Во время недавней поездки в Сан-Франциско я услыхал от тамошних россиян весьма огорчительную цифру. Оказывается в городе живет более 300 бывших советских врачей в возрасте старше пятидесяти, которые уже не надеются сдать американские медицинские экзамены. Таким образом, люди эти полностью отрезали себя от любимого дела.
О тоске по работе слышал я потом и от русских врачей Нью-Йорка. Это люди помоложе — от 30 до 50, еще не потерявшие надежды сдать американские экзамены и в медицину все-таки вернуться. Итоги у каждого свои. Опытный врач-кардиолог из Москвы за четыре года сдал три экзамена. Сдавал их шесть раз. Сейчас, чтобы получить право поступить в резидентуру, бьется над четвертым экзаменом. За эти годы возраст его перевалил за пятьдесят. Но он не унывает. Его коллега, детский врач из Белоруссии, за те же четыре года не сдал, к сожалению, ни одного экзамена. Хотя и старался... Два сорокалетних приятеля из Украины, в прошлом терапевты, уже махнули рукой на возможность сдать экзамены, которые, по их мнению, все время ужесточаются и утяжеляются. Оба согласились на должность лаборанта в больничной лаборатории.
Главное, что печалит наших врачей, и молодых, и не очень молодых: сама процедура перехода из русских медиков в американские абсолютно непредсказуема. Начиная борьбу за признание своего диплома, претендент не знает, уйдет ли у него на это два года, четыре или шесть. А ведь перевалив, скажем, за полсотни лет, приходится думать и о том, возьмут ли тебя потом в резидентуру. Вопрос этот немаловажен. Обучение резидента в госпитале продолжается еще несколько лет. Между тем, как сказано поэтом, —
Грохочут дни, как палка по забору.
Так сколько ж их
осталось, январей?
Поступление в нью-йоркскую больницу в качестве резидента, то есть врача, обучающегося практике своего дела, с каждым годом становится тоже все более затруднительным. Одна из причин — сокращение государственного финансирования резидентуры. Не имея достаточной государственной денежной поддержки, больницы города не могут себе позволить брать на обучение медика-иностранца. Говорят, что за последние год-два суммы, получаемые больницами от штатных властей на обучение резидентов, сократились на одну треть, то есть весьма существенно...
Как видим, докторам нашим приходится в эмиграции несладко. Боюсь, что многим из них, несмотря на талант и изрядный российский профессиональный опыт, в американскую медицину так и не удастся пробиться. Слишком уж высок воздвигнутый на их пути барьер. Не станем обсуждать, кроется ли за этим барьером чья-то злая воля. Важнее другое: можно ли как-то обойти это сооружение? Еще месяца три назад я на этот вопрос ничего конкретного сказать не смог бы. Но в начале января нынешнего года я получил письмо от незнакомой мне Любы Мойсик. Она представилась как русский врач; приехала в Штаты три года назад. «Чтобы нам, медикам из России, стать в Америке врачами, — писала она, — теперь уже есть не один, а два пути. Традиционный — подготовка в одиночку и сдача экзаменов. Путь очень тяжелый, он для многих содержит элемент серьезного риска». Но есть, по словам доктора Мойсик, также некий второй путь. Она предложила, что навестит меня с двумя своими коллегами и во всех деталях опишет этот нетрадиционный путь к американскому врачебному диплому.
Свое письмо Люба Мойсик закончила словами, полными энтузиазма: «Мы (я и мои коллеги) счастливы, что получили от Америки такую уникальную возможность. Расскажите об этом и другим русским врачам». Полагаю, что нашим новоприезжим медикам будет действительно небесполезно узнать то, что рассказали о «втором пути» в американскую медицину Люба Мойсик и ее товарищи.
А кстати, знаете ли вы, уважаемый читатель, сколько прибывающих из России врачей оседает ежегодно в Нью-Йорке? Немало. По официальным данным — около ста пятидесяти человек.
Первое, что постигает эмигрант, добравшись до американской земли, — это то, что здесь «все не так как у нас». Одних это злит, другие теряются, особенно если «не так» касается их привычной профессии. Наши писатели мечтали по прибытии в страну свободного слова немедля опубликовать свои произведения, находившиеся под запретом на родине. Но оказалось, что просто так войти с улицы в издательство и поговорить с редактором в Америке не удается, не принято. Здесь это делается по-другому. С еще большими неожиданностями сталкиваются в чужой стране наши инженеры, врачи, учителя.
С медиками нашими произошло здесь совсем уже забавное недоразумение. Новоприезжий врач, как известно, первым делом стремится засесть за подготовку к экзаменам, сдать их и стать американским доктором. И вот попадается такому врачу напечатанное в журнале объявление: некая медицинская школа готова ему помочь. Прекрасно! Доктор читает дальше: школа эта входит в состав Технологического института. Что за чепуха? Мединститут при институте, выпускающем инженеров? Абсурд какой-то... Да и школа медицинская какая-то странная: учат там остеопатической медицине. Что бы это означало? Костная хирургия? А что делать в такой школе терапевту, гинекологу, психиатру?
Одним словом, на приглашение — «приходите, русские медики, мы вам поможем стать американскими врачами!» — во всем Нью-Йорке откликнулось... восемь человек. И после второго такого опубликованного призыва пришло не больше. И это — в Нью-Йорке, где сотни врачей, притом с немалым практическим опытом, буквально жаждут пробиться в американскую медицину! В чем же дело?
Не откликнулись наши врачи по одной-единственной причине: не понимая элементов американской жизни, и в том числе жизни медицинской, они не сообразили, что за это объявление им следовало буквально хвататься, как за спасательный круг. Не знали они, в частности, что в Америке медицинская школа может входить в состав любого учебного заведения, в том числе и университета или технологического института. А слова «остеопатический», «остеопатия» вовсе не относятся к костной хирургии. Они вошли в американский медицинский обиход лет сто назад, когда один здешний ученый выдвинул отнюдь не глупую мысль, что для излечения болезней одних только лекарств недостаточно, нужны также некоторые физиологические (или, как он их назвал, остеопатические) приемы. В Соединенных Штатах имеется 120 медицинских школ и 16 — остеопатических. Дипломы у тех и других врачей по всей Америке одинаковые.
Российские доктора наши, скорее всего, прошляпили бы возможность поступить в приглашавшую их медицинскую школу, но нашелся среди них какой-то разумный и энергичный человек, который догадался связать остеопатическую школу с организацией НАЙАНА. В результате та организовала встречу российских медиков, куда сбежалось не менее двух сотен новоприезжих врачей. Именно на этом собрании три года назад нашим врачам наконец открылся еще один путь в американскую медицину.
Первая группа россиян начала свой бег за профессией в 1992 году. В 1993-м включилась в этот бег вторая группа. «Это действительно бег, — грустно улыбается доктор Дашевский. — Я встаю в пять тридцать и отправляюсь на машине из своего Бруклина в Лонг-Айленд, где расположена школа. На первом курсе лекции идут с 8 утра до 5 вечера. Притом почти без перерыва и в весьма напряженном темпе. Не забудьте, мы должны усвоить за один год такой же объем знаний, какой американские студенты осваивают за два. Но самые тяжкие дни недели у врачей-студентов первого года обучения — не будни, а суббота и воскресенье. Ибо каждый понедельник их ожидает двухчасовый экзамен. За два часа надлежит ответить письменно на сто вопросов по тому курсу, который они прослушали за предыдущую неделю. И так весь год».
Доктор Дашевский с улыбкой вспоминает, что его товарищи именовали эти экзаменационные дни «черными понедельниками». Сейчас этот год двойной нагрузки (без летних каникул) для него уже позади. Он и два десятка его товарищей по группе перескочили сразу на третий курс и в ближайшие два года, остающиеся до завершения школы, им предстоит работать в больницах. Встречаются они теперь лишь раз в шесть недель, когда съезжаются в свою школу, чтобы сдать экзамен по очередному предмету, теперь уже практическому. Такой напряженный «бег с препятствиями» только и позволяет сдать в конечном счете все четыре основных экзамена, которые дают право на американский диплом.
— Из кого состоит ваша группа?
— У нас двадцать два российских врача в возрасте от 26 до 55 лет и несколько иностранцев. Есть молодой румын, есть женщина-врач из Эфиопии, несколько медиков-южно-американцев из разных стран. Живем дружно. По заведенной традиции отмечаем день рождения каждого студента и студентки независимо от возраста и национальности.
— Кто же оплачивает ваше образование?
— Мы сами. Каждому из нас пришлось взять заем в банке. Год обучения стоит 20 тысяч долларов. Возвращать начнем через год после того, как станем настоящими американскими медиками. К тому времени сумма долга каждого из нас возрастет до 112 тысяч.
— Не боитесь такого долга?
— Побаиваемся. Но сумму эту можно уменьшить, если, например, согласиться во время резидентуры избрать профессию, дефицитную для страны, — стать, например, семейным врачом, педиатром, терапевтом, акушером. Тогда тысяч сорок с долга сбросят. Но утешает и то, что заем дается надолго, на 33 года. А заработки у американских медиков не такие уж маленькие...
А как нашим докторам-студентам видится их американское будущее?
«От здешних медиков мы постоянно слышим разговоры о доходах американских врачей, — говорит Владимир Моливер. — Оказывается, есть медицинские специальности, оплачиваемые лучше — и хуже. К примеру, уролог может здесь заработать 250 тысяч в год. Высоки заработки и у гинекологов. Семейный же врач (в России он числился терапевтом) должен согласиться примерно на половину такого гонорара. Что, впрочем, тоже немало. Путь к ’дорогим’ специальностям, однако, значительно более долог и труден. Молодежь еще может себе позволить провести в резидентуре, обучаясь на уролога, пять-шесть лет, но люди среднего возраста вынуждены согласиться на более скромные будущие доходы».
Александр Дашевский, пользующийся у своих коллег уважением и симпатией (врачи-россияне избрали его старостой своей группы), уже сейчас строит планы на будущее. В планах этих явственно видится его русское происхождение. На «дорогие» специальности он не покушается, а предлагает своим товарищам по школе объединиться после окончания и создать нечто вроде российской поликлиники. В таком объединении каждый из них сумеет применить свои прошлые знания, свой прежний опыт. Кто-то там был врачом-«сердечником», кто-то — уролог, а кто-то, как у нас говорили, — «ухо-горло-нос». Дашевский полагает, что непрерывно растущая русская колония в Штатах положительно воспримет его идею и в пациентах недостатка не будет.
Темпераментная Люба тоже готова работать в такой русскоговорящей американской поликлинике и призывает коллег, еще не уразумевших всех преимуществ «другого пути», не откладывая звонить в НАЙАНА и выяснять условия, на которых они могут поступить в Нью-Йоркскую школу остеопатической медицины при здешнем Технологическом институте.
— Одно обидно, — заключил наш разговор Владимир Моливер, — такая группа, как наша, существует пока лишь в единственном числе. А надо бы открыть их и в Лос-Анджелесе и Сан-Франциско. Уверен, на Западном побережье нашлось бы не меньше русских врачей, желающих двинуться к американскому медицинскому диплому «другим путем».