Андреевская церковь, удивительное творение Бартоломео Франческо Растрелли, по праву является одной из визитных карточек Киева, гордостью его жителей.
Построенная на горе, на том самом месте, где, по преданию, апостол Андрей предсказал появление величественного града, наблюдателю с Подола она кажется парящей в небесах, благословляющей и охраняющей город.
Не менее великолепный вид открывается и с возвышенности. Даже сейчас, когда Киев обезображен подольским семиэтажным монстром, троещинскими "пизанскими башнями" и прочими суперпостройками нашего времени, мы в упоении от открывающегося пейзажа. Что уж тогда говорить о наблюдателе XVIII века!
"У ног зрителя виден весь Киево-Подол, далее сверкающий Днепр с его рукавами и с Черторыем, а еще далее впадающая Десна. За ними стелются во все стороны широкие, зеленеющие луга и рощи, между коими заметны селения с верхами церквей и колоколен; на заднем плане виден лес, оканчивающийся на горизонте темно-синею, неявственною полосою. К северу - гора Киселевка, отдаленная … дорогою или спуском на Подол… За Киселевкой возникает гора Щекавица… Здесь была некогда Олегова могила… Вдали виднеется Кирилловский монастырь, а потом сияющий бор; ландшафт завершается едва явственным возвышением некогда славного Вышгорода" (Н. Закревский, "Описание Киева", 1868 г.). Такую картину при посещении памятного места должна была лицезреть императрица Елизавета Петровна. В восторге от увиденного, она приказала возвести здесь церковь. И собственноручно в августе 1744 года положила первый камень в основание храма. Территорию освятил митрополит Киевский, Галицкий и всея Малыя Руси Рафаил (Забаровский), на предполагаемом месте престола установили крест.
Но уже буквально с момента "зачатия", еще не родившись, церковь стала испытывать значительные трудности. Строящаяся фактически благодаря "вдохновению" Елизаветы, она не была нужной ни проживающему в Старом Городе малочисленному населению, ни чиновникам, вынужденным исполнять каприз государыни.
Сначала долго не могли определиться с проектом. Первоначальный, выполненный архитектором Иоганном Шеделем и военным инженером Даниилом Дебоскетом (тем самым, "закопавшим" Золотые Ворота), царице не понравился. Составление нового поручили императорскому обер-архитектору Бартоломео Растрелли. В 1748 г. он представил свой замысел, и его государыня одобрила. Что интересно, не дожидаясь утверждения окончательного плана, Елизавета Петровна уже дала добро на подготовительные работы. Непосредственно в Киеве были сооружены огромные сараи, кирпичные и черепичные заводы, выпускавшие не менее двух миллионов кирпичей и черепицы в год. Казалось бы, организационный период остался позади, и возведение церкви начнется ускоренными темпами.
Но дьявол, как обычно, скрывался в деталях. Выяснилось, что на месте, где в присутствии самой императрицы установили освященный крест и где в будущем должен был находиться престол храма, план Растрелли предполагал постройку стены здания. Последовали ожесточенные споры между митрополитом и специальной комиссией, координировавшей действия всех служб проекта, вопрос передали на рассмотрение в Синод, и только вмешательство императрицы предотвратило превращение рабочей, по сути, проблемы в нескончаемую бюрократическую волокиту. Конфликт уладили быстро: решили придерживаться плана архитектора.
Начались работы по укладке фундамента. Распорядителем построек и, по совместительству, зодчим, призванным адаптировать проект Растрелли к киевским реалиям, назначили московского придворного архитектора Ивана Мичурина. К сожалению, московский гость, незнакомый с гидрологией Киева, допустил огромнейшую ошибку, повлиявшую на всю дальнейшую историю Андреевской церкви.
Согласно планам Растрелли, прежде чем установить основу, необходимо было пресечь или отвести бьющие из горы ручьи. Однако Мичурин решил не делать этого, а просто значительно углубить фундамент. Преодолевая водные преграды, строители все глубже и глубже уходили под землю. В результате высота фундамента стала сравнима с высотой самого храма (около 50 м). Мичурину показалось, что этого достаточно. Как впоследствии выяснилось, это было не так.
Вдобавок углубление фундамента существенно затянуло работы, и возведение церкви было завершено перед самой кончиной Елизаветы Петровны, из-за чего храм освятить не успели. Более того, после смерти царицы о нем попросту забыли: церковь не имела ни ризницы, ни причта, ни содержания. Оставаясь без надзора, сооружение претерпело значительные повреждения. Водяной ключ продолжал струиться у восточной стены основы, разрушая ее; черепичная крыша, неплотно уложенная и выветриваемая, пропускала снег и дождь; птицы разбивали окна и вили внутри здания гнезда.
В 1767 г. по поручению киевского генерал-губернатора Федора Воейкова храм был осмотрен, составлена смета ремонта - 2115 рублей. Отправившись на аудиенцию к Екатерине II, денег генерал-губернатор не получил. Зато ему было приказано наконец-то освятить многострадальную церковь, что он и сделал 19 августа 1767 г. - в ее жалком виде, с подмытым фундаментом, протекающей крышей и птичьими гнездами внутри. Таким образом, если годом закладки Андреевской церкви считать август 1744-го, то освящена она была спустя ровно 23 года.
В Киеве не знали, что делать с храмом, ведь даже после освящения не были назначены причт и содержание, а в Петербурге церковь исключили из дворцового ведомства. Кроме того, как уже говорилось, проживавшее рядом население было малочисленно, т.е. церковь не могла иметь своего прихода, соборной же ее делать не было нужды.
В следующем году Воейков на рассмотрение императрицы подал уже ведомость на 6459 рублей - так быстро увеличивались повреждения! На сей раз настойчивое ходатайство генерал-губернатора, поддержанное просьбами митрополита Киевского и Галицкого (уже без добавки "и всея Малыя Руси") Арсения (Могилянского), привело к образованию специальной комиссии.
Далее - обыкновенная бюрократическая волокита. Комиссия, назначив штат, решила основную финансовую тягость по содержанию храма и причта возложить на киевский магистрат; частично средства должны были также поступать из царской казны и от Синода. К сожалению, решения комиссии остались только на бумаге. Киево-Подольский магистрат, например, недоумевал, почему именно он должен содержать церковь в Старом Городе и исправлять ее повреждения, хотя территориально не имел к ней никакого отношения. Переписка между Сенатом, комиссией о церковных имениях, Малороссийской коллегией и магистратом растянулась на долгих 18 лет.
В 1773 г. настоятель храма протоирей Яков Мултянский рискнул сам отправиться в Петербург, чтобы доложить комиссии, заведовавшей церковными имениями, о бедственном положении Андреевской церкви. Прожив в столице год, Мултянский, так и не встретившись с петербургскими чиновниками, вернулся обратно. Как он объяснил по возвращении, члены комиссии не собрались ни разу.
Помимо разрушавшегося здания, настоятелю храма приходилось решать еще один животрепещущий вопрос: обеспечение церкви ризницей и утварью.
После освящения митрополит Арсений (Могилянский) передал храму несколько старых облачений и сосудов, из Петербурга протоирей Мултянский привез небольшую ризницу и новые облачения, пожертвованные "некими боголюбцами".
К 1786 г. все это обветшало и пришло в совершенную негодность. Митрополит Самуил (Миславский) доложил Синоду, что в Андреевской церкви крайняя нищета во всем: ризы изодраны и изношены, в алтаре образовались трещина и течь, штукатурка падает на престол, все вообще обеднело и валится.
И, наконец, храму повезло. В результате секуляризационной реформы и закрытия ряда монастырей киевская консистория получила в свое распоряжение значительное количество церковной утвари, часть которой, с разрешения Синода, была передана церкви. Священники, до этого перебивавшиеся парой рваных риз, получили в свое распоряжение более 100 различных предметов. Итак, лишь спустя 19 лет после освящения Андреевская церковь обрела мало-мальски сносные ризницу и утварь.
При этом самую главную проблему, ремонт храма, Синод так и не решил. И тогда митрополит Самуил, не полагаясь более на обещания из Петербурга, обратился к малороссийскому наместнику графу Петру Румянцеву-Задунайскому. Незадолго до этого киевский магистрат был преобразован в Думу и урезан в своих правах. Он стал больше зависеть от губернатора, а потому решительное предписание Румянцева продвинуло дело далеко вперед. В 1787 г. все повреждения в здании были исправлены, ключ отведен. Это стоило думе 6783 рублей. Таким образом, со времени заложения храма до его окончательного исправления прошло 43 года!
В 1809 г. творение Растрелли постигла новая беда: внезапно налетевшая буря сорвала со среднего купола большой железный крест и погнула два меньших. Из-за периодических течей прогнили деревянные столбы, находившиеся внутри куполов и служившие для крепления крестов. Для устранения повреждений необходимо было полностью разобрать крышу. Главный киевский архитектор Андрей Меленский составил смету на 31 260 рублей. И "пошла писать губерния".
Митрополит Серапион (Александровский), первый великоросс на киевской кафедре, прекрасно зная порядки своего отечества и не надеясь на быстрый исход дела, приказал установить временные деревянные кресты. Но нет ничего более постоянного, чем временное. Деревянные кресты простояли аж до 1825 г.; уже ушел на покой Серапион (Александров), был назначен новый архипастырь - Евгений (Болховитинов), а "контора все писала". И только благодаря митрополиту Евгению (Болховитинову), неутомимому искателю старины, покровителю киевских археологов и историков, удалось пробить стену петербургской бюрократии. Ремонт длился с 1825-го по 1832 год. Была перебрана крыша (вместо черепицы покрыта железом), отштукатурены стены, укреплен откос горы.
Прошло еще 13 лет, и 16 июля 1841 года митрополит Филарет (Амфитеатров) доложил в Синод: "Андреевская ружная (ружная - датируемая государством или каким-то органом самоуправления.- В.М.) бесприходная церковь пришла в крайнюю ветхость и требует вновь исправления". На сей раз согласование длилось лишь три года. С 1844-й по 1846-й Андреевский храм был в очередной раз капитально отремонтирован: устроены лестница и галерея, исправлен фундамент, купола обиты белой жестью, стены вновь отштукатурены. На все работы потратили около 22 000 рублей, причем часть средств церковь, уже вставшая на ноги, взяла на себя.
Инженеры, составлявшие смету ремонта, для предотвращения оползней предлагали также укрепить гору, но на это требовалась совсем уж неподъемная сумма - 40 000 рублей. В результате ограничились тем, что "по откосам горы запретили ходить людям и скоту, для чего и обнесли его забором".
Такова, вкратце, история первых ста лет злоключений этого великолепного храма: беспрестанный вопль о ремонте, усугубленный равнодушием общества.
В 1840-х годах положение Андреевской церкви в глазах киевлян стало резко меняться. Нет, проблемы никуда не делись. По-прежнему мичуринская ошибка вела к разрушению фундамента, а значит - и остальных конструкций здания. По-прежнему каждые десять-пятнадцать лет собирались деньги на ремонт храма. Но, и это главное, Андреевская церковь стала восприниматься как один из знаковых символов столицы православия, духовной наследницей апостольского пророчества о славном граде.
Произошла такая перемена благодаря деятельности двух православных подвижников: блаженного Ивана Босого (Ивана Расторгуева) и духовного писателя и историка Церкви Андрея Муравьева. Босой открыл в стилобате храма общественную богадельню для неимущих странников. Пожертвования для нее поступали в адрес Андреевской церкви со всех уголков империи. Муравьев, проживая напротив храма, добровольно принял обязательства опеки над ним. Венцом его шефства над церковью стало празднование в 1867 г. 100-летия со дня освящения. Мероприятия посетила императорская семья, экскурсию для которой историк провел лично. Результатом посещения стали многочисленные денежные пожертвования на ремонт храма, иконы в нарядных киотах, а также картина Платона Бориспольца "Проповедь апостола Андрея".
В дальнейшем творение Растрелли еще не раз ремонтировалось. Ныне Андреевская церковь вновь закрыта для посещений…