ПАТОЛОГИЯ

Великий археолог Шлиман, отыскавший руины Трои, умер из-за того, что забыл в отеле бумажник. Узнав, что сраженному внезапным приступом человеку нечем платить, греческий врач отказался оказывать ему неотложную помощь. Когда-то этот исторический факт поражал воображение. Теперь — даже не удивляет.

25 сентября бригада черниговской скорой помощи №21 доставила в травматологическое отделение городской больницы №2 пациента с тяжелой политравмой (время приема по карте вызова — две минуты первого ночи). Вторая городская была в те сутки ургентной. Пострадавшему оказали необходимую помощь. Наложили скелетное вытяжение. Сделали все, что положено делать больным с открытым переломом голени, переломом ключицы, сотрясением головного мозга и раной головы. Телесные повреждения надолго приковали его к койке, сделав нетранспортабельным. Однако через два дня травматологи второй городской вытяжение сняли, оставив лишь спицу в ноге, и перевезли пациента в другое лечебное учреждение — центральную районную больницу.

Когда мы рассказывали об этом случае юристам, вопрос нам задавали один:

— Он не умер?

— Бог миловал.

— Ну тогда в этой истории вы концов не найдете.

И правда. То, что вторая городская отличается от других клиник своим, мягко говоря, дифференцированным отношением к больным (в зависимости от состояния их кошелька) — всему Чернигову известно. Но это «известно» к делу не подошьешь. Не подошьешь и искреннее негодование хирурга «районки», который убежден, что в таком состоянии потерпевшего нельзя было транспортировать. Что неопровержимо? Факт госпитализации больного по скорой (проверен нами в соответствующей службе). Наличие травм, со свободой передвижения больного не сочетаемых (они перечислены в его медицинских документах). Факт «депортации», несмотря ни на что, медиками осуществлен.

Что сомнительно? То, что сделавшим это хотя бы пальчиком погрозят (не говоря уже об иных формах ответственности). Объяснения, данные нам специалистом второй городской, просты. Пациент проживал не в черте города, а в Черниговском районе. Потому в районную больницу и выписан.

Это вполне укладывается в логику вышеупомянутого греческого доктора. Есть, правда, некоторые отличия. Последний не знал, что Шлиман — приезжий, гражданин Германии, успешный бизнесмен, да еще и великий археолог. (Тот ему просто не успел этого объяснить, так как потерял сознание на пороге жилища лекаря).

Мы более чем уверены, что, прежде чем отказаться от пациента, травматологи второй городской выяснили, что он не бизнесмен, не гражданин Германии и не великий ученый, а простой железнодорожник.

Особый смысл ситуации придает ее предопределенность. Понятное дело, в тех европейских странах, где лечебные учреждения изначально создавались как коммерческие предприятия, с использованием исключительно частного капитала, меркантильный подход к врачебному делу не является чем-то необычным. Но в том же Париже попавшего под машину клошара не везут в элитную клинику для богатых. А доставляют в эмердженси покой Госпиталя Бога, где его и станут вполне квалифицированно выхаживать, не интересуясь ни состоянием кошелька, ни наличием постоянного места жительства. Вторая же горбольница, до последнего кирпича построенная на государственные средства и руководимая людьми, получившими когда-то бесплатное государственное образование, но ставшая у нас флагманом новой, социально дифференцированной медицины, — напомним, была ургентной. То есть каждый человек, независимо от прописки и материальной обеспеченности, попав тем вечером в беду на черниговской улице, неизбежно оказался бы там.

Если верить официальным данным (подкрепленным также словами заведующего горздравотделом Юрия Бойко, интервью у которого мы взяли незадолго до вышеописанного случая) — с оказанием неотложной помощи в Чернигове дело обстоит вполне благополучно. (Иной вопрос — область. Но жутковатый разговор об умирающих фельдшерско-акушерских пунктах и разграбленных остовах сельских санитарных автомобилей требует отдельного разговора). В областном центре же — объемы экстренной медицинской помощи вроде бы не сокращаются. И плановой — тоже. Ликвидация ведомственных больниц, принадлежавших когда-то крупным предприятиям, по словам медицинского руководства, на здоровье и интересах людей не отразится. Функции этих медсанчастей возьмут на себя другие лечебные учреждения.

Де-юре, может, оно и так. А фактически — рассуждения о «сохранении объемов при сокращении площадей» выглядят очень похоже на старый эвфемизм «плановое выравнивание линии обороны», каковым обычно командование гибнущей армии называет ее постыдное бегство.

Осенью текущего года обком профсоюза медицинских работников планирует рассмотреть вопрос о результатах сокращения сотрудников черниговской скорой помощи. Сокращение это происходило по чисто совдеповским правилам игры. Хотя справедливости ради заметим, что в советские времена факт увольнения со скорой десятков специалистов и в кошмарном сне никому бы не привиделся.

Диспозиция развертывалась следующая. В основополагающем документе — распоряжении №303 «Про стан забезпечення та використання медичного обладнання, транспорту, ліків і організації харчування в лікувальних закладах області» за подписью губернатора Николая Бутко — упор на «неотложку» вроде как и не делался. Возникла речь о скорой в документах производных, родившихся уже на городском уровне. Это создало эффект бюрократического замкнутого круга. Городские чиновники ссылались на областное постановление и посылали ходоков в белых халатах — в облгосадминистрацию. Там втолковывали, что принятое решение — чисто городская прерогатива.

Надо сказать, что попытка соблюсти приличия — заручиться формальным согласием трудового коллектива на непопулярные меры — начальством предпринималась. Бумага с просьбой утвердить уже принятое решение легла на стол председателю профкома скорой врачу Наталье Караванской меньше чем за день до того, как оно вступило в законную силу. Караванская отказалась сыграть незавидную роль кивалы. И для нее начались непростые времена. Хождения по инстанциям. Долгие неприятные разговоры с начальниками — или еще более унизительное нежелание руководителей разговаривать с врачами (например, мэр Виталий Косых ее и ее коллег попросту не принял).

Вопрос даже на сессии горсовета рассматривался. Но скорую все-таки сократили. Уменьшили количество бригад. С оставшихся сняли младший медперсонал. Медицинское руководство считает, что это нормально. Врачи говорят, что без санитарок им плохо. Трудно поддерживать в машинах необходимую чистоту, соответствующую статусу «амбулатории на колесах». Еще труднее — выносить тяжелых пациентов из многоэтажных домов без лифтов. Особенно непросто — бригадам интенсивной терапии. К реанимационным мероприятиям, требующим множества рук, приходится привлекать даже родственников больных.

И все же — скорая, пострадавшая от перемен, наверное, оказалась пока наименее подвластна им вот в каком смысле. Ее специалисты нравственно не готовы еще соизмерять качество своей работы с кредитоспособностью своих пациентов. Может быть, именно из-за отсутствия параллельных источников финансирования (вряд ли таковыми можно рассматривать робкие призывы к благотворительности) им и не удалось отстоять свои корпоративные интересы. Все самое лучшее в наши дни оказывается наиболее уязвимым.

Коммерциализация же медицины, происходящая сейчас, подобна ниппелю. Вышедший из круга, в котором есть место клятве Гиппократа и нет бухгалтерской книги, никогда в него не вернется. Даже если увеличить ему зарплату в пять раз и снабдить всем необходимым на бюджетные средства. Он найдет тысячу способов обойти все законы и постановления Конституционного суда, развести стрелки между «белой безналичкой» и «черным налом». Потому что иначе уже не захочет. Но проблема не в этом. Проблема в том, что очень многие люди (чьими усилиями, кстати, и создавалась материальная база нынешней медицины) по таким правилам играть просто не смогут.

Недавно газета «Чернігівський вісник» (орган областной государственной администрации) опубликовала заметку под названием «Суїцид стає звичайним явищем. Самогубці не вважають за потрібне навіть залишати передсмертну записку». Оказывается, молодые люди чаще всего сводят счеты с жизнью летом. Старики — зимой и весной. Первых чаще всего толкает на этот шаг безработица и долги. Вторых — среди прочего, невозможность оплатить дорогостоящее лечение.