: украинцы не помнят то, что важно для поляков, поляки не знают вещей, важных для украинцев. Для украинцев трагедия - это огромного масштаба катастрофа, в Польше же это слово зачастую воспринимают как элемент оправдания: трагедия, мол, - результат не столько преступного намерения, сколько обезличенного фатума. "Отплатные акции" из польского словаря этого конфликта звучат оправданием мести тем украинцам, которые никогда не держали оружия в руках. Дискуссии историков до сих пор ведутся вокруг основоположных вещей: причин конфликта, его хронологии, фактографии, словаря.

Чтобы интенсифицировать диалог, Институты национальной памяти обеих стран восстановили встречи в формате Украино-польского форума историков. Очевидно, нужно было еще несколько лет и значительно больше усилий: совместных исследований, научно-популярных публикаций, выставок, публичных дискуссий.

Меня не покидало чувство, что мы движемся слишком медленно, и окно возможностей будет ограниченным. Уже тогда (в июле 2014 г.) сказывались динамичные процессы, переживаемые польским обществом. Однако польские коллеги и тогда, и позже просили не спешить: "Дорога напрямик - не кратчайшая, надо неспешно пройти этот сложный путь". Новоизбранный польский парламент отверг умеренные подходы и пошел напролом: политики отмели диалог как способ преодоления конфликтов памяти и избрали путь соревнования монологов.

У резолюции Сейма 22 июля - несколько недостатков.

Во-первых. Политики не должны голосованием устанавливать научные факты. Заявленное в резолюции Сейма количество жертв конфликта - "свыше ста тысяч". В сопроводительной записке к ней речь идет о 140 тысячах польских жертв. Во время дискуссии в Сейме 6 июля 2016 г. говорили о 220 тысячах. Вне сессионного зала от политиков можно было услышать и о 500 тысячах жертв.

Профессор Гжегож Мотыка, признанный авторитет и автор книги "От Волынской резни до операции "Висла" (2011), пишет: "…вследствие операций УПА польские потери достигли, вероятно, около 100 тысяч человек (причем, наверное, все же меньше, а не более 100 тысяч). Остальные гипотезы, предполагавшие гибель 150 или даже 200 тысяч жертв, не находят подтверждения ни в каких серьезных исследованиях, а их частое озвучение в СМИ можно объяснить, видимо, лишь стремлением к сенсационности".

Установление исторических фактов голосованием в парламенте, а не научными методами не только подрывает смысл научных исследований, но и вводит элементы цензуры, прокладывает путь к авторитарным политическим моделям. Такие решения ограничивают академические свободы и способствуют самоцензуре исследователей из-за элементарного опасения потерять работу, если твои выводы не совпадают с определенными властью.

Во-вторых. Политическая инфляция количества жертв является проявлением неуважения к тем, кто на самом деле погиб в противостоянии.

Кроме того, если Сейм не упоминает в резолюции количества украинских жертв этого конфликта, он делит граждан Второй Речи Посполитой на лучших и худших. С точки зрения международного права весь этот конфликт происходил между гражданами одного государства, с сентября 1939 г. оккупированного. Если польские граждане польского происхождения из Армии Крайовой, Батальонов хлопских, Национальных сил вооруженных убивали польских граждан украинского происхождения в Сагрыне, Павлокоме или Верховинах, то это означает, что одни польские граждане убивали других польских граждан. Ни в одном из выступлений в Сейме не прозвучали слова осуждения действий польского подполья, когда его деятели массово истребляли польских граждан украинского происхождения. В окончательной редакции резолюции для памяти о польских гражданах украинского происхождения нашлось лишь несколько слов. И их явно недостаточно, чтобы унять боль потери и чувство второсортности украинских потомков жертв этого конфликта.

В-третьих. В резолюции применены двойные стандарты в отношении тех, кто совершал преступления против гражданского населения, в зависимости от того, кого убивали, - украинцев или поляков.

Резолюция Сейма содержит определение этих событий как геноцид поляков. Но уничтоженные польским подпольем Сагрынь, Павлокома, Верховина, другие украинские села, если мерить такой меркой, ничем не отличаются от убитых украинским подпольем жителей Порицка или Воли-Островецкой.

Резолюция делает то, в чем некоторые польские политики все время обвиняют украинских: героизирует убийц гражданского населения: "Сейм выражает глубочайшую признательность солдатам Армии Крайовой, Самообороны Кресов и Батальонов хлопских, которые вступили в героическую борьбу ради защиты гражданского польского населения, а также призывает президента Польши отметить этих людей государственными наградами". Что же касается ответственных за преступления против польских граждан польского происхождения, то резолюция содержит определение вроде "украинские националисты". То есть речь идет об ответственности не конкретных преступников, а коллективной.

Этот конфликт памяти не удастся решить в одностороннем порядке, без диалога. Для этого нужно совместное чествование каждой невинной жертвы и, очевидно, больше времени и меньше предубеждений и манипуляций.

Но в Сейме звучат слова депутата Эльжбеты Боровской: "утверждение, что Украине нужно больше времени. […] Украина не нуждается в этом времени, чтобы понять, какими мучительными являются для нас эти события, почтить память и поляков, и украинцев, - она сейчас нуждается в том, чтобы воспитать новое молодое поколение бандеровцев, что и делает все время!" Июльская дискуссия в Сейме хором большинства озвучивала желание научить и проучить: "Не бойтесь украинцев!", "Недопустимо, чтобы в Украине из преступников делали героев!", "Мы должны научить украинцев!"

Что происходит с польским обществом?

Польское общество находится в состоянии политической турбулентности. Усталость от восьмилетнего правления партии "Гражданская платформа" (PO), ряд предвыборных ошибок и скандалов, а также неудачная президентская и парламентская избирательные кампании привели к победе консервативной партии "Закон и Справедливость" (PiS). Политические вкусы молодежи все меньше базируются на ценностном наследии "Солидарности". Заметен рост симпатий к политическим движениям популистов Павла Кукиза и Януша Корвин-Микке.

Рост в польском обществе числа приверженцев правых взглядов послужил причиной конкуренции политических тяжеловесов за эту часть электората. А эта часть польского общества видит свое прошлое как прошлое народа величественных героев и святых жертв.

Отвечая на вопрос "Как вы оцениваете уровень жертв и страданий разных народов во Второй мировой войне?" во время исследования, проведенного компанией Pentor Research International, польские респонденты в 2009 г. ставили на первое место поляков, на второе - евреев, на третье - русских, на четвертое - немцев, на пятое - цыган, на шестое - японцев, и лишь на седьмое - украинцев. Китайцы, которые понесли наибольшие потери во Второй мировой, вообще не были упомянуты в этом перечне. Также польское общественное мнение не отметило и того, что украинские и русские жертвы значительно преобладают над польскими в этой войне. Польские жертвы оцениваются в 5,3 млн, украинские - от 7,5 до 8–10.

Недавно в популярном еженедельнике Do Rzeczy довольно известный гданьский историк Славомир Ценцкевич призвал: "…должны четко - равно как и Израиль - представлять собственную, национальную точку зрения. Иначе проиграем борьбу за место поляков как жертв двух тоталитаризмов". Не так важно, с кем и как будет происходить борьба за место жертвы. Важно то, что она является отображением комплекса жертвы.

Перемены в обществе отражает и динамика оценок того, кто был жертвой польско-украинского конфликта. Опцию "поляки и украинцы" в 2009 г. избирали 38% респондентов (Pentor Research International), в 2013-м - 9% (Центр исследований общественного мнения, CBOS).

PiS с давних пор обвиняла PO в недостаточном внимании к политике памяти как таковой. Политический айсберг перевернулся. Победа PiS означала, что и президент, и Сейм, и новое (первое с 1989 г. однопартийное) польское правительство интенсифицируют свою историческую политику.

17 ноября 2015 г. в Варшаве состоялась встреча президента Польши Анджея Дуды с историками, публицистами, руководителями учреждений науки и культуры, где он заявил о необходимости интенсифицировать "историческую политику" государства. На этой же встрече со стороны некоторых историков звучали призывы "отказаться от педагогики стыда".

Ранее один из идеологов новой исторической политики, новоизбранный сенатор Ян Жарин, в интервью порталу Prawy.pl призвал к "историческому наступлению", считая, что польская "историческая политика" раньше заключалась в том, чтобы "поляки утратили хорошее мнение о собственных предках и собственном прошлом".

Для заметной части польского общества вопрос "польской вины" щекотливый. Новый глава Института национальной памяти Польши Ярослав Шарек, выступая в июле в польском Сейме, ответил на вопрос оппозиционного депутата Михала Щербы о виновниках массового убийства евреев в Едвабно: "Исполнителями этого преступления были немцы, использовавшие в механизме собственного террора под принуждением кучку поляков".

Однако в 2003 г. тот же Институт национальной памяти Польши провел следствие и выяснил, что в овине живыми были сожжены 300 человек, а 40 - убиты раньше: "Установлено однозначно, что непосредственными исполнителями преступления 10 июля 1941 года в Едвабно была группа местных мужчин. Это произошло вследствие немецкого подстрекательства, на что указывают неопровержимые доказательства. Но известно, что немцы непосредственно в убийствах участия не принимали".

Раньше, в июне 2016 г., в Польше вступили в силу изменения в закон об Институте национальной памяти. Над независимым учреждением правительство установило политический контроль. Политический контроль над некогда независимыми учреждениями - часть не только "исторической политики". Эта тенденция распространяется и на публичные СМИ, и ряд других сфер. Хватит ли сил Институту национальной памяти Польши в новом статусе противостоять "политике исторического наступления" и задекларированному отказу от "педагогики стыда"?

Любопытно, что на этой волне в польский парламент был представлен еще один проект изменений в закон об Институте национальной памяти, которым предусмотрены, среди прочего, штраф или заключение до трех лет за публичное отрицание ряда преступлений "украинских националистов", в частности - отрицание соучастия украинских националистов в Холокосте: "Преступлением украинских националистов и украинских формирований, которые коллаборационировали с ІІІ Рейхом является также участие в уничтожении еврейского населения и геноциде граждан ІІ Речи Посполитой Польской на территориях Волыни и Восточной Малой Польши".

Вряд ли эта новелла будет принята и станет правовой действительностью новой Польши, но само появление таких предложений показывает направление мысли части польского политического класса: этим законопроектом не предлагалось наказывать за отрицание соучастия поляков в Холокосте.

Какой будет политика "исторического наступления" в отношении Украины, можно было предвидеть еще осенью 2015 г. из слов сенатора Яна Жарина. В уже упомянутом интервью он поставил под вопрос украинскую субъектность в диалоге: "Украинская нация не способна к саморефлексии без помощи Польши и поляков - такой помощи, в которой Польша и поляки говорят, что на Волыни и Восточной Малой Польше произошел геноцид".

Дворчик раздора

Особую роль в раздувании взаимного недоверия поляков и украинцев сыграл депутат Сейма Михал Дворчик. Именно он еще в начале года подал в польский парламент проект резолюции. Ее текст напоминал предложение PiS к предыдущей резолюции Сейма от июля 2013 г. Но тогда были приняты формулировки об "этнических чистках с признаками геноцида", что было неприемлемо для PiS. Но в 2013 г. эта партия не имела достаточного количества голосов.

Реакцией на появление проекта резолюции в начале лета стало обращение украинских президентов Леонида Кравчука и Виктора Ющенко, патриархов Филарета и Святослава, выдающихся интеллектуалов Ивана Дзюбы, Мирослава Поповича, Дмытра Павлычко: "Убийство невинных людей не имеет оправдания. Просим прощения за совершенные преступления и несправедливости - это наш главный мотив. Просим прощения и в равной мере прощаем преступления и несправедливости, содеянные против нас, - это единственная духовная формула, которая должна быть мотивом каждого украинского и польского сердца, желающего мира и согласия".

Михал Дворчик в эфире Польского радио 8 июня отреагировал на это письмо дословно так: "Первое, что в письме бросается в глаза, - это разница по сравнению с письмом, к которому любой из нас, силой обстоятельств, обращается мыслями, - польских епископов к немецким епископам. Тогда жертвы обратились к палачам со словами "прощаем и просим прощения". Здесь имеем диаметрально противоположную ситуацию, то есть палачи начинают с определения "прощаем и просим прощения".

Очень сложно принять логику польского депутата, называющего украинских иерархов, президентов, интеллектуалов "палачами". Однако спустя несколько дней он прибывает в Киев и говорит, что его словами манипулировали, что это неправда. Так когда он был искренним? В Польше - одни слова, в Украине - другие. А на пресс-конференции 20 июня Дворчик зачитывает письмо-ответ украинцам от депутатов Сейма. Среди прочего в нем есть и такие слова: "Разница между нами касается, однако, не прошлого, а современной политики исторической памяти. Проблемой является нынешнее украинское отношение к виновникам геноцида, совершенного против поляков в годы Второй мировой войны. В Польше на уровне государственном и самоуправления мы не чествуем людей, у которых на руках кровь невинных гражданских людей".

Относительно уровня самоуправления. Достаточно посмотреть на карту городка Грубешов, чтобы убедиться: утверждение, озвученное Михалом Дворчиком, расходится с действительностью - там, практически в центре города, есть улица имени Станислава Басая (Рыся). Именно этот герой польского подполья руководил акцией уничтожения украинцев в Сагрыни, Ласкове, Шаховичах и еще десятке с лишним украинских сел в марте 1944 г. Во многих населенных пунктах этому герою установлены мемориальные доски.

Относительно государственного уровня. Отряд Мечислава Паздерского (Шарого) 6 июня 1945 г. убил почти две сотни гражданских жителей украинского села Верховины. Президент Польши Лех Валенса еще в 1992 г. посмертно наградил Мечислава Паздерского Крестом национального военного чина и Партизанским крестом - очевидно, не за убийства украинцев, однако эти убийства награждению не помешали.

24 апреля в Варшаве состоялась церемония перезахоронения Зигмунта Шендзеляжа (Лупашка), известного преступлениями против белорусов и литовцев. В 1944 г. его отряд уничтожил литовских защитников и гражданское население села Дубингяй близ Вильнюса. В церемонии перезахоронения принял участие президент Польши Анджей Дуда: "Сегодня возвращается честь гордой Польши, Польши, которая низко склоняет голову и отдает дань своему великому сыну".

Подобные примеры можно приводить и далее.

В своих выступлениях Михал Дворчик призывает: "Отношения с Украиной должны опираться на правду". Эти слова почти повторяют другого поляка. 40 лет назад, в апреле 1976 г., Ежи Гедройц обращался к украинскому публицисту Ивану Кедрину-Рудницкому: "В интересах наших наций лежит нормализация отношений, которая требует говорить правду прямо в глаза - всю правду. Но только правду". Не половину, не какую-то часть правды, а всю правду - очень важное уточнение Гедройца.

За последние два десятилетия с украинской стороны неоднократно звучали заявления, в которых осуждались преступления убийц. Также было общее осуждение преступлений совместным заявлением парламентов обеих стран в 2003 г. Президенты Кучма и Квасьневский, Ющенко и Качиньский вместе склоняли головы над могилами жертв конфликта. Наконец, 8 июля 2016 г. президент Украины Петр Порошенко встал на колено под крестом жертвам Волыни в Варшаве. Однако жест остался практически незамеченным польскими СМИ, которые в тот день больше внимания уделяли точности перевода разговора президентов США и Польши на саммите НАТО. Позже президент Анджей Дуда заявил, что высоко ценит жест украинского коллеги, но польское общество извинений президента Украины не заметило.

Есть ли выход из тупика?

В совместной декларации президентов обеих стран 24 августа 2016 г. делается упор на важности продолжения польско-украинского исторического диалога. 13 сентября
2016 г. министры иностранных дел обеих стран Павел Климкин и Витольд Ващиковский во время встречи в Киеве заявили, что будут способствовать работе историков, исследующих польско-украинский конфликт.

В конце октября в Киеве состоится третья встреча Украино-польского форума историков. Ключевой темой встречи будут события на Волыни летом 1943 года.

Уже сейчас ясно, что работа форума необходима, но недостаточна. Для того чтобы все преступники были осуждены и названы поименно, для того, чтобы были найдены места массовых погребений жертв конфликта, необходимо создать постоянную совместную группу историков, которая проведет дополнительные полевые и архивные исследования. Необходимо собрать устную историю, отыскать места погребений, создать кодекс архивных документов из всех мыслимых и немыслимых украинских, польских, немецких, британских, американских, бывших советских архивов. Работы на несколько лет, для нескольких десятков исследователей. Но качественный результат будет возможен лишь при условии невмешательства политиков в работу ученых.

У историков есть шанс вывести диалог из тупика. Но сумма монологов не является диалогом.

Диалог отличается от дискуссии. Любая дискуссия - это соревнование аргументов, под давлением которых оппонент должен капитулировать. Любая дискуссия порождает ситуацию неравенства: всегда есть победитель и побежденный. Диалог предполагает, что ни один из его участников не может оказаться в роли побежденного. Для диалога важно не перетянуть другого на свою позицию, а услышать, понять и принять позицию другого. То есть услышать и понять мнение другого - это ситуация, когда все стороны диалога оказываются в позиции победителя.

Диалог - это возможность услышать и понять другую сторону.