Почти два года Национальная служба здоровья Украины — ключевое ведомство в трансформации системы здравоохранения — не может получить постоянного главу. На занятие этой должности больше чем за полтора года провели уже три конкурса. Пришел четвертый министр здравоохранения и недавно был объявлен четвертый конкурс.
За все это время институции удалось выстоять в тяжелой борьбе. Однако до конца ли она исполнила свою роль, и так ли, как это замышлялось? Что дальше, при отсутствии поводов для оптимизма в фискальном пространстве Украины, когда теневой сегмент составляет почти столько же, сколько и все средства, которые выделяются сейчас на здравоохранение?
О том, что происходит с НСЗУ, кто может возглавить институцию, распоряжающуюся ныне бюджетом в 123,5 миллиарда гривен; что такое «Манифест здорового общества» и для чего он был создан; о «зажигании звезд» и многом другом ZN.UA говорило с Олегом Петренко — первым (и пока единственным не и.о.) главой НСЗУ.
— Олег Эдуардович, НСЗУ, можно сказать, ваш ребенок, уже продолжительное время не может получить своего руководителя. Объявлен новый конкурс. Планируете ли вы принять в нем участие?
— Уже весьма взрослый ребенок, если честно. Конечно, в этих условиях я не могу принимать участие в этом конкурсе. Да и вообще после почти двухлетней рефлексии понимаю, что ситуация сильно изменилась. НСЗУ, с одной стороны, удалось выстоять в очень трудной борьбе. А с другой — ее место в сфере управления системой здравоохранения как-то размылось. У нее забрали ведущую позицию в реформе, и это неправильно. Никакой другой институт, за исключением, наверное, ГП «Медицинские закупки Украины», не является таким, новым по форме и содержанию, который может возглавлять трансформацию системы и обеспечивать постоянство и высокую скорость изменений.
Я очень удивляюсь и радуюсь тому, как заложенные вначале ценности все-таки проросли и дают результат. Однако нынешняя ситуация вообще не дает мне никаких оснований считать, что я мог бы вернуться в кресло главы НСЗУ.
Если бы обстоятельства сложились иначе, то я бы, наверное, до 2023 года продолжал делать ту работу, которую выполнял. Мой первичный контракт еще бы не закончился. Но для этого мне нужно понимать свое место в структуре управления государством и цели, которые государство перед собой ставит. Цели же, поставленные сейчас для выполнения программы партии президента, сформировавшей коалицию в Верховной Раде, моим целям не отвечают. Поэтому, с точки зрения моей собственной целостности и репутации, это невозможно.
НСЗУ как институт состоялась и доказала свою состоятельность. Несмотря на все проблемы, существующие внутри, команда достигает своей цели. Сейчас есть много молодых управленцев, которые там выросли и образуют костяк. И я желаю НСЗУ быть, собственно, тем определяющим местом, которым она и должна быть в рамках медицинской реформы. Но это теперь точно не моя история.
— Каковы ваши прогнозы о будущем института и о том, кто его может возглавить?
— В течение двух лет я наблюдаю за тем, как организация в некоторой степени болеет. Но здоровое все-таки находит свое место больше, чем то, что могло бы организации навредить. Поэтому у меня довольно оптимистичный взгляд на ее будущее. Последний конкурс на заместителей главы меня очень порадовал. Несмотря на все неурядицы, люди, его выигравшие, в большой степени соответствуют моему представлению об устойчивом развитии организации. Особенно я доволен тем, что одним из заместителей стала Анна Фенчак (можно ожидать ее назначения как победителя конкурса после спецпроверки) — довольно молодая, но очень профессиональная. Думаю, она сможет отстаивать позицию.
Этот этап создания новой управленческой команды вселяет в меня надежды и оптимизм.
Что касается того, кто сейчас может быть руководителем, то это большая проблема. Нынешняя структура управления государством не полагает не то что ярких личностей, а вообще личностей, имеющих собственную позицию. Соответственно, здесь у меня нет никаких оптимистичных ожиданий. Скорее всего, это будет приемлемая для большинства политических стейкхолдеров фигура. Чем более приемлемой она будет и чем для большего количества стейкхолдеров, тем меньше лидерских позиций будет иметь. Сейчас есть запрос на людей, которые выполняют указания, поручения, принимают участие в «Большом строительстве» и других «больших» вещах. Поэтому у меня нет оснований считать, что люди, которых бы я ожидал видеть во главе НСЗУ, будут подаваться на этот конкурс.
Мне приятно видеть, что общую структуру трансформации финансирования системы здравоохранения, несмотря на все атаки 2019–2020 годов, не изменили. В нее постоянно вносят какие-то дополнения, но она работает. Если бы у стейкхолдеров, которые сейчас якобы определяют потенциальное развитие, были реальные альтернативные пути, они бы уже появились. А так заложенная стратегия реализуется. Возможно, не с такой скоростью и эффективностью, как хотелось бы. Но тем не менее.
— Какова основная задача, по вашему мнению, сейчас стоит перед НСЗУ? Все еще выстоять?
— Нет. Нынешняя политическая конъюнктура, касающаяся сферы здравоохранения, не слишком радужна, но сейчас достаточно стабильна. Есть такой период — тихое взаимодействие.
В нашей концепции о становлении нового института было предусмотрено несколько периодов. Первый — яркий этап стартапа, который все наблюдали. Далее, после трансформации, должен был произойти переход к целевой модели функционирования института. Мы до него не дошли. Это до сих пор трансформация, с некоторыми атаками. И одна из таких сейчас, например, — это сокращение штатной численности органов исполнительной власти с соответствующим сокращением фонда оплаты работников. Население это воспринимает на ура, поскольку все происходит под маской сокращения численности чиновников. Но НСЗУ еще не устойчива в целевой модели. Сейчас, на этапе перехода, у нее едва ли 40% от ее штатной численности, и такие вещи могут очень навредить.
Закон «О государственных финансовых гарантиях медицинского обслуживания населения» и НСЗУ как центральный орган исполнительной власти — это творческая история. В ходе реализации мы поняли, что не предусмотрели некоторых элементов дизайна института, и сейчас это следовало бы активно дорабатывать, чтобы через год выйти на целевую модель, которая бы позволяла в целом выполнять функцию стратегического закупщика. Не просто организации, которая заключает договоры и мониторит выполнение условий договора со стороны заказчика, а организации, занимающейся стратегическими закупками в интересах граждан Украины.
Мы не дошли до целевой модели, и сейчас не с кем обсуждать, какой она должна быть. Но в целом, если будет воля не сильно ломать, думаю, за год-два организация к целевой модели придет, а потом будет понятно — может она работать так, как планировалось, или надо что-то менять. У меня есть несколько мыслей, какой могла бы быть целевая модель. Возможно, когда-то поделюсь.
— В очередной раз о тарифах. Даже очень мотивированные врачи говорят, что сейчас по некоторым направлениям они не покрывают затрат, потому что при расчетах руководствовались выделенными средствами. Вряд ли в ближайшие годы бюджет на медицину существенно увеличат. Какие вы видите пути?
— Это извечный вопрос, на который я привык отвечать. Это сложный процесс. С одной стороны, ЦОИВ, которым является НСЗУ, должен работать по принципу нейтральности бюджета. Мы не можем брать на себя обязательства, превышающие фактический объем выделенных ассигнований. Мы бы очень хотели, чтобы доля расходов госбюджета, направляемая на ПМГ, росла опережающими темпами. На мой взгляд, оборона, ПМГ и образование должны быть основными элементами приложения потенциального экономического роста и в большей степени выигрывать от него, если он будет. Однако фискальное пространство в Украине в ближайшее время не дает поводов для оптимизма. Мы не зальем ПМГ деньгами. У нас есть другие места, в которые их привыкли заливать, — дороги и инфраструктурные проекты. Нынешняя экономическая часть правящей команды считает, что это выгоднее. На мой взгляд, выгода есть, но она в основном связана с формированием более высоких рейтингов того, кто повесил плакат. С реальным экономическим ростом в перспективе это не имеет ничего общего, поскольку наращивает долговые обязательства, на обслуживание которых, как вам известно, сейчас идет большая доля госбюджета. Пиковые выплаты за накапливаемые долги как раз приходятся на 2022—2023 годы.
Если нет надежды на увеличение количества денег в рамках программы, то не остается ничего другого, как определить приоритеты и придерживаться исходных правил изменений, которые мы декларировали. Несоблюдение одного из этих правил — о так называемых пакетах выравнивания — привело к большим проблемам. Мы говорили, что одним из элементов изменения системы финансирования является оптимизация сети учреждений. То есть реально выигрывать должны учреждения, в которых созданы условия для надлежащего выполнения договора и которые выбирают пациенты. Те же, кто требований не выполняет, со временем должны отходить в небытие или меняться до такой степени, чтобы отвечать требованиям других пакетов. Или вообще превращаться из так называемых больниц в другие формы медицинских учреждений, которые могут предоставлять другие услуги.
Это правило не было соблюдено. Мы «спасли» всех. И это противоречит принципу стратегических закупок, одним из элементов которого является селекция провайдеров. Это — первое.
А второе — это то, что изменения системы финансирования направлены на создание предпосылок для экономической эффективности учреждений. Их автономность позволит им хозяйствовать по-другому. Поэтому все разговоры о том, что тариф НСЗУ (нынешний или потенциальный) не покрывает себестоимость услуг, — не очень честная история. Сейчас себестоимость одной и той же процедуры колеблется в несколько раз в разных больницах в зависимости от их затрат. Тариф, устанавливаемый НСЗУ, и будет покрывать себестоимость. Хотелось бы, чтобы тарифы росли; чтобы была оптимизация сети учреждений; чтобы каждое учреждение, имеющее автономный статус, начало хозяйствовать более эффективно. Но другого способа нет. Только приоритеты; автономизация учреждений и более эффективное хозяйствование и распоряжение имеющимися средствами; оптимизация помещений, оборудования, врачей и т.п.
Если кто-то скажет, что есть какая-то волшебная палочка, которая без решения этих задач может изменить уровень тарифов, и они якобы будут удовлетворять большинство, это будет неправдой.
— Помогли бы выровнять тарифы сооплаты, о которых сейчас много говорят?
— С Павлом Ковтонюком и Украинским центром здравоохранения (UHC) мы занимались формированием видения политики сооплаты для Украины в текущих условиях (policy-paper). Этот документ — оценка того, чем является сооплата, чем могла бы быть для Украины, как мог бы выглядеть дизайн и приемлем ли он, с экономической, политической и технологической точек зрения. Вывод, к которому мы пришли во время работы над ним: сооплата не панацея, а инструмент. Как и страховая медицина, это определенный карго-культ, от которого мы ожидаем чуда, но его не будет.
На некоторых этапах развития сооплату внедряли большинство развитых стран. Это было 15–20 лет назад. Эти страны преодолели этот этап, и у нас есть их уроки.
На каком-то этапе введение сооплаты решало некоторые задачи, но вместе с тем и создавало проблемы. Соответственно, большинство стран, работавших с сооплатой, за некоторым исключением (в Европе это, наверное, Словения, а еще Франция и Нидерланды), от сооплаты в сфере государственных гарантий отказались.
Для Украины в сооплате есть несколько положительных моментов. Прежде всего это выведение рынка из «тени». Сооплата не уменьшит быстро и существенно количество неформальных выплат, но может их реорганизовать в сторону выведения из «тени». Однако уверенности в том, что так будет, нет. Для этого должна быть возможность контролировать. Любые системы с сооплатой требуют намного большего административного вмешательства. А это всегда ресурс. То есть ресурс, который мы получим в рамках учреждений за счет сооплаты, может быть нивелирован необходимостью контролировать эти процессы, усложнением договоров, возложением определенных новых обязательств на НСЗУ как единственного плательщика.
Однако у нас есть один из дизайнов, который в Украине можно было бы попробовать. Хотя низкая способность органов государственной власти регулировать любые отношения ставит под сомнение то, что это можно реализовать в идеальной модели. Вероятнее всего, она будет искажена. Кто-то воспользуется этим, чтобы увеличить свои доходы. Вместе с тем люди, у которых и сейчас есть проблемы с получением медпомощи, окажутся в еще большей беде.
Сооплата может быть. Но это не панацея. Без оптимизации сети учреждений, экономической эффективности, которая должна быть в пределах учреждений, и приоритизации сооплаты не о чем говорить.
— Сколько сейчас составляет теневое обращение в медицине?
— Оно не изменилось. Согласно последним оценкам Всемирного банка и Организации экономического сотрудничества и развития 2018 года, ситуация печальная. Объем средств, который в Украине обращается не из публичных источников, составляет почти половину. По разным расчетам, около 49%. То есть теневой сегмент составляет почти столько же, сколько все средства, которые сейчас выделяют на здравоохранение. Это, если брать условно, со всеми расходами, касающимися ведомственных учреждений, АМНУ, — примерно 180–190 миллиардов гривен. Из них ПМГ — 123 миллиарда. В «тени» обращаются около 150 миллиардов гривен, из которых примерно 80–85 миллиардов — это розничный оборот лекарственных средств, то есть аптечная часть. И почти половина, примерно 70 миллиардов гривен, — неформальные оплаты. И вот представьте себе, что из них доля легальных (то есть тех, которые платятся в рамках частных учреждений, работающих легально, имеющих лицензию и создавших инвестиции, или тех, которые платятся по тарифам в нынешних некоммерческих предприятиях) — 5,5–7 миллиардов гривен, то есть 10% от неформальных выплат. 90% обращаются в системе в «тени», соответственно, она работает с тем результатом, который мы видим.
Вам прекрасно известно, как их реализуют. У этой системы из 50 или 70 миллиардов теневых гривен есть прямые бенефициары на каждом уровне — национальном, областном, больницы, отделения... И мы все хорошо понимаем, что это и позволяет системе якобы выживать. Вместе с тем она абсолютно несправедлива, ведь за счет этих денег позволяет получать помощь в основном тем, кто и так ее имеет. А те, кто не имеет, соответственно, могут быть ущемлены в праве на получение помощи. Кто-то говорит, что есть какое-то внутреннее перераспределение. Но только по воле человека внутри системы. То есть если человек добрый, то врач или заведующий отделением создадут небольшой запас для совсем бедных, но это не системная работа и здесь есть проблема.
Хотя НСЗУ и в целом контракты начали это немного упорядочивать (исследований сейчас нет, они готовятся, и я уже видел несколько), количество случаев прямого вымогательства уменьшилось. Врачи как брали благодарности, так и берут. Но не говорят о них заранее. Они надеются на них после. И это побуждает их лучше выполнять свою работу, рассчитывая на то, что люди из собственного кармана компенсируют им часть их работы, которую, на их взгляд, не могут компенсировать государство и тарифы.
— Анонсированное президентом повышение минимальных зарплат медработникам как-то изменит ситуацию?
— Я бы начал с главного. С того, что у нас есть большая проблема с распределением полномочий ветвей власти, и некоторые ветви не понимают, что влияние на такие вещи не относится к их компетенции. Президент не должен влиять на то, как формируются зарплаты в автономных некоммерческих предприятиях, собственниками которых на 95% являются органы местной власти.
Не хочу комментировать юридическую составляющую. Президент может издать указ, что он рекомендует найти подход (собственно, так и звучит). Это такой панский подход, условно говоря, пожелание. Я приветствую такое пожелание президента. Но это не должно быть уравниловкой. Мы не можем просто повысить зарплату всем. Повышение зарплаты в рамках реформы, которую мы когда-то конструировали, должно прямо соотноситься с увеличением производительности труда. То есть наша задача в пределах оптимизации, экономической эффективности — это приведение к ситуации, когда те, кто работает больше и лучше, зарабатывают больше. Любые элементы, касающиеся просто всех, — повысить всем врачам, медикам, медсестрам, без соотнесения этого с объемом произведенных общественных благ (количеством работы и увеличением производительности), являются недопустимыми. Они ведут к популистским шагам, которые цементируют или ухудшают ситуацию. Повышение среднего уровня убивает мотивацию лучших. И именно эти лучшие будут выезжать из страны из-за того, что не видят в правилах игры возможностей заработать честным трудом.
Если будет жесткое распоряжение в пределах расчетов тарифов увеличить долю фонда оплаты труда просто для рейтинга, чем занимались предыдущие три министра, то это послужит причиной дополнительных расходов как минимум в 40 миллиардов гривен.
Хочу еще раз напомнить, что стратегические закупки не могут работать отдельно от еще двух важных вещей. Одна из них — обеспечение модернизации учреждения, то есть инвестиционная составляющая, позволяющая использовать долгосрочный финансовый инструмент. Сейчас есть идеи о «большом строительстве больниц». Недавно слышал о желании, кроме приемных отделений, сделать фасадные больницы — детскую, взрослую в каждой области. Я бы это приветствовал, но если это, опять-таки, будет выведено из Prozzoro и направлено на обычный механизм реализации и освоения бюджетных средств, то ничего хорошего из этого не получится.
Другое дело — это понятие модели предоставления услуг. Стратегические закупки должны побуждать преобразовывать сети в интересах пациента. Основные приоритетные услуги (например, инфаркт, инсульт) должны изменить путь пациента в системе. Если финансовый стимул со стороны стратегического закупщика НСЗУ эту ситуацию не меняет, это плохо. Уравниловка в зарплатах не позволяет этого делать. Если сейчас популистски будут соглашаться с такими позициями и требовать это сделать от НСЗУ, то существует большой риск, что это окажет серьезное влияние на доверие к органу. Если бы мне давали такие поручения, я бы их не выполнял и публично объяснял, почему. Не думаю, что это кому-то бы понравилось.
— Когда вы представляли «Манифест здорового общества», то, наверное, больше всего вопросов и споров вызвал раздел «Свободный врач». Вообще-то некоторые высококвалифицированные, востребованные врачи чувствуют себя достаточно свободно. Они могут свободно выбирать, где им работать — в государственном или частном учреждении. Сегодня они выбирают государственное, потому что там у них больше возможностей получать неформальные платежи. И юридически это считается не коррупцией, а уклонением от уплаты налогов. Благодарные пациенты, которые сами будут заносить средства врачу, оказавшему им высококвалифицированную медицинскую услугу, будут всегда. Что с этим?
— Нет ни одной страны, которая бы, борясь с этой проблемой, имела какой-то простой и быстрый рецепт.
— Но мы можем сейчас сказать, что это убивает частную медицину.
— Не убивает, но создает большие проблемы для цивилизованных инвесторов. Потому что инвестор вкладывает собственные средства и хочет рассчитать модель, которая в какой-то длительной перспективе принесет прибыль. Медицинский бизнес очень долговременный. Рентабельность невысокая. Если работать в белую.
Существование частного черного рынка, где не выплачивают официальные зарплаты и налоги, влияет на это не меньше, чем неформальный сектор в государственных учреждениях. Это существенное давление. Цивилизованный частный сектор очень хотел бы, чтобы возможности, открывающиеся для, как вы говорите, выдающихся врачей в государственном секторе без уплаты налогов, уменьшались.
Наша идея о свободном враче заключается в том, что такие опции должны быть у всех. Таких выдающихся врачей единицы. Это люди, которые не очень хотят делиться своими умениями, ведь чем меньше на рынке людей с таким же профессиональным потенциалом, тем лучше для них. Это очень плохой стимул, с точки зрения передачи знаний, формирования школ и обучения.
Меня очень раздражает этот наш пиетет перед врачами «от Бога». Многие меня упрекают, что я отношусь с неуважением, но от этой формулировки вообще-то общество очень проигрывает. Нам не нужны герои и врачи от Бога, нам нужна работающая система. И один из элементов такой системы — это доступ на рынок врача как свободной профессии. Уравнивание всех в правах с самого начала и меритократические принципы продвижения. Когда те, кто имеет лучшую подготовку, образование, лучшие компетенции, быстрее двигаются по карьерной лестнице, начиная с интернатуры, могут реализоваться в профессии и вместе с тем имеют возможность достойно зарабатывать. Соответственно, свободный — это врач, имеющий персональную лицензию. Это врач, который формирует независимое профессиональное врачебное самоуправление и сам формируется в нем.
Как это регулируется в большинстве стран?
Есть очень много этических предпосылок, в частности предать остракизму тех, кто в этой системе просто зарабатывает за счет других и не делится своими знаниями. К тому же что такое достойно зарабатывать? У людей должна быть опция. Если персональная лицензия есть, человек может консультировать, получать средства и платить с них налог. Даже такой, который платят сейчас другие свободные профессии, которые у нас есть. И это можно контролировать. Если хирург консультирует, он может брать любую плату за свою работу вне времени, когда он работает как наемный работник. Если он хочет делать хирургическую операцию, у него должен быть договор с учреждением, имеющим лицензию и условия для этой деятельности. Консультативные услуги могут исходить из этого, но с уплатой налогов.
Это новая картинка. Не все ее воспринимают. Но со временем, вместе с изменениями, которые должны происходить в медицинском образовании, она могла бы существенно изменить рынок, повысить престиж врача, предоставить ему много опций и возможностей достойно зарабатывать в пределах системы, при этом не ущемляя общество и выполняя роль, которая на него положена.
— Работать в белую, платить налоги — это уменьшает доходы. Да и пожаловаться некому. Пациенты благодарны врачу. Это многолетний устойчивый круг людей, которые постоянно к нему ходят и платят в карман.
— В «Манифесте» есть много принципов, касающихся ответственности. Предоставляя врачу свободу в пределах персонального лицензирования, эффективного врачебного самоуправления, мы же говорим об ответственности. И о солидарности. Не может быть людей, которые зарабатывают в сотни-тысячи раз больше, чем их коллеги. Притом они еще и не платят налоги, которые должны перераспределяться в интересах всего общества. Никакая свобода не идет без ответственности, соответствующей уровню предоставленной свободы.
Профессия врача общественно важна. С одной стороны, ее взвешивает страхование профессиональной ответственности врача. В случае каких-либо проблем возмещение пострадавшему пациенту увеличится в несколько раз, как в цивилизованном мире. Но просто страхование не дает полного измерения ответственности. Должна быть ответственность относительно образования. Врачи перестали быть элитой общества не из-за того, что они такие плохие люди. А из-за того, что подходы к образованию, подготовке и их месту в обществе очень изменились. Это сейчас так называемые медицинские работники. Врачам нужно стать высокообразованными людьми, изменить свое образование, показать надлежащий уровень ответственности и солидарности с обществом. Тогда общество будет благодарно им.
А контроль? Вы говорите, что они не будут платить.
Это длительный путь. Но сейчас я в частном секторе вижу много врачей, которые не хотят возвращаться в теневую государственную систему. Много тех, кто не имеет предохранителей совести, пойдут и будут максимизировать свою прибыль в государственном секторе за счет неформальных платежей. Но, как это ни странно, появляется все больше людей, которые при наличии опции меньшего, но официального заработка выбирают его. И меня это радует, потому что чем больше будет таких людей и мест, где они могут заработать достойно, при этом уплатив все налоги и не имея долгов перед государством, тем больше у нас шансов, что мы от этого выздоровеем. Да, это будет длиться годы. И если вы услышите, что вроде бы есть какой-то волшебный инструмент, который за год уменьшит неформальные платежи и повысит справедливость отношений и солидарность врачей, которые будут платить налоги, — это неправда. Надо создавать и институциональные, и правовые, и этические элементы конструкта, которые будут влиять на выбор врача. Но у него должен быть выбор — работать как самозанятое лицо без получения лицензии на медицинскую практику или как наемное лицо, если хочет осуществлять высокоспециализированные элементы. Но вместе с тем для всех элементов он платит налоги.
— Какую цель вы перед собой ставили, когда разрабатывали «Манифест здорового общества»?
— Я не буду говорить банальности об окнах, которые иногда открываются. Дай Бог, чтобы это были окна возможностей, а не Овертона. Но если уже есть осмысленный дискурс, а тем более положенный на бумагу, реализовать всегда легче. Я часто привожу пример реформы. В 2014–2015 годах группа людей переосмыслила возможность изменений и трансформаций системы, прописала ее и положила на бумагу. И якобы она ушла в ящик. В конце 2015-го никто уже не рассчитывал на какие-то активные изменения. Но был документ, описывавший трансформацию, в частности системы финансирования, подобно тому, как она на самом деле состоялась. Он был осмысленный и предусматривал стратегию с 2015-го по 2020 год. И как это ни удивительно, в этот период ее и реализовали в большей степени. Если бы этого не было, то когда окно возможностей открылось, у нас не было бы ничего готового.
2020-й прошел, мы — в 2021-м, и никакой стратегии, которая бы описывала дальнейшее развитие на длительный период, нет. Группа людей, участвовавших в разработке предыдущего документа, собирались и говорили о проблемах. Мы абсолютно четко артикулировали для себя, что поспешность привела к некоторым ошибкам. Говорили о том, как их можно исправить; как мы должны относиться к отбору людей в команду, реализации трансформаций, их стабильности, обеспечению устойчивости. Мы размышляли. Из этих разговоров родилась идея продумать, как можно было бы двигаться в течение следующих десяти лет, и предложить вариант. Потому что другого способа нет.
Имея результаты изменений, произошедших после нашего ухода, с новой властной командой, в документе мы уделили очень много внимания людям в принципе. Потому что без ценностной основы профессионалы становятся неуправляемыми. Профессионал может совершать как добро, так и зло. Большое внимание в «Манифесте» было уделено тому, какими принципами должны руководствоваться люди, проводящие изменения, особенно структурные реформы. Какой уровень ответственности они должны на себя брать и каким образом формируется их ценностный ареал, чтобы создавать команды, которые будут внедрять идеи в жизнь. Потому что есть проблемы.
Плюс мы определили несколько основных блоков. Мы много говорили о государстве, его роли. О приоритетах. С точки зрения заботы государства, приоритетом мы определили детей и людей преклонного возраста, которые не в состоянии о себе заботиться. А для активной прослойки общества должны быть инструменты, которые добавят возможностей собственного выбора, — это, в частности, и элементы добровольного страхования.
В «Манифесте» есть описание свободного врача, потому что мы считаем, что без его раскрепощения и возврата статуса, который он должен иметь в обществе, мы ничего не получим. И это не мантры, а конкретные инструменты — врачебное самоуправление, персональное лицензирование, изменения в медицинском образовании. Я очень верю в это, но вы понимаете, что начало этих изменений и выход этих врачей состоятся через шесть-восемь лет. Это большая история, если мы хотим, чтобы уже в 2030-м вышли люди, которые не отдадут свою свободу и будут иметь соответствующие их ответственности инструменты для работы в системе.
Еще несколько вещей касаются безопасности. Потому что пандемия, и не только она. Мы очень серьезно обсуждали, как создать систему, чтобы она отвечала этим вызовам.
Ответственные собственники. Это — громады. Их надо готовить. Сейчас в сфере децентрализации открывается много как возможностей, так и проблем. Нет института совместной собственности громад. Руководители ОТГ, не понимая, делают шаги, которые нивелируют некоторые аспекты реформы. Поэтому ответственный собственник — это, в частности, громада, отвечающая за здоровье.
Ну и, конечно же, сильные институты. В частности НСЗУ, ЦОЗ, ГП «Медицинские закупки», ГП «Электронное здоровье», ГЭЦ. Создание ряда организаций, реализующих политику. Минздраву остается только формирование и донесение политики.
То есть мы говорили и размышляли о компактном правительстве и функциях управления, мы как будто летали в космосе. Но таков порядок вещей: если мы об этом размышляем и имеем идеи, то когда-то вернемся и будем внедрять.
— То есть Петренко уже во второй раз создает этакий теневой кабинет в сфере здравоохранения?
— Нет Петренко, Жумадилова, Ковтонюка, Курпиты или еще кого-то. Нет персональных историй. Все являются контрибъюторами. У меня персонально никакого пиетета к власти как таковой нет. Если быть честным, то меня просто испугало то, как, в частности, в НСЗУ люди, которых я брал на работу, были «укушены» властью и демонстрировали далеко не лучшие, а часто самые плохие свои стороны под влиянием возможности реализовать властные полномочия. Власть — это большая ответственность. Мне она сама по себе не нужна. Она нужна для реализации изменений, структурных реформ. И прежде всего изменений в головах людей. Чтобы поселить туда мысль, что то, что они делают, выполняя чьи-то поручения, можно поставить под сомнение.
Мне лично власть как таковая не интересна. Я не получаю от этого удовольствия. Наоборот, очень некомфортно чувствую себя, воссоздавая формальные атрибуты «большого» человека. Мне намного комфортнее в размышлениях, реализации. Наибольшее мое удовольствие в жизни — зажигать звезды. Я чувствую себя самым счастливым, когда вижу людей, которым дал шанс реализоваться, раскрыл их потенциал, сказал, что они должны поверить в себя в рамках организации. Я чувствую себя намного более счастливым, когда открываю таких людей, когда их количество растет. А не от того, чтобы стать министром, который будет рассказывать, кому из них рано становиться главой НСЗУ, а кому нет.
В нашей тусовке мы не персонализируем, а поддерживаем друг друга. Уровень доверия чрезвычайно высок. В будущем у нас могут быть очень разные роли. Я вообще не знаю, буду ли реализоваться в здравоохранении или, возможно, в другой сфере.
«Манифест» — это важная вещь, конструирующая будущее. Мы заполнили вакуум. На основе этого концептуального документа можно разрабатывать стратегию, потом — концепцию, а затем — и технологический план. Но если не будут соблюдены основные параметры, остальное не будет иметь никакого смысла.
— Что вас заинтересовало в «Добробуті»? Петренко точно не из тех людей, которые будут гоняться просто за куском хлеба. Какие звезды вы там собираетесь зажигать и какие стратегии развивать?
— Я долго работал в системе медицинского бизнеса и считаю эту личную историю не менее важной. Одна из моих нынешних ролей — это помощь цивилизованному бизнесу достигать результата. Потому что бизнес — это не проклятые буржуи. Это наиболее эффективные системы, которые показывают элементы развития и тянут общество вперед. Они создают и внедряют инновации намного быстрее, чем другие организации государственного сектора. Бизнес — это дело, которое реализуется.
Медицинская сеть «Добробут» сейчас является лидером на рынке. И моя задача — помочь лидеру быть настоящим лидером, трансформировать рынок. В смысле ценностей и ответственности перед обществом.
Потому что не только уплаченные налоги и количество созданных мест оказания помощи имеют значение. Важны еще и модели, предлагаемые другим для наследования. Если лидер показывает другой стиль поведения, иначе относится к трудоустройству, уровню зарплат, обеспечению условий работы для врачей, этому начинают подражать.
«Добробут» сейчас очень стремительно развивается и является бесспорным лидером по объему, и будет таким, наверное, в ближайшие десять лет. Другие сейчас медлят с экспансивными планами. Поэтому моя задача — создать в организации и в целом на рынке запрос на цивилизованность. Здесь очень много интересных центров изменений. Сейчас мы пытаемся трансформировать скорость и масштаб в новые элементы, связанные с тем, что, например, современная кардиохирургия возможна не только у известных врачей «от Бога», но и в частном учреждении, причем на уровне и по порой меньшей цене. Развиваются высокоспециализированные направления, происходит экспансия в регионы, чтобы показать другой стандарт предоставления помощи. Делается много вещей, позволяющих рассчитывать на лучшее будущее.
Я считаю, что успешный «Добробут», эффективный операционный бизнес, реализованный в Украине, — это хорошо для страны. И мы требуем общих правил игры. «Добробут», «Оберіг», «Лелека», «Свята Параскева», «Одрекс» и другие, вставшие на путь легального, цивилизованного рынка, давят на него. В частности на врачей. Они показывают другие паттерны и модель поведения. Меняют и трансформируют рынок своим наличием — уровнем стандартов, сервиса, форматов реализации врача. Это очень важно. Успешный «Добробут» и успешные все остальные — это успешная Украина. И я хочу помочь, чтобы такие элементы и центры изменений давили в том числе и на государство. Потому что это конкуренция за технологии, инновации, людей, школы, команды.
И это еще и об образовании. Открою вам секрет. Думаю, что «Добробут» на определенном этапе своего развития будет инвестировать в образование. Я хочу видеть через пять лет частный медицинский университет, который по-другому будет относиться к врачам и выпускать тех, кто обеспечит развитие страны.
И еще есть несколько больших идей, о которых сейчас не буду говорить. Есть «Укрпочта», которая очень серьезно изменилась, и есть «Новая почта». И вот представьте себе, что в здравоохранении есть система, которая тоже меняется, работает по-новому, но имеет большую советскую инерцию. И есть система, которая вроде бы предлагает то же самое, по очень приемлемой цене, с большим удобством и является операционно эффективной. И у вас есть выбор.
Я очень счастлив видеть многих сознательных украинских инвесторов-предпринимателей, в частности и тех, которые работают в «Добробуті». Я могу работать далеко не со всеми. Я требователен к стилю, происхождению инвестируемых ресурсов. И это одно из немногих мест, где с этим почти все обстоит благополучно.
— А контракты с НСЗУ «Добробут» будет заключать?
— Да. «Добробут» в рамках ПМГ уже делает бесплатную вакцинацию для всех. Мы начали с «Атлас- Вікенду». За несколько дней сделали почти тысячу прививок. Будем подписывать пакет по вакцинации, хотя это не особо большие деньги для нас. Но мы пройдем этот путь. Считаю, что такие крупные игроки не смогут не работать с государством и должны будут оптимизировать свою операционную модель, чтобы быть эффективными в тех пакетах, на которые подпишутся. Надеюсь, что в 2022 году «Добробут» подпишет несколько пакетов на условиях, декларируемых государством. Думаю, с повышением тарифов, оптимизацией, увеличением эффективности моделей количество услуг каждый год будет расширяться.
Я хочу, чтобы было, как в Испании. Нас (команду медицинской реформы) обвиняли в том, что мы копируем британскую модель. На самом деле от нее есть элементы. Больше всего мы хотели быть похожими на испанскую, особенно каталонскую. Когда в Барселоне вы попадаете в больницу, то не знаете, частная она или государственная. Все одинаково. И я хотел бы, чтобы так было в Украине. Чтобы вы не думали, кто и как оплатил нужную вам помощь. Чтобы было много вариантов. Чем больше моделей, конкуренции, тем лучше для Украины.
Открою секрет. Частные игроки в некоторых сегментах сейчас предоставляют помощь очень высокого уровня. И мы абсолютно открыты к миру, чтобы реализовать элементы так называемого медицинского въездного туризма, экспорта высокотехнологических медицинских услуг. Я не исключаю, что Украина может быть кластером или хабом, который по некоторым видам помощи при высоком качестве и приемлемой цене может быть конкурентом в Европе и даже в мире. Например, в сфере стоматологии, эстетической медицины, офтальмологии, биотехнологий, репродуктивной медицины.