В январе 1863 г. началось очередное вооруженное выступление народов, угнетенных Российской империей. Оно вошло в историю как одно из польских освободительных восстаний. Восстание было обречено на поражение, в его рядах погибло немало украинцев. Среди них - родной брат выдающегося языковеда Александра Афанасьевича Потебни, 24-летний Андрей. 150 лет назад его призвала идея борьбы "за нашу и вашу свободу", а поднять оружие заставили честь и достоинство.
Украинцы
в Январском восстании
В Манифесте, объявленном 22 января, Центральный Народный Комитет (ЦНК) призвал "на поле боя" народы Польши, Литвы (с Белоруссией) и Руси (т.е. Украины), которую на повстанческих знаменах символизировал архангел Михаил. Особое внимание уделялось земледельцам. Вместо аренды или "панщины" крестьянам обещано передать землю, становившуюся отныне их "безусловной собственностью, вечным наследием". В Манифесте было обращение к "народу московскому" со словами братства и прощения, призывом понять и помочь. Выступления начались тем же вечером атаками на арсеналы и царские гарнизоны. После первых неудач восстание приобрело характер партизанской войны, длившейся почти три года до последних экзекуций и виселиц в 1866-м.
Украинские проекции Январского взрыва весьма яркие. Среди его героев известен Иван Нечай, врач с Холмщины, создавший партизанский отряд из 400 украинцев и поляков. Его называли "Батько". Под псевдонимом "Князь" воевал и пал смертью героя у города Серадза другой украинец, 21-летний Макар Драгомирецкий. Летописцы тех событий особенно почитают рожденного под Ромнами (Сумщина) Андрея Потебню. Поражают славные, но такие разные судьбы родных братьев. Старший, Александр, стал ученым, профессором Харьковского университета, основателем психологического течения в отечественной филологии, Андрею же судьба повелела еще молодым умереть за свободу.
Окончив кадетский корпус и офицерскую школу в Петербурге, Андрей Потебня в составе Шлиссельбургского пехотного полка прибыл в Варшаву. Учеба и военная служба в столицах обещали быструю офицерскую карьеру, но иною была жизненная цель лучших людей его времени. В Петербурге Андрей знакомится с революционером Ярославом Домбровским, а в Варшаве - с другом Тараса Шевченко и недругом царизма Зигмунтом Сераковским, называвшим себя в письмах к великому поэту "украинцем с правого берега Днепра".
После того, как в 1860 г. войска начали стрелять в народ, Потебня оказался перед выбором. Вместе с армией идти против народа? Присоединиться к восстанию, стреляя в бывших своих солдат? Присоединиться, но не стрелять в простых, несознательных людей в серых шинелях... Пришел час истины для поступка. Андрей Потебня решает выпить чашу судьбы до дна.
Весной 1862 г. была арестована группа участников тайного "Комитета русских офицеров", созданного А.Потебней. При допросе украинца с Харьковщины, Петра Сливицкого, следователи не находили доказательств его участия в заговоре. Но 22-летний дворянин, не скрывая своих убеждений, заявил, что предпочитает принять смерть, чем безразлично наблюдать муки невинного, беззащитного народа. Поручиков Сливицкого, Арнгольдта и унтер-офицера Ростковского осудили на смерть. Это был не "почетный" расстрел, а петля. Приговор утвердил царский наместник А.Лидерс.
В ясный июньский день, в Варшаве, среди гуляющей в парке публики молодой офицер находит генерала Лидерса и стреляет в него. Так отплатил Андрей Потебня за товарищей из военной организации. После покушения он скрывается от полиции, а в следующем году посещает Лондон. Там он встречается с теми, кого называли "совестью России", чей журнал "Колокол" тайно передавали из рук в руки его друзья. Герцен и Огарев пытались отговорить его от возвращения в Польщу, понимая, что на успех восстания вряд ли можно надеяться. Однако, следуя за своими побратимами, Потебня уже решил отдать жизнь за свои убеждения. Но больше не стрелять.
В феврале он вернулся в Варшаву, где написал и выпустил прокламацию "Льется польская кровь, льется русская кровь", обращенную к российским военным с призывом протянуть полякам "братскую руку примирения и нового свободного союза", отбросив тиранию. Этот призыв услышали угнетенные народы империи. Листовку находили во время обысков в Чернигове, Санкт-Петербурге, об этом упоминала даже официальная пресса. А тем временем ее автор уже был в рядах повстанцев. В ночь на 5 марта во главе батальона вооруженных косами крестьян, сам с косой в руке, Андрей Потебня вышел против царских войск в местности Пескова Скала. Пуля поразила его в грудь, и, когда взошло солнце, он умер на руках товарищей. Не надолго пережил друга Зигмунт Сераковский, возглавивший восстание в Литве. Летом его схватили раненого и повесили в Вильно.
Историческая неизбежность или попытка самоубийства?
Не напрасно ли кровь лилась? Ведь в каждом таком "срыве" погибали тысячи лучших сыновей восставших народов, а десятки тысяч шли в тюрьмы и ссылку. После Ноябрьского восстания в 1830 г. Николай I практически устранил политическую и культурную автономию Польши. Ликвидировалось самоуправление, общественные организации, закрывались национальные учебные заведения. Скажем, польский Кременецкий лицей был переведен в Киев, где его база использована для Университета Св. Владимира. После смерти "пьяного, немудрого" (по Т.Шевченко) царя наступил двусмысленный период. В ожидании реформ было разрешено дискутировать на темы искусства, культуры, даже политики. С другой стороны, власть Александра II боялась повторения революционной "весны народов" 1848-1849 гг. и жаждала реванша за позорное поражение в Крымской войне.
Тем временем очаги сопротивления тлели по всей Российской империи. Умножались тайные кружки и "комитеты". Возмущение общества достигло критической черты. Происходили аресты и казни. Недовольных куцей реформой 1861 г. польских крестьян, а с ними и вольнодумную молодежь, подозреваемых всех чинов и званий начали забирать в армию с перспективой служить царю и "отечеству" в Сибири, где отбывали наказание их отцы и деды. Провокация удалась. ЦНК вынужден был под угрозой потери людей преждевременно объявить о начале восстания. Один из его участников писал в мемуарах: "Как вода из родника, восстание вытекало из самой природы неволи. Поэтому было неизбежным".
Некоторые историки называли польские освободительные восстания "периодическими попытками самоубийства". Другие ставили вопрос еще прагматичнее: зачем, мол, воспитывать культ бесплодного героизма? Безумно бросать вызов гигантскому военно-административному монстру, не имея реальной поддержки извне. Поражения истощали силы, надежд на успех оставалось все меньше... Но, отбросив утилитарные соображения, посмотрим иначе на трагические события. Прав тот, кто считает подобные социальные сдвиги необходимым условием осознания народами своей идентичности, национального достоинства. Позднее такими были освободительные движения в Ирландии, на Балканах, Англо-бурская война. И недаром польские, украинские, литовские, белорусские "заговорщики" и партизаны вошли в стереотипы имперского мышления до и даже после распада СССР.
Чтобы оставаться собой, народам этот взрыв был необходим. А империям? В 1864 г. польские крестьяне были освобождены даже на лучших условиях, чем остальные - во время уже упомянутой реформы. Почему "царь-освободитель" не сделал это двумя годами ранее, не лишил восстание поддержки, сделавшей его массовым? Ответ на этот вопрос освещает отношения империй с нашими многострадальными народами. Во-первых, унижение достоинства поощрялось. Официальная пропаганда, придворные литераторы предлагали обществу примитивную дилемму: "Кичливый лях иль верный росс?" (А.Пушкин). Все остальные считались неполноценными "инородцами". Во-вторых, царизм действовал по схеме, применяемой тоталитарными режимами независимо от времени и места. Аналогий сколько угодно и в ХХ веке. После НЭПа - голодомор, за украинизацией - расстрел Возрождения. Ослабить давление, возмутить "массы", выявить непокорных; затем - уничтожение руководителей и общий террор; наконец - небольшие уступки с усмирением. При этом ход истории не повернуть, но иногда его удается замедлить. Понадобились еще два поколения и поражение оккупантов, трех "збройних владарів" (по
М.Рыльскому) - Германской, Австро-Венгерской и Российской империй в 1918 г., чтобы Польша снова обрела независимость. Стали суверенными, пусть ненадолго, Украина, Литва, Белоруссия. Тогда внешние милитарные силы снова прервали полет к Свободе. Теперь, имея очередную историческую возможность, посвящаем героям дань памяти. Какая же она?
Память красного цвета
Исторические события каждый идеолог видит по-своему. Не были исключением и революционные интернационалисты. Примечательно, что оба основоположника марксизма внимательно следили за польскими событиями, надеясь на распространение восстания на всю Европу или, хотя бы, Российскую империю (письмо Энгельса Марксу от 7 февраля 1863 г.). Любая нестабильность радовала их чувствительные сердца и просвещенные головы. В общем, интересы вдохновителей Парижской коммуны и дальнейших революций временно совпадали с действиями освободительных движений. Зачислив национальную шляхту в ряды бунтующего пролетариата, первые марксисты заставили советское историческое сознание почитать "красных аристократов". В 1963 г. в Украинской советской энциклопедии
(т. 11) появилась статья о герое Январского восстания А.Потебне. Как и о Константине (Кастусе) Калиновском, выпускнике Петербургского университета, юристе, руководителе восстания в Белоруссии. Обоих назвали "революционными демократами". Да и в "народной" Польше память о них не угасала. К месту гибели украинского героя молодежь ежегодно собиралась на "Слет имени капитана А. Потебни", устроенный… металлургическим гигантом "Гута им. Ленина". В общественном сознании поляков живет убеждение, что вооруженные косами повстанцы Польши, Литвы, Белоруссии, Украины воевали "за нашу и вашу свободу". Таким и был девиз восстания, оживший, кстати, в годы Второй мировой войны.
Парламенты Польши и Литвы торжественно отметили 150-летие Январского восстания. Ведь для народов Восточной Европы история двух минувших столетий предстает как непрерывная освободительная борьба. Еще недавно на постсоветском пространстве Андрей Потебня и Кастусь Калиновский считались легендарными, рыцарскими фигурами. Но ситуативная мораль граничит с беспамятством. Сегодня в Беларуси, как пишет литовский историк А.Смолянчук в журнале "Мувьйон веки" ("Говорят века", Варшава, январь 2013), от официального лица можно услышать, что Калиновского "нужно выкопать из могилы и еще раз повесить". Идея повторной казни национальных героев носится в головах политических приспособленцев, что лишний раз подтверждает: старое "красное" сознание легко превращается в новое имперское. Место декабристов Муравьевых-Апостолов в учебниках истории завтра может занять "вешатель" Михаил Муравьев, Виленский генерал-губернатор, душитель восстания.
В Украине о событиях 1863–1866 гг. даже историки редко вспоминают. 60 лет назад (!) в Киеве вышла книга в переводе с польского "Андрей Потебня - борец за общее дело братских народов". Есть академический Институт языкознания им. Александра Потебни, а вот имя его славного брата забыто. Будто после Богдана Хмельницкого, Выговского и Мазепы до 1917 г. тут не было борьбы за независимость. Но со временем наша национальная память очистится от красных оттенков.