Сначала немного личного. В июле 1991-го я получил назначение в Париж, на должность постпреда УССР при ЮНЕСКО. Вскоре грянул московский путч, и у нас начались перемены. Все еще было зыбко и неясно, но помню, как меня поразила одна внешне вроде бы совсем незначительная деталь. Как-то зайдя к знакомому в только что бывшее советским и быстро становящееся российским Торгпредство, я увидел на стене доставленный из Москвы настенный календарь. С первого взгляда на него можно было легко догадаться, какой великодержавный оборот принимает происходящий на наших глазах исторический сдвиг. Под написанным древнеславянской вязью заголовком "Правители России" шел длинный список, начинавшийся от Олега и Святого Владимира и заканчивавшийся Михаилом Горбачевым. С единственной сноской: "В …. (не помню сейчас) году столица была перенесена из Киева во Владимир". Это было до Беловежской пущи, потом конец списка, конечно, отредактировали. Но каким образом - могу только догадываться, так как в помещение Торгпредства, как и в бывшее советское посольство, нас вскоре пускать перестали…
Cегодня воинственный Владимир-креститель возвышается перед Кремлем, а Херсонес объявлен едва ли не главной "скрепой" российской государственности. Слово "наш" все более часто приклеивается к чужим историческим святыням. Вот и Ярослав Мудрый лично от Владимира Путина получил такой эпитет вроде "георгиевского" знака имперских побед. А вслед за Великим князем Киевским и Анна Киевская с его легкой руки стала "русской княжной", в свое время удачно внедренной во Францию для выстраивания российско-французских отношений.
Неподалеку от Парижа, в городке Санслис на портале основанной Анной церкви можно увидеть ее скульптурное изображение, под которым так и написано: "Anne de Kiev, Reine de France". Смысл ясен и без перевода. Однако в путинском изложении в который раз произошел обычный для российской дипломатии "сбой", превративший, например, царя Ивана, прозванного на Западе The Terrible, т.е. "Ужасный", в греющего патриотические души "Грозного".
Или совсем недавняя "неточность", сделавшая формальную отговорку Реджепа Эрдогана его личным "извинением" за вполне законно сбитый российский самолет. И что уж говорить о полном извращении смысла Будапештского меморандума совершенно изолгавшимся Сергеем Лавровым…
Присвоение образованной и во всех отношениях "передовой" Анны понадобилось, чтобы оттенить извечное российское "превосходство" над Западом. Прием, еще с советской поры ставший некоей традицией. Следуя ей, известный наш драматург Иван Кочерга так описывал переживания Анны при отъезде из Киева:
Король французский сватов присылает.
И, если батюшка решит отдать меня,
Посадят Аннушку на доброго коня
И повезут в Париж, где волки завывают,
Как в диких чащах. Улицы грязны,
Дома мрачны, холодны и темны.
Нет там ни лавок, ни портных путящих,
Нет у французского народа
Ни хлеба доброго, ни меда,
Ни осетрины, ни блинов,
Ни наших сладких арбузов.
Высокопатриотичный Кочерга за драматическую поэму "Ярослав Мудрый" был в свое время удостоен Сталинской премии. А вот президент Украины Виктор Ющенко, инициировавший в 2005-м установку бронзового памятника Анне в том же Санлисе (почему-то пугающе мрачного окраса, зато с подчеркнутыми женскими достоинствами), видимо, этих строк не читал. А если бы усвоил их смысл, наверное, подсказал бы скульпторам - отцу и сыну, Валентину и Николаю Знобам - изобразить в руках Анны "полосатый признак" нашей цивилизационной миссии…
Но вот в мае 2017 г. скандальное заявление Владимира Путина об "Анне Русской" спровоцировало немедленную реакцию не только с нашей, но и с французской стороны. Когда спустя всего месяц с визитом во Франции побывал уже наш нынешний президент Порошенко, его коллега Эммануэль Макрон, открывая их совместную пресс-конференцию, заявил без обиняков о тысячелетней истории отношений между нашими странами, начавшейся с "Анны Киевской". А затем уже в Санлисе Петр Алексеевич заявил со всей серьезностью: "Когда русские попытались похитить нашу историю, мы этого не позволили".
Так что нашу Аню мы никому не отдадим. Ну, а для подтверждения своих "родительских" прав - что может быть лучше, чем монументы? И они стали множиться. Сначала в сквере на Львовской площади в Киеве появилась очень странная фигурка девочки с круглым невыразительным лицом в каком-то странном подобии короны. Автор и его арт-директор не только без каких-либо оснований назвали свое творение "Анной Ярославной", но и попытались продвинуть его копию в Санлис. К счастью, пока эта попытка успеха не имела.
Зато копия памятника в Санлисе появилась в породненной с Киевом Тулузе, куда ее и завез наш мэр Виталий Кличко. И той же осенью 2017-го такая же статуя украсила улицу Ивана Мазепы в нашей столице. Теперь, видимо, киевлянам следует ждать появления и третьей Анны - скажем, уже в преклонном возрасте, в окружении венценосного сына Филиппа I и других родственников, давших начало двум королевским династиям - Бурбонам и Валуа.
И не только им. Как утверждает в недавно вышедшей во Франции книге об Анне ее автор Филипп Делорм, к нашей землячке имеют отношение многочисленные потомки династии Капетингов, к которой принадлежал ее супруг Анри I.
Притом не только французы, как, например, бывший президент Валери Жискар д'Эстен или вездесущий Жерар Депардье, но и канадка Селин Дион или американка Брук Шилдс. Так что статуй может понадобиться еще много…
Кстати, президенту Виктору Ющенко мы обязаны еще одной "скульптурной" идеей. В 2009 г. в связи с 300-летием Полтавской битвы он объявил, что вскоре в Стокгольме нами будет воздвигнут памятник Ивану Мазепе. Захотят ли шведы таким образом отмечать годовщину самого громкого поражения в своей истории, он спросить не догадался. К счастью, дальше широковещательного заявления, как и во многом другом, у него дело не пошло. А здесь уместно вспомнить и о весьма нашумевшей в свое время - и тоже благополучно провалившейся - инициативе группы донецких патриотов, вознамерившихся уставить едва ли не все мировые столицы копиями своего областного символа - чугунной "пальмой Мерцалова".
Вся эта "монументальная" лихорадка, по мысли "фанатов" киевской принцессы и авторов разных подобных замыслов, должна убедить всех на свете, что международные, прежде всего европейские, связи Украины имеют давнюю традицию, и наши претензии на членство в соответствующих объединениях и институциях вполне оправданы. Но при этом нередко отдельным энтузиастам, к сожалению, изменяет чувство меры. Например, автору-ведущему одной из телепередач довольно популярной "исторической" серии, который ничтоже сумняшеся утверждает, что именно Анна "научила французский двор читать и писать, подарила французам баню и заставила во время трапез пользоваться вилками". Тут уж совсем недалеко до нашего приоритета в создании французской гастрономии и "от кутюр". И многого чего еще…
Однако вернемся в древний Киев. Через 200 лет после отъезда Анны в Париж, 6 декабря 1240 г. город разграбило и практически уничтожило монгольское войско. Пять лет спустя проехавший по этим местам папский легат Плано де Карпини записал, что на всем пути он находил "в поле бесчисленное количество голов и костей мертвых людей. Киев был весьма большой и очень многолюдный, а теперь разорен почти дотла: едва существует там двести домов, а людей тартары (так монголов называли в Европе, считая выходцами из ада, или Тартара. - А.С.) держат в самом тяжком рабстве. Уходя отсюда, они опустошили всю Русь".
Опустошенная страна была легкой добычей. Легат вспоминал потом: "Мы ехали постоянно в смертельной опасности из-за литовцев, которые часто и тайно, насколько могли, делали набеги на землю Руси". Понадобилось меньше ста лет, чтобы Русь полностью оказалась в сфере влияния Литвы, а в Киеве, оттеснив татар, утвердились ее князья. Но из-за сложных отношений со столичной Вильной они довольно скоро утратили княжеский стол. После смерти князя Семена Олельковича в Киев в 1471 г. был прислан наместник Мартин Гаштольд. Причем киевляне сначала его не пустили в город, и Гаштольд уже вернулся с войском и стал первым киевским воеводой…
Город тогда был совсем невелик; после татарского разгрома и набегов крымчаков здесь оставалось около 5 тыс. обитателей. Их жизнь была сосредоточена на Подоле, а над ним на Замковой горе высилась окруженная дубовым частоколом резиденция воеводы, где и стоял литовский гарнизон.
Уже упоминавшийся драматург Иван Кочерга запечатлел образ киевского "градоначальника" в таких нелестных выражениях: "Немилосердий рицар Мартин Гаштольд... запеклая душа, людей карав…".
Трудно сказать, самому воеводе или уже его преемнику принадлежит решение о запрете после захода солнца зажигать огонь в хатах подольских ремесленников. Хотя это было вызвано частыми пожарами, но явно противоречило городскому самоуправлению согласно Магдебургскому праву, фактически установленному во время правления Великого князя Литовского Витовта Кейстутовича (т.е. до 1430 г.) и уже формально подтвержденному специальным привилеем (грамотой) Великого князя Литовского Александра Казимировича в 1494 г.
Сокрытие грамоты воеводой и легло в основу сюжета драмы Ивана Кочерги "Свечкина свадьба", где описан связанный с этим бунт киевлян. Видимо, он был не единственным, так как уже через некоторое время запрет на "свечку" был отменен. А пьеса эта, написанная в 1930 г., была очень популярной в советское время, и на каждом спектакле зрители наполнялись новой порцией негодования по адресу совершенно не известного им "немилосердого рицаря" Гаштольда и его приспешников…
Но, возможно, классовое сознание все же подсказывало им верные эмоции. Как стало известно из исторических документов, киевский воевода умело использовал свое служебное положение в корыстных целях. Сохранилась архивная запись о том, что Мартин Гаштольд приобрел у мещанина Рога дом, а с ним и право держать корчму и лавку ("клетку") без уплаты соответствующих налогов ("клеточных пенязей"). Помимо этого, получив посредством этой сделки статус мещанина, он освободился от участия в таких трудоемких и затратных делах, как строительство городских укреплений и прудов, заготовка сена, поставка подвод и обслуживание иностранцев: "а и подвод и инших всих поплатков местских и разметов не надобе ему давати и послов не поднимати".
Я привел эту историю не столько для иллюстрации традиций чиновного лихоимства (нашего читателя этим совсем не удивишь!), сколько для напоминания о том, что еще в те далекие времена в Киеве успешно действовала система городского самоуправления. И даже сам воевода был вынужден идти на всякие ухищрения, чтобы как-то обойти связанные с ней повинности. Впрочем, киевляне практически вытолкнули воеводу из города, и Великий князь Литовский Казимир Ягайлович был вынужден поставить в 1480 г. на эту должность руського боярина Ивана Ходкевича…
Вот это, по-моему, гораздо больше и, так сказать, прямее говорит о наших традиционных и органичных связях с Европой, с ее системой ценностей и прав. Причем не в декларативном, "монументальном" выражении, а в самом обыденном, "обывательском" смысле.
Кстати, Киев обрел Магдебургское право едва ли не последним из украинских городов. Этим были подтверждены успехи киевлян в развитии ремесел и торговли, благодаря которым их город восстановил свое заметное место на исторической европейской магистрали "из варяг в греки". Однако до него таким статусом здесь уже пользовались десятки городских общин. Распространение Магдебургского права "европеизировало" сознание людей, способствовало его раскрепощению и, если хотите, формированию "гражданского общества" на украинских землях. Пусть даже в самых ограниченных и неосознанных формах. Интересное совпадение: в одном и том же 1775 г. Екатерина II разгромила Запорожскую Сечь и издала указ "О присоединении Киева к Малороссии", которым лишила город права на самоуправление и посадила здесь своего генерал-губернатора.
В 1801 г. ее внук Александр I вернул городу старые права. Его грамоту из здания магистрата на нынешней Контрактовой площади в церковь Пирогощи и обратно (на бархатной подушке с золотыми кистями под колокольный звон и орудийный салют) почетные граждане пронесли перед строем членов всех 15 ремесленных цехов, а затем три дня в городе продолжались балы и фейерверки. Это было настолько знаменательным событием для киевлян, что они собрали средства на величественный памятник. Его едва успели построить, как следующий император Николай I городское самоуправление отменил - в декабре 1834 г. Теперь уже окончательно. И частично "помог" ему в этом киевский магистрат, который, по словам историка, "запутываясь в хозяйственных делах, увеличивая недоимки в городских доходах и растраты городских сумм, кончил полным почти банкротством..., оставив город в печальном положении".
Памятник и сегодня, несколько утратив прежнюю помпезность, украшает Днепровскую набережную. Правда, если спросить у киевлян, чему он посвящен, большинство свяжет его с крещением Руси князем Владимиром, которое вроде бы состоялось в этом урочище. Сведениями же в отношении Магдебургского права и его значении для города, боюсь, обладают немногие.
Но здесь одним памятником не обойтись. Речь, конечно, не идет о сооружении еще одного или, тем более, распространении его копий по городам и весям в качестве доказательства нашей исконной европейскости. Помочь в этом деле, хотя бы отчасти, был призван Музей истории киевского самоуправления на Почтовой площади. Он был создан в 1994 г., в честь его 500-летия, и просто и наглядно показывал организацию жизни города в демократических европейских традициях, заставляя не только задумываться о его истории, но с доверием и надеждой смотреть в его будущее в контексте современных тенденций развития местного самоуправления в Украине. Однако сегодня музей исчез в ходе новой реконструкции многострадальной площади, где на месте древнего Боричева спуска должен появиться очередной ТРЦ.
Я написал "доверие и надежда" и тут же вспомнил еще об одном "замысле" нашей горадминистрации. Вместо пространных объяснений приведу здесь картинку-проект, которая представляет будущий облик склонов Днепра как раз над памятником и бывшим музеем.
Вид, можно сказать, нарядный, но при взгляде на него становится страшно. Как же нужно не любить свой город, чтобы вдобавок к уже изуродованным частям его природного дара - правого берега - захотеть воткнуть в самом святом его месте эту бетонную эстакаду. Одна из ее 36-метровых опор должна появиться совсем рядом с Магдебургской колонной, вдвое превышая ее по размерам.
Туманные разъяснения о предназначении нового "памятника" не выглядят убедительными, тем более что делаются они как бы мимоходом и вдобавок как о деле уже почти что свершенном. 222-метровым страшилищем хотят одарить "пешеходов и велосипедистов", специально предусмотрев и проезд "снегоуборочной техники". И проект так и представляется, как будто тысячные толпы уже осаждают мэрию, требуя прокладки срочно им необходимой трассы, причем именно в этом месте.
Возможно, эти замыслы как-то будут способствовать туристической привлекательности Киева. Только оправданно ли во имя этой цели уничтожать его известный во всем мире исторический облик? А в таком результате можно не сомневаться, особенно учитывая традиции нашей строительной технологии.
И самое главное: где здесь просматривается то самое Магдебургское право, которым мы восторгаемся в юбилейные годы? Почему киевлянам для обсуждения не предложены какие-нибудь альтернативные приоритеты, на которые с не меньшим успехом можно было бы истратить бюджетные миллионы (говорят о 80!)? Возможно, они покажутся не столь "яркими"? Или, выскажу догадку, не столь затратными, снижая энтузиазм уже вроде бы выстроившихся в очередь инвесторов? Например, приведение в европейский вид разнокалиберных адресных табличек на наших домах и/или аннотационных досок, объясняющих (не только туристам, но и самим киевлянам), в честь кого или чего названы только что массово переименованные улицы. Не говоря уже о состоянии самих этих улиц и пролегающих под ними коммуникаций.
А ведь именно и только таким образом, через прямое участие и сопереживание воспитывается правоощущение гражданина, без которого никакой "европейский" проект не будет чем-то большим, чем очередным нелепым памятником нашим амбициям…