Бесшумно раздвигается стена, и мы оказываемся в кабинете знаменитого киевского терапевта Василия Парменовича Образцова. В окне мерцают контуры Владимирского собора. Врач склонился над больной. А воображение рисует рядом еще одну фигуру - создателя единственного в своем роде музея медицины в обстоятельствах и лицах, а не только в документах лауреата Государственной премии Украины профессора Александра Абрамовича Грандо. Становлению необыкновенного собрания, начиная от дерзновенной идеи, им отдано около полувека. А 10 октября первотворцу этой яркой звезды на небосклоне европейского медицинского музееведения исполняется восемьдесят лет.
Как и почему осеняет нас муза истории, вовлекая в ее вечные волонтеры? Таинства былого очаровали Сашу Грандо еще в отроческие годы, в романтичном Могилеве-Подольском, где он помогал учителю химии в открытии школьного музея. Из экспонатов запомнилась старинная кольчуга... Но надо было окончить в сорок первом медицинский институт, пройти войну в качестве полкового врача, от Сталинграда до Вислы, защитить диссертацию, посвященную земской медицине, чтобы утвердиться в доминанте, что история профессии - его призвание. Я помню далекий остов музея. Папки с удивительными реликвиями, захватывающие дух книги и дагерротипы хранились в шкафах на улице Пушкинской, на одной из кафедр Киевского медицинского института, где трудился профессор. А теперь Национальный музей медицины Украины, перешагнувший свои четверть века, входит в число столичных сенсаций, интерес к которым не умалило трудное время.
Тихий кабинет в старинном здании бывшего Анатомического театра на улице Богдана Хмельницкого. У входа фотографии, от времен фронтовой молодости... Я беседую с директором музея.
- Александр Абрамович, самое неожиданное в этих стенах - почти реальные великие ученые в реальной обстановке. Мастерство и особенности исполнения композиций поразили однажды даже сотрудников паноптикума мадам Тюссо. Это ваш замысел?
- Да, пожалуй, это мое наитие, однако я воплощал его в образы вместе со Спартаком Бриптаном, Альбертом Крыжапольским и Леонидом Межирявым. Понимаете, если согласиться с тезисом, что музей медицины - некий храм сопереживания, здесь не должны обитать протокол и скука. Но шел я к такому видению своим путем, добиваясь максимума достоверности. Вот почти детектив. Операционная, где проводит операцию легендарный киевский хирург, первый декан медицинского факультета Университета Св. Владимира Владимир Караваев, а за ее ходом наблюдает Николай Пирогов, - точная копия былой небольшой залы. Для хирургов важно хорошее освещение. Я мечтал найти старинную лампу, которой пользовались в прошлом веке. Ведь муляж - это лишь муляж. В те годы я был автолюбителем, у меня была «Победа» первых выпусков, и я, словно охотник за своеобразными драгоценностями, путешествовал по провинциальным лечебным учреждениям и аптекам. Однажды в Бориславе уговорил аптечных работников разрешить мне подняться на чердак старого скромного дома. Здесь всегда тебя подстерегают находки. И вдруг я увидел желанную лампу! Теперь она в музее...
Нам очень хотелось воссоздать интерьер старинной аптеки, где как бы ощущаешь аромат «со вкусом и знанием приготовленных средств». Почти пригодные к экспонированию специальные благородные деревянные шкафы, штангласы и другое оборудование я неожиданно нашел в Стрые. Здесь же сохранилась и аптечная касса 1847 года. Подходя к небольшому «музею в музее», посетители видят и фармацевта, каким он был полтора столетия назад и, в лучших чертах, таковым, очевидно, и остался. Иногда мне говорят - да это же памятник Неизвестному аптекарю...
А вот Василий Образцов и Даниил Заболотный были известны в нынешнем веке, живы, возможно, еще их современники. Абсолютное портретное сходство здесь было совершенно необходимо, и мы его добились.
- Музей, по охвату исторического пространства, огромен и как бы локален. Тематика некоторых залов меняется на глазах. Но меня неизменно волнуют диорамы, и прежде всего уникальное отображение медицинской помощи в войсках Богдана Хмельницкого. Давайте, пусть мысленно, войдем в гущу событий...
- Но сперва, соблюдая хронологию, войдем в величественное музейное здание. Чтобы зримо объединить прошлое и настоящее, потребовалась, если откровенно, отчаянная борьба. Музей организовался на общественных началах, и хотя среди его фундаторов выступили видные ученые, такие, как Михаил Коломийченко, Борис Маньковский, Александр Марзеев, Лев Медведь, меня убеждали - если так уж приспичило затеять музей, лучше ограничиться одним залом. И хлопот будет меньше... Администраторы очень не любят отдавать «ведомственные» площади, даже под благое дело. Все решил министр здравоохранения в шестидесятые годы известный хирург Василий Дмитриевич Братусь. Так театр снова стал театром, но уже не Панакии, а Клио...
А теперь немного о диораме работы Михаила Хмелько. В те годы акценты каких-то национальных украинских приоритетов, скажем так, не были популярны. Но мы-то доподлинно знали: в Запорожской Сечи были и умелые костоправы, и талантливые травники, и даже шпитали при монастырях. Михаил Иванович Хмелько буквально дневал и ночевал в очертаниях будущей диорамы, наполняя ее подробностями, искусно сочетая фон и персонажи с предметами эпохи. Долина казацкого противостояния королевским кирасирам в тяжелых доспехах будто пульсирует. В сущности, мы опередили время, раскрыв потрясающую фреску отечественной истории.
- Отечественная история... Это не только слава, а и слезы, совсем недавние. Люди в молчании останавливаются перед трагичным фрагментом музея - «Голодомор». Но имеет ли голодомор непосредственное отношение к истории медицины?
- Я убежден, что имеет, пусть даже потому, что в начале тридцатых годов академик Николай Стражеско в научной статье бесстрашно употребил выражение «голодные отеки»... Умышленный геноцид того времени самым пагубным образом сказался на демографическом балансе Украины, и медицина все еще залечивает те неисцелимые раны. Пытались ли врачи что-то сделать? Такие свидетельства, благодаря изысканиям сотрудника музея Вадима Когана, у нас есть. А для меня лично та страшная эпоха - картины детства. Я ведь воочию видел трупоедство...
- Александр Абрамович, в музее бывали многие, в том числе Владимир Васильевич Щербицкий и Леонид Данилович Кучма. Каковы были их впечатления?
- Мне кажется, у нас проникаются духом милосердия, негромким, но взывающим. И в государственных усилиях по развитию и преображению здравоохранения аура экспозиций, думается, сказалась... По-человечески же мне было приятно общаться с обоими лидерами, проявившими интерес к музею.
- Экспозиции можно сравнить с надводной частью айсберга. А что из самого необыкновенного пока ждет признания в фондах?
- Это, пожалуй, воспоминание Ольги Мечниковой об Илье Ильиче Мечникове, любезно присланные нам из Парижа. Мы теперь обладаем полным их текстом. И еще трогательный дар - мемуары замечательного киевского хирурга, основоположника института бактериологии, одного из учителей Михаила Булгакова, профессора Александра Дмитриевича Павловского. В девятнадцатом году он эмигрировал, и умер в громах второй мировой войны в безвестности в Бессарабии. А пишет он о расцвете хирургии в начале столетия, о выдающихся европейских хирургах, с которыми общался...
- Удастся ли издать эти труды?
- Я надеюсь. Ведь музей уже третий год выпускает международный медико-исторический журнал «Агапит» на украинском, русском и английском языках. В нем охотно печатаются ученые из России, Германии, США, не говоря об украинских авторах. С будущего года «Агапит» будет выходить в рамках Интернета. И забытые строки А.Павловского, полагаю, увидят свет.
- Александр Абрамович, над чем вы сейчас работаете?
- Раньше у меня вышли учебники по врачебной деонтологии и этике, однако возможности обращаться к любым темам совершенно свободно появились только сейчас. Воистину знаменательное начинание небольшого авторского коллектива - «Мировая медицина в образах и лицах», которую я редактирую. Книга должна выйти к концу года и охватит более тысячи личностей. Весьма горжусь монографией «Медицина в украинском изобразительном искусстве», с прекрасными иллюстрациями. Такие полотна - моя страсть. Книга, как мне писал Юрий Щербак в бытность его пребывания в должности посла Украины в США, вызвала отклик у украинской диаспоры и побудила к контактам с музеем.
- Говорят, нет ничего неотразимее непридуманной правды. Мне кажется, так звучит новелла «Колонна» в вашей книге «Путешествие в прошлое медицины». Хотелось бы вернуться к этой истории...
- Зимой сорок пятого года, в Восточной Пруссии, я, уже будучи майором медицинской службы, вел к череде полевых госпиталей колонну грузовиков с ранеными. Вообще сдать раненых, особенно тяжелых, было непростым делом. Коек не хватало, врачи старались отобрать тех, кто полегче. При подъезде к одному из госпиталей под ледяным ветром и снегом в кузов взобрался его ведущий хирург. Он с фонариком шел от машины к машине и попросил выгрузить именно самых тяжелых. Его ответственное чувство долга меня поразило. Прошло много лет. И однажды мы встретились в доме у корифея украинской хирургии Михаила Исидоровича Коломийченко. Это был Николай Михайлович Амосов. Мы узнали друг друга...
Амосов стал приверженцем музея. Его запись открывает книгу отзывов. Помню, как он быстро набросал строки: «Ничего подобного никогда не видел, хотя побывал за свою жизнь во многих музеях. От всей души поздравляю энтузиастов-творцов. Отличная работа!»
Ничего подобного... Наверное, это и есть квинтэссенция моих поисков. И поэтому годы пролетели так незаметно.