Портреты в украинском интерьере: конфликт идеологий
Если прошлое и не способно решить проблемы настоящего, то, по крайней мере, может помочь увидеть их в ином, чем подсказывают наши давние обиды, свете.
Так случилось, что Львов 1939–1945 гг. - город, в котором начинает царить страх. Страх сковывает художников, которые не могут реализовать собственные замыслы. Официальное искусство будет означать коллаборационизм, подпольное не получит такой широкой огласки, однако постоянно будет существовать в условиях тонкого маневрирования между самореализацией и страхом возможного заключения. Не менее показательны в ключе польско-украинского диалога, вошедшего в стадию обострения, истории Михаила Марченко, ректора Львовского университета имени Ивана Франко (назначение от 16 октября 1939 г.), и Михаила Рудницкого, одного из ярчайших переводчиков Вильяма Шекспира и блестящего знатока зарубежной литературы.
Именно на период ректорства М.Марченко приходится невероятная трансформация университета, который из польского университета Яна Казимира превратился в советский университет имени Ивана Франко (в начале 1940 г. на протяжении нескольких недель на доме висела табличка "Український державний університет ім. І.Франка", как отмечает в работе "Відвага і страх" Оля Гнатюк (с. 159) - здесь и далее цитирую указанную работу. - Д.Д.). История о борьбе за прилагательное "государственный" в названии университета Франко - отдельная тема для размышлений о войне идеологий. Однако история жизни М.Марченко показательна с точки зрения понимания трагедии человека, которому выпало жить на перекрестке отваги и страха. Идеологическая система координат - как лекарство: одна доза порождает в человеке сопротивление и побуждает к отваге, другая - приглушает все человеческое и заставляет стать рабом страха. Такая модель распространяется на все общество, и оно в условиях гипертрофированного страха ищет жертву, которую, в случае необходимости, можно положить на идеологический алтарь. Жертвой обычно становится "чужой" среди "своих" или "свой" среди "чужих".
М.Марченко становится исполнителем воли советской идеологической машины, которая со временем пожирает и его самого. Почему так происходит? Вряд ли возможно найти однозначный ответ. Только отмечу, что потомок "чернорабочих" Михаил Марченко - дед правозащитника Валерия Марченко, для которого "отрицание большевизма стало формой существования" (с. 170). Выразительная деталь: дети все-таки не отвечают за ошибки родителей и дедов, каждая частная история может содержать полярные страницы, на которых разные представители поколения могли принадлежать как к инструментам Системы, так и к механизмам ее уничтожения. Поэтому политика взаимного прощения, работа над сохранением памяти обо всех жертвах катастрофы не должна быть замещена политикой взаимного обвинения и ультиматумов, которые ни коим образом не способствуют утверждению исторического знания.
Михаил Марченко и его внук, Валерий Марченко, - политические оппоненты, представители двух антагонистических систем мировосприятия. Однако такой взгляд на две фигуры также кажется упрощенным. М.Марченко - жертва советской системы и марионетка в политических играх. Сколько было таких марионеток в начале ХХ в., которые потом гибли от рук идеологической машины?! "Осенью, 17 сентября 1939 г., Михаил Марченко в составе Политуправления вместе с советскими войсками пересек границу "панской Польши". Как политрук выступал на митингах в галицких и волынских городках. Тогда на партийца и обратили внимание; через неделю он получил от политического руководителя Украинского фронта, первого секретаря ЦК КП(б)У Никиты Хрущева специальную задачу: подготовить рапорт относительно занятой территории - Западной Украины..." (с. 177). Преданная служба советской идеологии и послужила причиной предложения, которое Марченко получил от Иосифа Лысенко и Михаила Бурмистенко: занять должность ректора университета. Но идеология не признает нерешительности, проявление человечности со временем замечается прислужниками идеологии, "своей" или "чужой". В конце концов "своя идеология" - понятие оксюморонное; своей она никогда не может быть, ибо всегда хочет сделать сначала рабом, а потом - и сожрать своего раба. Сосуществование с идеологией - вынужденная стратегия борьбы за выживание, когда обстоятельства складываются таким образом, что индивид, не принявший правил игры, будет физически уничтожен. Это понимал и другой герой статьи - видный литературный критик и переводчик Михаил Рудницкий, автор оригинальной версии украинского Шекспировского "Гамлета".
Михаил Марченко, руководитель секции истории времен феодализма Института истории Академии наук УССР, становится первым украинским ректором огромного университета. Враг поляков и украинофил, Марченко со временем становится жертвой среды, патологически больной страхом. "Наверное, в 1941 г. коллеги почувствовали, что пришло время мести …>. Автор доноса, Николай Петровский, давал историческую интерпретацию Переяславской Рады согласно сталинскому толкованию, однако Михаил Марченко намного критичнее оценивал ее последствия для Украины. Арест стал вопросом времени..." (с. 166). Хочу обратить внимание на тему диссертации М.Марченко: "Борьба России и Польши за Украину..." Формулировка выразительная, учитывая, что нынешняя баталия по поводу осмысления и оценки Волынской трагедии вписывается в канву идеологических и неоколониальных моделей "борьбы за Украину", в частности и через утверждение вектора "против Украины". Польские политики маргинализировали украинский вопрос, не обращая внимания на трагедию украинцев, которые, с позиций неоимперского взгляда, определены как "палачи", ответственные за геноцид поляков. Любая одномерность оценки свидетельствует о ее вписанности в идеологию.
История Михаила Марченко показательна: она свидетельствует, как человек, попадая в жернова идеологических систем, проигрывает. Марченко обвиняют, что он дает поблажку "контрреволюционным настроениям и ведет в университете националистическую политику. …> антипольская деятельность и проукраинская позиция Марченко не согласовывались с советской политикой" (с. 164). Возможно, националистическая политика (хотя путь М.Марченко в науке свидетельствует, что он не был откровенным борцом с советским режимом) стала своеобразным ответом на польскую политику в университете, который еще вчера был полностью польским научным центром.
В университете оказывалось сопротивление украинизации: на филологическом факультете "на украинский язык перешли только новообразованные кафедры украинской литературы и языка. В других университетских подразделах такого требования придерживались единицы среди старой профессуры" (с. 267). М.Рудницкий работает в университете в одно время с известным польским критиком и литературоведом Т.Боем-Желенским, который также в ноябре 1939 г. занял должность профессора кафедры французской литературы. Если о "Бое" слагают легенды, его лекции имеют огромный спрос и вызывают заинтересованность, то такого нельзя сказать о лекциях М.Рудницкого, исключительного знатока европейских литератур, но - украинца, работающего в условиях "подозрения" в украинизации.
Итак, анализ жизненных судеб 1939–1945 гг. дает возможность говорить о боли, причиненной как с одной, так и с другой стороны. И в координатах не профессионального научного разговора, а в плоскости манипуляций такие факты можно превратить в ящик Пандоры, давая толчок очередным конфликтам. Прошло время, сформировалась историческая дистанция, которая нужна, чтобы не бередить старые раны, а проговорив их, прийти к консенсусу. История - это факты, свершившиеся события, которых уже не изменить. Изменить можно отношение потомков. Истории о Михаиле Марченко и Михаиле Рудницком свидетельствуют о неодномерности исторической реальности межвоенного времени. Поэтому сегодня целесообразно говорить об "асимметричном ответе" в украинской политической реальности относительно исторически неадекватного польского решения о Волынской трагедии и воинах УПА. Важно подняться над реальностью обид и взаимных обвинений и, реконструировав уничтоженные идентичности тех, кому выпало жить в эпоху идеологических противостояний, сделать политические шаги навстречу адекватному будущему. В котором не будет больных вопросов, а будет память и уважение к прошлому.