Приехав в Германию на постоянное место жительства и немного освоившись и осмотревшись вокруг, я был поражен… Нет, ни обилием автомобилей даже в деревенской Форе, где мы прожили полгода, ни сплошной компьютеризацией, не исключая опять-таки сельскую местность, ни даже отсутствием непременного архитектурного объекта украинской провинции — дворового туалета (туалет в Германии — это что-то особенное), а… довольно большим количеством людей с физическими недостатками, которых называют инвалидами. Здесь, кстати, пользуются другой терминологией, но об этом чуть позже.
Итак, Германия представилась мне поначалу страной, где словно специально собрались отовсюду инвалиды, чувствуя себя, как мне показалось, достаточно комфортно на улицах, в кафе, магазинах, парках и вообще везде среди «нормальных» людей.
В Марбурге, где я живу уже почти четыре года, с его 80-тысячным населением, но со старинным университетом, где учились М.Ломоносов и Б.Пастернак, особенно много слепых молодых людей, довольно уверенно продвигающихся и ориентирующихся с помощью удобно складывающихся палочек или собак-поводырей. Объясняется это тем, что в нашем городе есть всегерманский учебно-реабилитационный центр «Дойченблинденштурденштальт» («Немецкое учебное заведение для слепых»), организованный в 1916 году директором университетской офтальмологической клиники, профессором А.Бильшевски, который руководствовался гуманными соображениями о том, что люди с проблемами зрения нуждаются в социальной адаптации и различных формах обучения. Сейчас «Блашта», так обычно называют упомянутый центр (аббревиатура по первым буквам) состоит из:
— гимназии им.Карла Штреха (первого из организаторов всегерманского общества слепых);
— реабилитационного центра, включая центр предварительного обучения;
— Германской библиотеки для слепых;
— печатного производства, выпускающего литературу для слепых (с азбукой Бройля);
— администрации.
В гимназии, которая готовит учащихся для получения так называемого абитура, т. е. получения права на поступление в университет, обучается около 260 слепых и слабовидящих детей. И приезжают они сюда не только из всех федеральных земель Германии, но и из немецкоязычных стран. С ними работают около 400 человек. Годовой бюджет «Блашты» — до 16 млн. евро — формируется из различных источников, главными из которых являются министерства образования и социальной службы федеральной земли Гессен, в которой расположен этот рай для слепых. Впрочем, еще раз о терминологии. Для того чтоб не травмировать людей с физическими недостатками, в Германии слово «инвалид» (от лат. invalidus — бессильный, слабый) часто заменяют словом bechandert (бехандерт) — ограниченный в возможностях.
Согласно мировой статистике, количество инвалидов колеблется в пределах 7—10% от населения страны. В Германии, по официальным данным, около 7 млн. инвалидов на 82 млн. населения (около 8,5%). В 1984 году в основной закон Германии была внесена поправка следующего содержания: «Никто не может и не должен притесняться из-за своих недостатков (умственных или физических)», а Кодекс социального законодательства дополнили разделом «Реабилитация и участие инвалидов в жизни общества», который вступил в действие с 1 июля 2001 года.
Большое внимание со стороны правительства оказывается предупреждению инвалидности, выявлению признаков инвалидности на ранней стадии, ранней реабилитации инвалидов, их профессиональной подготовке и переподготовке с учетом их физических возможностей, склонностей, профпригодности. Для этой цели служат специальные реабилитационные центры, подобные марбургскому, специальные учебные заведения и т.д.
Но об этом я узнал сравнительно недавно. А поначалу ответ на вопрос, почему инвалиды в Германии чувствуют себя без комплексов повсюду, даже в круговерти современной городской жизни, я получил, наблюдая следующую сцену. На остановке ожидал автобус инвалид-колясочник. Автобус «причалил» к самой бровке, накренился на бок и открыл среднюю дверь, человек в коляске въехал и остановился в специально отведенном для «колесных сооружений» пространстве, там же устанавливаются детские коляски, а для мам есть откидные места.
Увидел я эту, ставшую затем для меня обычной, картину и понял: а каким же образом я мог иметь представление о количестве инвалидов в Украине, если они по чисто «техническим» причинам не могут нос из дома высунуть. Правда, попадаются, но, увы, в большинстве те, кто пользуется своей инвалидностью как средством для зарабатывания на пропитание.
В Германии, как правило, попрошайничеством занимаются лишь бомжи. И еще, что психологически важно: я не увидел в Германии у окружающих людей никакой повышенной жалостливой предупредительности по отношению к людям с физическими недостатками. Создалось впечатление, что появление инвалида не вызывает ни суеверного страха, ни особого сочувствия — обычное бытовое явление, требующее адекватной реакции. Тому же колясочнику помогут въехать в автобус (при особых затруднениях), как, скажем, мамаше втолкнуть детскую коляску.
Проанализировав, пришел к выводу, что вопрос об отношении к инвалидам в Германии — в особом, я бы сказал, менталитете духовного цивилизованного общества, отличающегося от нашего «совкового», в основном атеистического, пониманием и осознанием простой истины: все мы, как говорится, под Богом ходим, и несчастье в любой момент может коснуться каждого.
А в заключение небольшая иллюстрация к сказанному. После операции на сердце в марте этого года (мне поставили два шунта в местной университетской клинике) я проходил трехнедельную реабилитацию в небольшом курортном городе Бад Наухайме вблизи Франкфурта-на-Майне и по вечерам ходил слушать музыку в местном курзале. Публика, собиравшаяся там, состояла исключительно из пожилых немцев, хорошо, я бы даже сказал, со вкусом одетых. Глядя на них, испытываешь поначалу чувство горечи, вспоминая наших стариков, снующих в выходные и праздничные дни на Майдане Незалежности или в других местах массового скопления народа и собирающих бутылки.
Но вернусь в Бад Наухайм. Среди слушателей постоянно была немолодая, но все еще красивая, ухоженная женщина, всегда улыбающаяся и сидящая в... самоходной коляске. Когда оркестр начинал играть вальс, она выезжала на середину и начинала вальсировать на своей коляске. У меня при этом на глаза наворачивались слезы, остальная публика воспринимала это как обычное явление. А она кружилась в своей коляске и будто говорила нам: «Ну что же здесь особенного? Ведь жизнь продолжается, и она, несмотря ни на что, прекрасна».