Мы часто слышим: «Онкологические и сердечно-сосудистые заболевания — бич современного человечества», и… забываем об этом, пока этот бич не хлестнет нас самих. Вот и автор этих строк снова и снова перечитывал свой диагноз, не желая поверить: «Рак предстательной железы». Сразу на ум приходит «Раковый корпус» Солженицына и прочие подобные произведения, но полное осознание своего состояния приходит только тогда, когда попадаешь в главное государственное учреждение «Республиканский научно-практический центр онкологии и медицинской радиологии им. Н.Н. Александрова» в поселке Боровляны под Минском.
Действительно, вид тысяч людей с диагнозом «рак» (а Боровляны обслуживают всех жителей Беларуси), ждущих приема в поликлиническом отделении, двигающихся «на своих двоих», в инвалидных колясках, а то и на медицинских каталках, производит слишком сильное впечатление. Но каждый из пациентов хочет жить, и поэтому поток их не уменьшается. После консилиума я оказался в отделении радиологии, на восьмом этаже большого 9-этажного корпуса. Мне предстояла процедура внутритканевой брахитерапии с высокой мощностью дозы. Вот об этом, пожалуй, стоит рассказать подробнее, поскольку такие процедуры на всем постсоветском пространстве практикуются пока только в Беларуси. Из наших ближайших соседей готовятся к их внедрению только Россия и Польша.
Что же такое «брахитерапия»? Это (цитирую) — «внедрение жестких игл в предстательную железу», облучение и «извлечение жестких игл из предстательной железы». Почему именно эта процедура? Как пишет в своей научной работе ведущий научный сотрудник Центра Елена Слобина, «в эпоху повсеместного определения простатспецифического антигена (ПСА) большинство случаев рака предстательной железы диагностируется в ранних стадиях, и варианты радикального лечения включают хирургическое лечение, дистанционную лучевую терапию и внутритканевую брахитерапию. В настоящее время признано, что все эти методы являются альтернативными при лечении рака предстательной железы». Одним словом, работы хватает всем специалистам, поскольку, не знаю, как в Украине, также переживающей последствия Чернобыльской катастрофы, а в Беларуси в 2008 году был диагностирован 1681 новый случай рака предстательной.
И хотя долгие годы радикальная простатэктомия (т.е. хирургическое удаление. — Авт.) являлась «золотым стандартом» при лечении данной патологии, однако, принимая во внимание то, что риск импотенции и недержания мочи очень часто сопутствовал этому методу, медики искали новые пути. Поэтому в начале 70-х годов прошлого столетия классический режим лучевой терапии стал стандартным подходом лучевого лечения локализованного рака предстательной железы. Но и при этом методе уровень побочных отрицательных эффектов не удовлетворял ни пациентов, ни клиницистов. И это понятно, поскольку налицо были неточности в определении целевых объемов и ежедневной установке и воспроизведении лечебных условий, деформация органа и изменение его в результате терапии, а главное — незнание оптимальной дозы лучевой терапии. И тогда появилась брахитерапия низкой мощности, когда прямо в организм стали имплантировать радиоактивные ампулы.
Но и она не могла удовлетворить специалистов и пациентов, поскольку, во-первых, радиоактивные элементы начинали мигрировать совсем не туда, куда было нужно, а во-вторых, приходилось вводить массу ограничений в обычную жизнь пациентов. Так появилась разработанная в середине 80-х годов прошлого столетия технология брахитерапии высокой мощности, которая обладает определенными преимуществами. Главные из них: возможность точной дозиметрии имплантантов; уменьшение общего времени лечения; не требуется наличие в органе постоянных источников излучения, что исключает их миграцию и облучение окружающих. Вот этот-то метод и начали совсем недавно внедрять в Беларуси, а энтузиастом его стала врач Елена Слобина, которая проходила стажировку в США и Франции.
И вот я в палате. Стандартная подготовка к процедуре длилась всего один день и утром меня повели в операционную. Врач-анестезиолог сделал почти незаметный укол в позвоночник. Прошло несколько минут, и вся нижняя часть тела потеряла всякую чувствительность. Вот тут-то за меня принялась целая бригада медиков: уложили в кресло и начали «колдовать». Но поскольку журналисты, как и кошки, умирают, в основном, от любопытства, то я ухитрялся наблюдать на дисплее аппарата, расположенного слева от меня (за ним сидела главный оператор), как многочисленные иглы входят в тело и движутся к очагу поражения. А главный оператор командовала бригадой — как и куда их двигать. Когда всё оказалось на своих местах, медики вышли, и с гудением пошла радиация — прямо в опухоль. Еще через несколько минут вся бригада зашла в операционную, нежные женские ручки перегрузили мою неподвижную тушу на каталку и бесконечными подземными коридорами и лифтом переправили в палату, снова перегрузив на кровать. Через три часа наркоз отошел (причем, совсем без боли) и я, при желании, мог бы двигаться, но не очень хотелось.
Через две недели я явился на следующую процедуру, а после третьей лечащая врач сообщила, что, по ее показателям, моей раковой опухоли вроде бы не существует. Хотя через шесть недель придется, как и каждому онкологическому больному, пройти контроль, который будет осуществляться еще на протяжении пяти лет.
***
Возможно, через некоторое время наука найдет еще более действенные методики борьбы с ним, но пока что практика доказала, что брахитерапия высокой мощности облучения — лучшее из того, что существует. И очень обидно, что Украина, не меньше пострадавшая от аварии на ЧАЭС, чем Беларусь, не применяет эту методику. Тем более, что аппарат для нее имеется. А белорусские коллеги, конечно же, не отказали бы украинцам в обмене опытом.