Профессор кафедры истории народов стран СНГ Института истории СПбГУ Татьяна Таирова-Яковлева, - пожалуй, самый известный в нашей стране российский исследователь, специалист по истории Украины Нового времени.
Ее работы, книги печатаются и издаются не только на родине. После целой серии монографий и статей, посвященных истории раннемодерной Украины (в первую очередь - эпохи Руины), историк обратилась к более позднему периоду, который и сейчас можно назвать "мазепинским" и контраверсийным.
Подлинным прорывом стала изданная в 2007 году биография Ивана Мазепы (серия "ЖЗЛ"). Многие в современной России, что неудивительно, трактовали и трактуют эту книгу как политический заказ. Татьяна Таирова-Яковлева отмечала: "Иван Степанович Мазепа - личность настолько неординарная и многогранная, что для его изображения нужна вся палитра красок… читателю самому решать: осуждать или оправдывать этого человека". Очень важно, что петербургская исследовательница постоянно подчеркивает: именно Человека.
В рамках Международного фестиваля "Книжный Арсенал" в Киеве Татьяна Геннадьевна представила две новые книги, вышедшие весной этого года в киевском издательстве "Кліо": "Повсякдення, дозвілля і традиції козацької еліти Гетьманщини" (перевод с русского языка Татьяны Крышталовской) и "Инкорпорация: Россия и Украина после Переяславской Рады (1654–1658)".
В первой книге автор предлагает "здійснити мандрівку в мій улюблений світ української політичної еліти Нового часу. У світ людей, які керували величезним краєм упродовж двох з половиною століть". Отметим, этот мир многогранен: описываются малейшие нюансы повседневной жизни, одежда, кухня наших предков; немало уделяется внимания роли женщин в украинском обществе. Культура, изобразительное искусство, музыка, богословские споры, экономическая составляющая Гетманщины…
В книге "Инкорпорация…" (кстати изданной на русском языке впервые и именно в Киеве) Татьяна Таирова-Яковлева обращается к "истокам, к самому началу инкорпорации Украины в состав Московского государства", рассматривает "какие договоренности были достигнуты, как они трактовались сторонами и какие конкретные шаги по их воплощению в жизнь предпринимались в течение первых четырех лет после Переяславской Рады".
Корреспонденты ZN.UA задали ряд вопросов Татьяне Таировой-Яковлевой в уютном зале Музея Гетманства на Подоле накануне открытия "Книжного Арсенала".
- В украинской историографии долгое время бытовало мнение, что соглашение между Московским царством и Гетманщиной было "союзом равных". Справедливо ли это, на ваш взгляд? Ведь оба партнера находились в различных "весовых категориях". И они воспринимали этот союз по-разному: в Москве подданство понимали (как вы уже отметили в книге "Инкорпорация…") как "вечное холопство". Соответственно, и к Богдану Хмельницкому было отношение в таком же духе - в некоторых московских документах того времени он именуется "Богдашкой", в соответствии с традициями местной политической культуры.
- Скажем так: Гетманщина уже была очень серьезной политической организацией (другое дело, что очень сложно определиться с термином, как ее все-таки называть - ну, будем называть Гетманщиной). По крайней мере, с Речью Посполитой она могла заключать фактически равные соглашения; и Зборовский, и Белоцерковский договоры - договоры юридических лиц. С Московским государством также. Другое дело, было очень нечеткое понимание, о чем же идет речь. В Москве не понимали, о каких границах говорится и что такое "Малая Россия". Этот термин придумала украинская сторона и предложила включить его в титул царя. С украинской точки зрения, это был термин религиозный, распространявшийся на Киевскую митрополию. А в Москве было совершенно иное представление. Проблема заключалась в том, что две стороны, два юридических лица, договаривались с различных ментальных позиций и опирались на различные юридические традиции. И поэтому, когда договаривались, они, в общем-то, друг друга нечетко понимали. В этом была большая проблема.
Кроме того, обе стороны спешили. Украинская - поскольку находилась в катастрофической военно-политической ситуации и нуждалась в срочной военной помощи. Что касается московской - главной была идея патриарха московского Никона о религиозной войне, которую они собирались начинать. Это был первый шаг на пути к грандиозным планам царя Алексея Михайловича стать "вторым Константином" и освободить Константинополь от ига турок-осман.
- Царь Алексей Михайлович долго раздумывал, принимать ли Украину под "высокую государеву руку". А Богдан Хмельницкий даже угрожал напустить татар на Московию, если российский царь не решится…
- На самом деле, он угрожал, что примет подданство турецкого султана. А московская сторона, Алексей Михайлович (и я говорю об этом в своей книге, опираясь на факты), изменили свое решение и приняли Украину "под высокую государеву руку" именно из-за позиции патриарха Никона, увлеченного идеей освобождения держав и земель православного мира.
- В книге об Иване Мазепе, где речь идет о переходе украинского гетмана к шведам, вы анализируете причины его нерешительности в этом вопросе, его противоречивые действия. Могло ли одной из причин быть то, что гетман слишком привязался к плодам своих трудов? Ведь, по сути, Московское государство, ставшее затем Российской империей, в значительной степени развивалось и эволюционировало благодаря и его усилиям.
- Плодами его трудов стали не только Российская империя (хотя и Российская империя тоже), но и украинское барокко, и процветающая экономически Гетманщина. И мне кажется, поставить на карту все это, конечно, было очень тяжело. Любой человек привязывается к плодам своего труда. Это абсолютно естественно. Он стоял перед трагичным и, подчеркну, очень страшным выбором. Я никому в жизни такого не пожелаю. И я не сомневаюсь, он поступил достойно.
- Мазепа, пишете вы, фактически руководил внешней политикой Москвы на западном и южном флангах зарождающейся империи…
- Безусловно. Это как раз то, что очень не нравится многим моим коллегам в России. Вы знаете, когда осенью прошлого года меня не избрали членом-корреспондентом РАН, один из академиков высказал претензии, что я написала книгу о Мазепе - "слишком хорошую". Многим это не понравилось.
- В интервью вы признаетесь, что симпатизируете тем или иным историческим персонажам. Насколькотяжело писать о личностях, к которым вы испытываете симпатию, при этом "не ведая ни жалости, ни гнева"?
- Наверное, это самое сложное. У историков две главные сложности. Первая - признавать собственные ошибки. Я в своей книге исправляю ошибки, которые в свое время допустила в первой книге. Утверждаю, что я ошиблась, неправильно понимала некоторые вещи. И эти ошибки исправляю.
А вторая - писать нелицеприятные вещи о герое, который тебе симпатичен. Наверное, таким очень неприятным для меня моментом была история подписания Иваном Выговским договора с Богданом Хитрово (в феврале 1658 года И.Выговский был избран гетманом Украины; под нажимом кремлевского дипломата допустил присутствие воевод–московитов в семи городах Украины, в том числе в Чернигове, Полтаве, Переяславе, - С.М., Ю.Р.). Этот договор был в какой-то степени сдачей основных принципов автономии украинского гетманства. Выговский пошел на это ради власти. Другое дело, что эта договоренность не состоялась - уже совсем по другим причинам. Но, тем не менее, такой документ есть. Он очень интересен, в целостном виде я его впервые введу в научный оборот - хотя о нем писали и раньше, о нем говорил и Михаил Грушевский, и другие историки. Но они его как-то не до конца оценили. Возможно, потому, что пользовались изданием "Актов Юго-Западной России", подготовленным Николаем Костомаровым, который издал этот документ с большими ошибками. И лишь подержав его в руках "живьем", я вообще поняла его смысл. Выговский был одним из моих любимых гетманов - и вот тут у меня, конечно, случилось серьезное разочарование. Если бы не то, как он закончил свою жизнь, я бы, наверное, ему не простила подписание такого документа.
- Когда вы пишете научную работу, там просто необходимы ссылки, строгость в изложении, складывается впечатление, что это трудная и кропотливая работа. Но она все равно вам нравится. Но вы редкий пример, когда ученый хорошо владеет слогом. Мы знаем блестящих ученых, у которых возникают проблемы, как донести до широкой аудитории свои знания.
- Вы знаете, очень сложно написать научную книгу, чтобы она была читабельной. Я вижу у своих коллег очень интересные работы, но ты сам - имея немалый багаж знаний по данной теме - только в энный раз вчитываешься и понимаешь, что он на самом деле имел в виду. Очень сложный язык, построение предложений, и потому я продумываю, что именно хочу сказать; много уделяю внимания, как выстроить все, что я хочу сказать. Когда я писала "Инкорпорацию…", различные ее фрагменты, я проговаривала их на лекциях со студентами, на крупных научных конференциях. Проговаривая, ты что-то осмысливаешь, возникают вопросы, уточняются формулировки. И, в конечном итоге можно подать все осмысленно. Например, в 1-й главе "Инкорпорации" много важных вопросов, которые я попыталась представить читателю сжато и доходчиво. И за всем этим стоит колоссальный труд…
- В архивах каких стран вам легче работать?
- Сложнее всего работать в России. Если сравнивать, то в Польше - просто сказка… Приходишь - и тебе абсолютно все выдают, можно все это копировать. Другое дело, что московские архивы - абсолютно золотой кладезь. Но там много проблем, чисто технических. Приходишь и говоришь, что нужно изучить такое-то дело, тебе отвечают: "Оно в очень плохом состоянии, не выдается. Сейчас денег на реставрацию нет, может быть эдак лет через 100–200". Но через 100–200 меня не устраивает, и начинаешь придумывать какие-то ходы, пытаешься договариваться с директором, его заместителем: может быть, это дело принесут в кабинет, и в их присутствии разрешат немножко полистать. Или какое-то дело лежит в хранилище последние 15 лет, и никому не выдается. И ты идешь к хранителю и договариваешься уже на месте его посмотреть. Самая потрясающая последняя находка (о которой я готовлю статью в "Украинский исторический журнал") - библиотека Самийла Величко, или, точнее, - то, что от нее осталось - 12 книг (хранится в Москве).
- Татьяна Геннадьевна, в 2004 году вы нашли уникальный Батуринский архив. Считалось, что он сгорел в 1708 году. Насколько эта находка заинтересовала российских историков, повлияла на их поиски, взволновало ли их это событие?
- Я была в шоке… Но какой-либо реакции моих коллег практически не последовало.
- Было ли желание у ваших коллег окунуться в эту тему, искать, находить новые свидетельства об этом периоде? Возможно, эта тема их не интересовала, им было все ясно, но она открывала нечто новое и, можно сказать, "опасное"?
- Батуринский архив уже опубликован целиком в России.
- Теперь, мы надеемся, что стараниями Веры Соловьевой вы будете публиковать его и в Украине, в издательстве "Кліо"? Расскажите нам эту детективную историю…
- Когда начинаю заниматься какой-либо темой, понятно, что обращаюсь в первую очередь к источникам. Возьмем 1654 год. Тысячи и тысячи историков писали о Переяславской Раде. К сожалению, и так бывает часто, многие из них переписывали одни и те же цитаты. И когда начинаешь искать оригинал, оказывается, что при цитировании вкралась ошибка. Cергей Соловьев - выдающийся историк, живший в XIX веке. У него не было ни компьютера, ни печатной машинки. Он выписывал пером фрагменты каких-то документов. И технически ошибся - что-то неправильно переписал или пропустил. Потом историки 150 лет переписывали цитаты по Соловьеву и допускали те же ошибки, зачастую добавляя новые. Таких примеров очень много. И потому, когда я начинаю заниматься каким-то интересным мне сюжетом, сначала ищу первоисточники и все проверяю. Так же было и с Иваном Мазепой. Я понимаю, что надо увидеть какой-то комплекс документов несколько с иной стороны. Поэтому я стала изучать литературу и наткнулась на сведения о том, что в начале XX века часть Батуринского архива была обнаружена в Петербурге. Да, в 1920-е годы ряд архивных коллекций был утерян, но слава Богу, не в Петербурге. Коллекции в моем городе не сгорели даже во время войны, несмотря на блокаду они сохранились. Просто перемещались по различным архивам довольно хаотично, потому и сложно что-то найти. И когда я на четвертом витке поиска пришла в архив Института истории и стала искать Батуринский архив, мне ответили: "Да, конечно же, у нас есть, все же его знают, еще в XIX веке он издавался". Для хранителя, конечно, понятно: да об этом все знают! Я начала его публиковать. Но никто не интересовался почти 200 лет! Абсолютно такая же история была и с библиотекой Самийла Величко. Ярослав Дзыра написал, что в Москве, где-то в архивах, хранится библиотека Самийла Величко. Я начала искать, просматривать коллекции старопечатных книг всех архивных собраний Москвы. Спасибо известному украинскому архивисту Геннадию Боряку, он подсказал мне: книга хранится в архиве, но не в библиотеке. И тогда я решила сосредоточиться на архивах. В очередной раз пришла в архив старопечатных собраний, к замечательному хранителю Булычову, и спрашиваю: у вас случайно нет книг с автографом Самийла Величко? Он отвечает: "Да, конечно, есть, лежит 12 книг…". И у меня опять шок. Одна из книг вообще в единственном экземпляре сохранилась. Хранитель сказал, что смотрел: "Да ничего интересного, так себе - панегирик…". Это проблема хранителей, архивистов и историков. Мы живем на разных планетах.
- Вы сказали, что пишете роман, художественное произведение. Мы все понимаем разницу между научной работой и научно-популярной литературой. Где, на каком "поле" вам интереснее работать?
- Я люблю все. Во-первых, я люблю эпоху. И это важно. Поэтому мне интересно о ней писать в разных стилях. В том числе и в научно-популярном ключе, как о повседневной жизни казацкой элиты Гетманщины. Чтобы привлечь новых читателей, рассказать, что я люблю, что знаю. Да, это более популярный вариант, и потому там присутствуют отсылы к Николаю Гоголю, например, чтобы приблизить эпоху к читателю…
Выражаем признательность главному редактору киевского издательства "Кліо" Вере Соловьевой за организацию интервью и помощь в подготовке материала.
Справка ZN.UA
Татьяна Таирова-Яковлева в 1989 году окончила исторический факультет Ленинградского государственного университета.
В 1990–1991 гг. - аспирантка Канадского института украинских студий (CIUS).
В 1994 г. защитила кандидатскую диссертацию в Институте истории Украины НАН Украины.
В 2004 г. защитила докторскую диссертацию в Санкт-Петербургском государственном университете.
С 2003 г. преподает на историческом факультете СПбГУ. Ныне - профессор кафедры истории народов стран СНГ Института истории СПбГУ. Директор Центра по изучению истории Украины Института истории СПбГУ. Награждена украинским орденом княгини Ольги III степени.
Автор 9 монографий, 4 публикаций источников и более 150 статей по истории Украины раннего Нового времени (на русском и украинском языках), в том числе:
"Гетьманщина у другій половині 50-х років XVII століття. Причини і початок Руїни". К., 1998;
"Руїна Гетьманщини: від Переяславської ради-2 до Андрусівської угоди (1659–1667 рр.)". К., 2004;
Мазепа. Серия "ЖЗЛ", Москва, 2007;
"Іван Мазепа і Російська імперія. Історія "зради". К.: "Кліо", 2012;
"Гетьмани України. Історії про славу, трагедії та мужність". К.: "Кліо", 2015;
"Повсякдення, дозвілля і традиції козацької еліти Гетьманщини". К.: "Кліо", 2017;
"Инкорпорация: Россия и Украина после Переяславской Рады (1654–1658)". К.: "Кліо",, 2017.