"…чтобы литовцы поняли, что они не сословие мужланов, а полноценный народ".
Йонас Басанавичюс-Будитель
Члены правительства были образованными людьми и владели по меньшей мере тремя языками, поэтому заседание можно было бы вести еще и на польском или русском. Но поскольку ни большевистская Россия, ни возрождаемая Польша в принципе не желали признавать самостоятельность Литвы, пользоваться их языками в работе госорганов только что созданного государства было бы ошибочным решением. Но почему же министры не общались между собой на литовском? Едва ли не половина из них… не знала родного языка!
Литовцы, в отличие от своих соседей латышей и эстонцев, у которых до 1918 г. никогда не было собственной государственности, еще в раннем Средневековье создали одно из мощнейших государств Европы - Великое княжество Литовское (ВКЛ). Одним из его главных соперников, с которым княжество периодически воевало, было Королевство Польское. В конце концов поляки обезвредили конкурентов на роль сверхдержавы в Восточной Европе весьма элегантно - задушили в объятиях. В 1386 г. Великого князя Ягайло короновали в Кракове польским королем. Между двумя государствами возникла персональная уния, которая в конце концов переросла в создание в 1569 г. в Люблине Речи Посполитой. На протяжении нескольких веков практически все представители господствующих и просвещенных слоев ВКЛ подверглись тотальной полонизации. После разделов Речи Посполитой в 1772–1795 гг. литовские земли вошли в состав России. Однако это никоим образом не улучшило условия национального существования литовского народа, который попал под двойной национальный гнет. Польскоязычные "литвины", которые часто даже не понимали литовского языка, считали себя частью польской нации, а родину - лишь регионом Польши, и продолжали ползучую полонизацию "темных" земляков, которые еще сохранили собственный язык и "архаичную сельскую" культуру. Вместе с тем Российская империя проводила жесткий курс на русификацию и первых, и вторых. Национальное возрождение, начавшееся в середине ХІХ в., натолкнулось на очень жесткое противодействие русских. В начале ХХ в. в Литве не было ни одной нерусской школы, а издавать в самой стране и ввозить из-за рубежа литовские книги и газеты, напечатанные латиницей, было категорически запрещено с 1864-го и вплоть до 1904 г.
Но несмотря на все это, в бурные годы после распада империи Романовых "мужланам"-литовцам удалось не только провозгласить, но и отстоять и от русских, и от польских посягательств независимую республику, сформировать в рамках небольшого государства самодостаточную современную нацию. И во всем этом огромную роль сыграл Антанас Смятона, первый и последний президент Первой Литовской республики, стоявший во главе государства с момента его провозглашения в 1918 г. и вплоть до аннексии Советским Союзом в 1940-м (правда, с перерывом).
Как крестьянский сын стал интеллектуалом
Антанас Смятона родился 10 августа 1874 г. в селе Ужуленис близ города Укмярге на севере Литвы. Во многих украино- и русскоязычных источниках его фамилию подают как Сметона - потому что на литовском она пишется Smetona. Но читается именно через "я"; будем называть вождя нации правильно.
Антанас был восьмым из девяти детей крестьянина Йонаса Смятоны и его жены Юлионы. По крайней мере, несколько поколений предков будущего президента были крепостными князей Радзивиллов и получили волю лишь за 13 лет до его рождения. Йонас, в отличие от большинства односельчан, был грамотным, а также достаточно зажиточным хозяином - ему принадлежало четыре гектара земли. Отец Смятоны был правоверным католиком и сумел еще в раннем детстве привить сыну христоцентричное видение мира, которое тот сохранил на всю жизнь.
Когда Антанасу было 11 лет, отец умер. Спустя два года умерла и мать. Судьбой мальчика занимался бывший старше его на 17 лет брат Игнас. Признательность и привязанность к нему Антанас сохранял всю свою жизнь, даже в период, когда уже стал президентом Республики, а брат-опекун оставался крестьянином в Ужуленисе. Очень крепкая эмоциональная связь была у Смятоны и с младшей сестрой Юлией, которая в годы Первой республики была учительницей и директором начальной школы в родном селе, а также превратила старый отцовский дом в прижизненный мемориал брата-президента.
Читать Антанаса научил еще отец, а через год после его смерти мальчик первым из своих братьев и сестер пошел в начальную школу в селе Тауэняй с преподаванием на русском языке. Это было огромным вызовом для 12-летнего мальчика - обучаться на языке, которого он до тех пор вообще не знал и почти не понимал. Но он на отлично окончил школу и мечтал учиться дальше. Однако в гимназию принимали только детей не старше 12 лет, а нашему герою было уже 15. Ему подсказали выход - подготовиться и сдать экстерном экзамены за первые четыре класса гимназии и идти учиться в пятый. Три года он прожил в Укмерге и латвийской Лиепае, где трудился рабочим на фабрике его брат Мотеус. Брал частные уроки по программе младших классов гимназии, и наконец его приняли в прогимназию в Паланге. Окончив ее, поступил в гимназию в Митаве (ныне – Елгава).
В латвийской Митаве Смятона приобщился к литовскому национальному движению через учителя латыни и древнегреческого языка Йонаса Яблонскиса. Уже здесь Железный Антанас проявил в публичной жизни жесткий неуступчивый характер и необыкновенную харизму. В гимназии училось немало литовцев, и Смятона стал безоговорочным лидером их общины. И в 1918 г. среди двух десятков подписавших Акт о государственной независимости Литвы, кроме самого Смятоны, было еще трое его одноклассников - Юозас Тубелис, Юргас Шлапелис и Владас Миронас. Двое из них в разное время стали премьер-министрами Литовской республики. Смятона на протяжении своего продолжительного правления старался назначать на руководящие должности, при прочих равных условиях, своих друзей и родственников, людей, которых он хорошо знал и которым безоговорочно доверял. Или, как утверждали оппоненты президента, тех, кто был ему лично предан.
Незадолго до окончания гимназии у Смятоны возник конфликт с администрацией. В гимназиях Российской империи ежедневно утром перед началом занятий ученики хором читали молитву. В Митаве гимназисты-русские, как и везде, молились на русском, но ученикам-немцам было разрешено обращаться к Богу на немецком, а латышам - на латышским языке. Вместе с тем от литовцев требовали произносить молитву на русском. Смятона и группа гимназистов-литовцев потребовали - мы будем молиться только на родном языке. Директор уговаривал Смятону уступить, но тот был непоколебим. В конце концов его исключили из гимназии с волчьим билетом, который запрещал учиться в любом учебном заведении империи. Смятона с товарищами добился приема у министра просвещения Николая Делянова в Санкт-Петербурге. Трудно сказать, какие аргументы нашел 23-летний школяр-переросток, однако он добился абсолютного успеха - гимназистам-литовцам разрешили молиться в Митаве на родном языке, а волчий билет Смятоны отозвали. Впрочем, в Митаву он так и не вернулся, а сдал выпускные экзамены в одной из петербургских гимназий и в том же 1897 г. поступил на юридический факультет Петербургского университета.
В столичном университете Смятона сплотил вокруг себя общину литовцев, пел в местном литовском хоре, отлично учился. Вместе с тем активно участвовал в антиправительственных акциях и манифестациях. Его дважды исключали из университета и арестовывали, высылали из Санкт-Петербурга на родину, в Литву. Однако каким-то чудом ему удалось дважды восстановиться в университете и наконец окончить его в 1902 г. За время обучения в гимназии и университете Смятона выковал из себя энциклопедически образованного интеллектуала, которому пророчили большое научное будущее. Но научную карьеру Смятона делать не стал. Он был однозначно неблагонадежным с точки зрения правительства, и не мог рассчитывать на штатную должность ни в одном университете империи. Но еще важнее было то, что он хотел вернуться в Литву. А на родине тогда не было ни одного вуза.
Три этапа восстановления государственности
После окончания университета Смятона поехал в Вильно (ныне - Вильнюс), недолго проработал помощником присяжного поверенного, то есть адвокатом, а затем устроился в Земельный банк. Впрочем, основным содержанием его жизни стала борьба за независимость Литвы. В начале ХХ в. эта цель казалась фантастической, более того, над литовцами нависла вполне реальная угроза окончательно утратить национальную идентичность. Развитие экономики и системы образования сопровождалось прогрессирующей полонизацией и русификацией. Литовцам навязывали комплекс неполноценности. Тому из них, кто получал образование или имел хотя бы какое-то положение, предлагали выбор, на какой "господский" язык переходить - русский или польский. Иногда казалось, что безнадежную борьбу за возрождение родного языка и культуры вели лишь немногочисленные энтузиасты.
Максималист Смятона считал, что национальное возрождение должно пройти три этапа: 1) культурный - восстановление языка и культуры, завоевание ими господствующих позиций в жизни общества; 2) получение автономии в составе российского государства; 3) полная независимость страны. Но Литва перешла к третьему этапу сразу после первого в условиях исторического урагана, сотрясавшего Восточную Европу после Первой мировой войны.
Вскоре после переезда в Вильнюс Смятона создал семью. Еще на летние каникулы 1896-го его пригласили пожить в имении полонизированной шляхетской семьи Ходаковских как репетитора их сыновей. 11-летняя Зофья Ходаковская с первого взгляда влюбилась в 22-летнего красавца и решила стать его женой. Чтобы быть достойной своего возлюбленного, девочка в совершенстве выучила литовский язык, называла себя исключительно Софией Ходакаускайте и литванизировала семью, убедив общаться между собой на литовском обеих братьев и сестру. Только родителей не смогла уговорить отказаться от польского языка. В конце концов в 1904-м 19-летняя София вышла замуж за 30-летнего Антанаса Смятону. Они прожили вместе 40 лет - до самой его смерти, имели троих детей - дочерей Марию-Дануте и Бируте, которая умерла маленькой, и сына Юлюса-Римгаудаса, который, получив юридическое образование в Литве, стал успешным бизнесменом в США. Во времена Первой республики жена президента была достаточно влиятельной фигурой. Польский посол, который появился в Каунасе в 1938 г., вспоминал, что президент на дипломатических приемах общался с ним на довольно правильном польском языке, вместе с тем его жена, для которой этот язык был материнским, наотрез отказывалась пользоваться им в присутствии иностранных дипломатов и отвечала только на французском. Сестра Софии Ядвига была женой премьер-министра Юозаса Тубяляса. Брат Романас был генпрокурором республики, второй брат Тадас - мэром Паневежиса.
Смятона постепенно занимал все более заметные позиции в национальном лагере. Его старшим другом стал глава клерикального крыла литовского движения отец Юозас Тумас, издававший газету "Тевинес саргас" ("Часовой нации"). Во время революции 1905 г. в Литву возвратился из эмиграции профессор Басанавичюс по прозвищу Будитель - самый авторитетный литовский деятель. По его инициативе в Вильнюсе был созван Великий сейм из 150 делегатов, который выдвинул правительству России требование автономии Литвы. Смятона стал членом президиума Сейма.
В 1906 г. Смятона вместе с Тумасом стал соредактором общественно-политического и литературного еженедельника "Вильтис" ("Надежда"), который в 1913-м превратился в ежедневную газету и публиковал, в частности, и переводы произведений Тараса Шевченко и Ивана Франко. Был также фактическим редактором экономической газеты "Лиетувос укининкас" ("Литовский хозяин"), основателем и главным редактором журнала "Вайрас" ("Руль"). В 1907 г. было создано Литовское научное общество - зародыш Национальной академии наук, а Смятону избрали его библиотекарем. Первое время вся библиотека помещалась в одной комнате в его жилище. Наш герой продолжал научные исследования в сфере филологии, приобрел славу самого изысканного стилиста литовского языка и одного из ярчайших публицистов страны.
Постепенно Смятона стал одним из лидеров национального движения. После начала Первой мировой, когда царское правительство резко ограничило деятельность печати, партий и общественных организаций национальных меньшинств, сознательные литовцы сплотились вокруг Литовского комитета помощи жертвам войны. Смятону избрали сначала заместителем председателя, а вскоре и председателем этого комитета.
"Эргардт-Бехельфспанцервагены" превращаются в литовских "богов"
18 сентября 1915 г. кайзеровские войска захватили Каунас, а 19 сентября - Вильнюс. Вскоре вся территория Литвы оказалась под контролем немцев. В Вильнюсе они расклеили на улицах прокламации, где утверждали, что принесли "освобождение от русского ига" и между прочим назвали старинную столицу Литвы "польским городом". Смятона немедленно пошел в немецкую комендатуру и от лица жителей города высказал решительный протест против такой дефиниции. Хотя к тому времени среди жителей города было около 40% евреев, 30 - поляков, 20 - русских и лишь 2,5% литовцев. Но немецкий комендант все же приказал сорвать "политически некорректные" прокламации.
На протяжении 1915–1916 гг. Смятоне удалось объединить вокруг Комитета в единый патриотический фронт представителей все основные литовские политические течения - и консерваторов, и либералов, и социал-демократов. "Пассивизм", то есть отказ от сотрудничества с немцами, был признан грехом перед нацией. У Смятоны не было никаких сантиментов относительно русских, которые принесли на его родину жестокое национальное порабощение. Впрочем, так же мало он симпатизировал и другим историческим врагам своего народа - немцам, которые веками пытались подчинить Литву. Однако противостояние между этими двумя хищниками давало шанс получить автономию, а возможно, и полную независимость. Смятона добился от немецких оккупантов разрешения издавать ежедневную газету "Лиетувос айдас" ("Литовский голос"), главным редактором которой он стал, а 18 сентября 1917 г. создали Литовскую тарибу (совет) из 20 членов под председательством Смятоны. Заметным событием стало участие литовской делегации в киевском Съезде порабощенных народов России 23–28 сентября 1917 г. На нем 92 делегата представляли 11 этносов, и большинство из них, включая украинцев, выступали за преобразование России в "федерацию свободных народов". И только литовская делегация, возглавляемая 33-летним профессором античной филологии Пермского отделения Петроградского университета Аугустинасом Вольдемарасом, решительно выступила за полную независимость Литвы и других порабощенных русскими народов.
В декабре 1917 г. Тариба объявила о намерении в ближайшее время провозгласить независимость Литвы. Это решение вызвало удивление и даже возмущение немцев. Тем не менее дерзость Смятоны оказалась оправданной - немцы согласились искать с литовцами компромисс. Смятона несколько раз ездил в Берлин и вел переговоры лично с рейхсканцлером Георгом фон Гертлингом. В конце концов договорились, что будущая Литва станет королевством, королем будет принц Вильгельм Вюртембергский под именем Миндаугаса ІІ (в честь средневекового литовского князя), а в Акт о государственной независимости Литвы внесли пункт о "вечном союзе с Германией". Однако немцы так и не согласились провозгласить этот акт. Но Смятона 16 февраля 1918 г. сделал его достоянием гласности. После очередного раунда сложных переговоров Смятоны с Гертлингом император Вильгельм ІІ официально признал независимость Литвы. Смятону провозгласили, опять же без согласования с Берлином, главой Государственного совета Литвы. В стране сложилось двоевластие. Смятона и его команда явочным порядком формировали органы власти нового государства, стараясь вырвать у оккупантов все больше полномочий; немцы же всячески медлили, обещая передать литовцам всю полноту власти на их земле лишь после "окончательной победы в Мировой войне". Однако вместо победы немцев в ноябре 1918-го постигло сокрушительное поражение. А литовцам пришлось оборонять свое провозглашенное государство от посягательств сразу нескольких сил, настроенных против самого его существования.
Украинцам во время освободительной борьбы начала ХХ в. выпало воевать сразу против красных русских Ленина и Троцкого, белых русских Деникина и воинов воскрешенной Польши Пилсудского. Те же враги были и у литовцев, только белогвардейцы были представлены не Добровольческой армией Деникина, а Западной армией генерала Бермонт-Авалова. Четвертой, не слишком дружественной, силой с которой пришлось иметь дело литовцам, стали добровольческие формирования "Фрайкор" из числа балтийских немцев и бывших воинов немецкой армии. Они тоже пытались захватить власть в Балтии, в частности в Литве. Маленькая страна, которая только начала возрождать государственность и создавать свои вооруженные силы, конечно же, не смогла бы самостоятельно выстоять в борьбе на жизнь и смерть против ни одной из этих сил. Тем не менее, к счастью литовцев, все эти вражеские силы считали друг друга смертельными врагами, а литовских самостийников - врагом второстепенным. Во главе молодого государства стоял Антанас Смятона - сначала как глава Государственного совета, а с 4 апреля 1919 г. как президент республики. Он прилагал максимальные усилия, чтобы создать вооруженные силы государства и, заключая временные перемирия и союзы, мастерски использовал одни вражеские силы для борьбы друг против друга: немцев против красных, русских против поляков... В январе 1919-го литовские вооруженные силы насчитывали восемь тысяч бойцов, в армии не было званий, воины обращались к своим командирам просто: "офицер", "доктор", "профессор". После того как литовцы нанесли поражение русским белогвардейцам, вторгшимся на север Литвы, они захватили у бермонтовцев пять бронированных автомобилей "Эргардт-Бехельфспанцерваген". Машины назвали собственными именами литовских языческих богов - "Перкунас", "Прагарас", "Арас", "Сарунас" и "Саваронис". Так появилось первое бронированное подразделение в Литовской армии.
В конце концов литовцам все же удалось сохранить в отчаянной борьбе с разными врагами воскрешенное государство, хотя поляки, а точнее - полонизированные литовцы все же захватили старинную литовскую столицу Вильнюс и присоединили ее к Польше после долгих, но напрасных уговоров литовцев обменять этот священный для них город на независимость, создав с польскими "братьями" какую-то федерацию.
Почему же литовцам, чья страна на порядок меньше, а значит, при прочих равных условиях, слабее, чем Украина, удалось то, чего не удалось сделать нам?
Прежде всего, в Литве не было такого позорного явления, как украинская атаманщина, распри, разъедавшие изнутри силы только что провозглашенного государства. Практически все литовские самостийники объединились во время войны за независимость вокруг Смятоны, хотя, как показало ближайшее будущее, далеко не всем нравилась его политическая программа, да и личные качества. А вооруженные силы Литвы тогда едва ли не наполовину состояли из нерегулярных партизанских отрядов.
Большое значение имела и большая, по сравнению с украинцами, языковая и культурно-религиозная дистанция между литовцами и русскими. Литовские крестьяне в принципе не воспринимали русских большевиков как своих, хотя те и обещали им самое желанное - землю помещиков. Тем более что руководители независимой Литвы во главе со Смятоной в принципе пообещали им то же самое. И все-таки выполнили свое обещание, в отличие от лживых большевиков, которые спустя несколько лет отобрали у российских крестьян землю, загнав их в колхозное рабство.
И наконец, для большевиков Украина была, безусловно, важнее Литвы. "Без украинского угля, железа, руды, хлеба, соли, Черного моря Россия существовать не может, она задохнется", - утверждал Л.Троцкий. Вместе с тем в отношении Финляндии и стран Балтии, включая и Литву, В.Ленин выдвинул концепцию "мини-Бреста", которая предполагала временное признание "буржуазных" правительств этих стран для получения Советской Россией "мирной передышки" перед новым этапом "мировой революции".
Вождь нации как моральный авторитет
Уже в 1920 г., как только ситуация на фронтах немного стабилизировалась, литовцы провели парламентские выборы, результаты которых стали катастрофическими для Смятоны. Его партия не получила ни одного места в новом составе парламента; новым президентом стал лидер христианских демократов Александрас Стульгинскас.
Смятона без сопротивления передал власть и временно вернулся к журналистско-публицистической деятельности, а также преподавал в только что созданном в Каунасе Литовском университете курсы этики и античной философии. Кстати, преподавательскую работу Смятона не бросил и после возвращения к власти. В 1932 г. он защитил докторскую диссертацию и вскоре получил звание профессора. Это позже стало важной составной частью его имиджа как лидера нации - не брутального вождя, а мудреца, чей авторитет базируется на моральном и интеллектуальном превосходстве.
Смятона вернулся к власти через шесть лет вследствие военного переворота. На очередных парламентских выборах большинство тогда получили социал-демократы, а националисты-таутининки Антанаса, хотя и были представлены в парламенте, большинства и близко не имели. Вместе с тем Смятона был чрезвычайно популярным в армии, которая верила только ему.
После "Революции лейтенантов" демократически избранные президент и премьер "добровольно" ушли в отставку, и 19 декабря 1926 г. сейм избрал Смятону президентом. Правительство возглавил ближайший соратник Смятоны Вольдемарас. Первые годы власти националистов в Литве существовал своеобразный дуумвират - Вольдемарас тоже претендовал на роль лидера нации. Однако уже в 1929 г. Смятона отправил младшего соратника в отставку, а когда тот в 1934-м попытался путем мятежа захватить власть, то оказался в тюрьме, где просидел четыре года. Печальная история о том, как самые близкие друзья Антанас и Аугустинас стали заклятыми врагами, - бесспорно, история о стремлении к власти двух харизматичных лидеров. Но не только. Были и мировоззренческие, политические расхождения. Хотя оба они были лидерами Литовского союза националистов - таутининков, Вольдемарас считался значительно более правым, идейно более близким к немецким нацистам. Смятона являлся приверженцем национализма политического, а не этнического, считал Литву общим домом, в котором хватит места не только литовцам, но и всем национальным меньшинствам, в частности евреям. Не случайно один из лидеров еврейской общины Литвы профессор Каунасского университета Лев Карсавин утверждал в 1937 г.: "Евреи Литвы не потому такие умные, что здешние. Они здешние потому, что их пращуры были достаточно умными, чтобы найти дорогу в Литву". Хотя, конечно, равноправие с литовцами и возможности для удовлетворения своих национально-культурных нужд никоим образом не предусматривали возможности "строить государство в государстве" (категоричное несогласие Смятоны передавать еврейскому кагалу какие-либо судебные функции в делах между евреями), подвергнуть сомнению литовский характер государства (жесткое противодействие попыткам некоторых представителей польского меньшинства сохранить в Литве господствующие позиции польского языка в ущерб литовскому) или даже оторвать от страны часть ее территории (разгром 1934 г. в Малой Литве немецкого подполья, которое ставило целью присоединить этот край к гитлеровской Германии - к смертной казни были приговорены 76 нацистов). Смятона, равно как и Вольдемарас, был лидером авторитарного типа, однако несколько более мягким. Если Вольдемарасу более близким был опыт Гитлера и Муссолини, то созданный Смятоной режим больше всего напоминал "Новое государство" диктатора Португалии Антониу де Салазара.
Уже через полгода после своего повторного прихода к власти, весной 1927 г., Смятона распустил непокорный Сейм и, абсолютно игнорируя Конституцию, 11 лет не проводил выборы нового состава высшего законодательного органа. А выборы 1938-го дали абсолютное большинство в Сейме его сторонникам.
Сразу после 1926 г. начал формироваться культ личности Смятоны. В честь "вождя нации" называли улицы, площади и библиотеки, его имя носили флагманский корабль литовского военно-морского флота и научно-исследовательский Институт литуанистики. При этом ударение делалось на преподавательском и журналистском прошлом президента. Смятону подавали народу как "правителя-философа", "современное воплощение Великого князя Витаутаса" (виднейшего из руководителей средневекового Литовского государства).
В отличие от большинства диктаторов, которые считали созданный ими порядок совершенным и вечным, Смятона утверждал: "Авторитарный режим в Литве не будет существовать вечно. Наступит время, когда у нас будет совсем другой порядок". "Десять цицеронов не способны взбудоражить наше общество так, как это делает само появление президента в далеком провинциальном селе, когда он идет медленными кошачьими шагами, немного сутулясь и словно стыдясь внимания толпы", - вспоминал один из его соратников.
Смятона в 1920–1930-х гг. был едва ли не единственным в мире последовательным союзником украинских националистов в борьбе против общего врага - Польши. В Каунасе печаталась газета "Сурма", лидер УВО, а позже ОУН Евгений Коновалец был почетным гостем на праздновании 10-летия литовской независимости в 1928 г., а потом передвигался по Европе, используя литовский дипломатический паспорт.
"Я пришел дать вам землю"
Антанас Смятона погиб 9 января 1944 г. во время пожара в доме своего сына-бизнесмена Юлюса в Кливленде, штат Огайо. За несколько лет до этого он пережил, казалось бы, крах дела всей жизни. Первый удар Смятоне нанесли поляки. С самого 1920 г., когда поляки захватили Вильнюс, литовцы не признавали этой потери, записали в Конституции, что столицей Литвы является Вильнюс, а Каунас - временное место пребывания правительства; они принципиально не имели с Польшей дипломатических отношений. А в марте 1938-го, после польской провокации на границе или, как говорили литовцы, временной линии размежевания, Варшава выдвинула ультиматум - немедленное установление дипломатических отношений или война. Смятона вынужден был принять ультиматум. Большинство литовцев восприняло это как глубочайшее национальное унижение. Через несколько дней ультиматум выдвинул Гитлер - вернуть Германии Малую Литву, которая до
1920 г. принадлежала Германии и большинство населения которой составляли немцы и германизированные лиетуванинки-лютеране. Нацисты захватили основной порт Литвы - Клайпеду. И хотя 28 октября 1939 г. после разгрома Польши, СССР передал Литве Вильнюс, в "комплекте" с возвращением древней столицы появилась угроза полностью потерять независимость. Эта угроза реализовалась в июне
1940-го - после советского ультиматума, который привел к включению Литвы в состав СССР. И если Смятона выступал за то, чтобы принять польский и немецкий ультиматумы, то советам президент хотел сопротивляться. Однако военные единодушно заявили, что шансов на успешное сопротивление нет...
Так что Смятона немедленно покинул страну, которую через несколько часов оккупировали советские войска. Кстати, его коллеги, руководители Латвии и Эстонии Карлис Улманис и Константин Пятс, которые не захотели или не успели бежать от оккупантов, погибли в советских застенках.
Что же удалось и что не удалось Смятоне за два десятилетия правления? Прежде всего, он смог построить относительно эффективное государство. Его сторонники осуществили то, о чем только мечтал российский реформатор Столыпин - провели удачную экономическую реформу, отдали литовским крестьянам землю, большая часть которой до этого принадлежала помещикам, преимущественно польским. Все годы правления Смятоны доля сельского населения Литвы держалась на стабильной отметке - 77%. И что бы там не рассказывали коммунистические пропагандисты о "фашистском режиме буржуазии" в Литве, и крестьянский сын Смятона, и все его сподвижники именно литовского крестьянина считали основной опорой и, как умели и могли, отстаивали его интересы. Например, в 1934 г. нацистская Германия после разгрома сепаратистского подполья в Малой Литве объявила Литве бойкот. С Польшей же отношения с давних пор были напряженные. Таким образом предусмотренная контрактом поставка большой партии литовских гусей в Чехословакию стала невозможной. Немало птицеферм Литвы оказались перед угрозой банкротства. Тогда Смятона обязал всех государственных служащих, как бы мы сейчас сказали, бюджетников... покупать гусей. Следующую зарплату можно было получить, лишь показав квитанцию о покупке гуся.
…Сельское хозяйство во времена Смятоны осуществило разительный рывок - Литва пересела на трактор, в конце его правления лишь 10% сельских хозяйств не имели сельскохозяйственных машин. Довольно успешно развивалась и промышленность. В общем, экономика Литвы в 1939 г. в 2,6 раза превышала уровень 1913-го. И это несмотря на разрушительные последствия Первой мировой, Великой депрессии 1929–1933 гг. и враждебное отношение к Литве почти всех ее соседей - и Польши, и Советского Союза, и гитлеровской Германии.
Тем не менее, еще более важным достижением Смятоны было формирование современной литовской нации. Все литовское стало в тренде. Если в 1918 г. практически никто из образованных и культурных людей не разговаривал на литовском, то уже через 20 лет вся Литва разговаривала на литовском и только на литовском. В крохотной стране, где до 1922 г. не было ни одного вуза, функционировали университет, сельскохозяйственная и ветеринарная академии, педагогический институт, институт торговли, художественное училище, консерватория, военное училище. Появились литовский кинематограф и литовская мода. Своеобразным символом современной Литвы стал Антанас Густайтис. Доброволец и герой Освободительной войны 1918–1920 гг. создал 10 моделей самолетов ANBO (Антанас хочет подняться в небо) - от разведывательных до штурмовиков, осуществил несколько межконтинентальных перелетов; в 1935–1940 гг. был командующим ВВС Литвы. Талантливого авиаконструктора и боевого офицера расстреляли в Бутырской тюрьме в Москве 16 октября 1941 г.
Здание, возведенное Смятоной, снесли, казалось бы, до основания. Но фундамент оказался крепким. И нынешняя Вторая Литовская республика вряд ли была бы возможна, если бы не было Первой.