Украина приобщается к Болонскому процессу, цель которого — формирование общеевропейского образовательного и научного пространства для повышения конкурентоспособности европейской системы науки и высшего образования в мировом измерении, а также для повышения роли этой системы в общественных преобразованиях. В прошлом году в Украине завершился подготовительный этап и начато внедрение в систему образования принципов Болонской декларации. О том, как это происходит в государстве в целом и в отдельных украинских университетах в частности, шла речь с президентом Национального университета «Киево-Могилянская академия» Вячеславом БРЮХОВЕЦКИМ.
— Вячеслав Степанович, возможно ли вхождение в Болонский процесс отдельно взятого университета?
— Конечно, в идеале должна работать система. Поскольку положительные сдвиги возможны только при системном характере решения каких-либо проблем. Бесспорно, может быть отдельно взятый один или несколько университетов, где это происходит другим способом. Но это частичное решение проблемы, которое никогда не дает общего положительного результата.
Когда у меня спрашивают: «Как вы внедряете в «Киево-Могилянской академии» принципы Болонского процесса?», я отвечаю: «Никак». Так случилось, что практически все они были заложены в концепцию НаУКМА в 1992 году, то есть еще до начала Болонского движения. И это не случайно. Потому что в основе первого устава нашего университета лежит Хартия европейских университетов, которая фактически содержит все принципы Болонской декларации и которые уже значительно позже были реализованы многими европейскими странами.
— Довольно часто приходится слышать споры, даже между образованными людьми, особенно старшего возраста, что бакалавр — это специалист с незаконченным высшим образованием. Объясните, наконец, что такое двухступенчатое высшее образование и в полной ли мере оно принято в Украине?
— Двухступенчатый уровень образования НаУКМА начал вводиться где-то с 1996 года. Было очень непросто. Некоторые мощные университеты (им. Т.Шевченко, например) упорно выступали против магистерских программ. Но мы доказали, что эти программы возможны и именно в предлагаемом нами формате. Сегодня это уже общепринято. Но украинские чиновники слишком любят идти по пути палиативов. Так и вопрос о ступенчатости высшего образования остался, по сути, не решенным до конца. Ведь признав, что нужно готовить бакалавров и магистров, они оставили промежуточную ступень — специалиста. Мало того, у нас в систему высшего образования перешли техникумы, всегда считающиеся средними учебными заведениями и таковыми, собственно, и оставшиеся. Как следствие — существуют младшие специалисты, бакалавры, специалисты, магистры. Такая иерархия и приводит к путанице и непониманию. Тем временем весь цивилизованный мир делит специалистов с высшим образованием очень просто — бакалавр, магистр, доктор наук.
Нерешительность при внедрении определенных реформ привела к тому, что сегодня очень сложно, в принципе, сломать эту ситуацию. А между прочим, до 2010 года, когда Украина должна полностью войти в Болонский процесс, соответственно согласовав свое законодательство и действия с его принципами, осталось маловато времени. Формально перейти на двухступенчатое высшее образование довольно просто, по сути — намного сложнее. Обучение по магистерским программам отличается не просто названием. Различие в принципе построения учебного процесса. Например, в свое время у меня часто спрашивали: а по каким учебникам вы будете учить магистров? Но дело в том, что магистры не учатся по учебникам. Это уровень бакалавра, а магистр учится по научным журналам, изучая новейшие научные достижения. Именно поэтому в университетах должны быть самые авторитетные мировые издания в тех отраслях, по которым они готовят магистров. А этого, к сожалению, нет, за отдельными исключениями. Даже у нас отсутствует полное собрание периодических изданий, где печатаются самые передовые, новейшие разработки. Оформить подписку на все довольно дорого. У нас, конечно, в библиотеке есть огромный интернет-ресурс, но этого недостаточно и для этого также нужны средства. Но и эту проблему, по моему мнению, решить довольно просто.
— А как в Болонском процессе будут чувствовать себя наши аспиранты и докторанты, кандидаты и доктора наук?
— Проблема нашей аспирантуры и докторантуры выглядит значительно сложнее. Хотя там тоже существует формально простое решение. Оно состоит в том, что, скажем, с сегодняшнего дня — как это произошло в странах Прибалтики, в определенной степени в Польше — государство признает, что кандидат, доктор наук считаются эквивалентом PhD. А дальше продуцируют уже не кандидатов или докторов наук, а тех же PhD — докторов философии. Это общепринятое название во всем мире. Кандидаты наук не будут возражать, поскольку они поднимаются на более высокий уровень, да и доктора ничего не теряют. Но проблема состоит в другом: как готовить PhD, которые, между прочим, будут во всех отраслях? Ведь все дело в том, что нашу аспирантуру и докторантуру нельзя сравнивать с той докторантурой, где готовят PhD. Там это может длиться от пяти до восьми лет, потому что это очень серьезное обучение. Студенты на PhD (так их там называют) учатся значительно интенсивнее, чем на бакалаврате или магистериуме. Это очень напряженная работа. Хорошо помню свою учебу в советской аспирантуре — это было самое лучшее время моей жизни. Два с половиной года я принадлежал сам себе. Печатался как журналист, бегал по издательствам, писал рецензии. То есть я зарабатывал на жизнь, и только какую-то часть времени отводил собственно на диссертацию. Но сегодня я убежден: человек, чтобы иметь действительно научную степень высокого уровня, должен очень тяжело работать. Поэтому я, скажем, не знал фундаментальных вещей в той отрасли, в которой тогда работал. Их просто не изучали. Вместо этого изучали основы марксизма-ленинизма, иностранный язык (хорошо, что до того времени я уже знал английский, а коллегам было трудно), ну и специальность.
Проблема в том, что до 2010 года, даже если мы уже в следующем, 2007-м, начнем нормальную докторантуру в болонском понимании, мы не успеем ее развернуть. Сегодня проводятся два эксперимента по внедрению докторских студий — во Львовском университете и в НаУКМА. То есть мы своими силами пытаемся внедрить эти системы. Но ведь они не коррелируются с законодательством. Может возникнуть такая сложная ситуация, что мы выпустим этих PhD, а их не будут признавать в Украине, как, кстати, происходит с некоторыми нашими выпускниками и, по-видимому, не только нашими. Они защитили на Западе PhD очень высокого уровня, а, возвращаясь сюда, не признаются не то что докторами, а и кандидатами наук. Их вынуждают перезащищаться на кандидата наук, что является абсолютным нонсенсом в стране, подписавшей Болонскую декларацию.
— А как на это реагируют государственные органы, которые должны были бы отвечать за внедрение принципов Болонского процесса в общегосударственном масштабе?
Позиция чиновников очень простая: давайте ничего не делать, а там увидим. А вдруг что-то не так сделаем, вдруг не так получится. У нас, дескать, и так хорошее образование. Да, у нас действительно было неплохое образование, но только в отдельных отраслях и в определенных срезах. А в общем — никуда не годное. Следовательно, сохраняют плохое, а то, что имело какую-то ценность, пропадает. Скажем, глубина изучения математики (это я говорю как филолог) резко упала. Сегодня это колоссальная проблема для общества. Не в том, что просто математики не знают, а в том, что средняя и высшая школы утратили понимание того, что математика нужна не ради математики, а ради тренировки и развития интеллектуальных способностей человека. Об этом забыли. Фундаментальное забывается, а вещи, создававшие сложности в нашем образовании, — скажем, его узкая специализация, сохраняются.
Принято считать, что узкая специализация — это панацея. Да нет же. Во всем мире сегодня предлагают широкое базисное образование, потому что человек за свою жизнь пять-шесть раз меняет специализацию. Это я знаю по себе. Мое первое образование — техническое, потом журналистика, за нею библиотековедение. Сегодня я администратор, что тоже, между прочим, требует соответствующей подготовки. Не говорю, что все должны так идти, но так есть.
Следовательно, мы не успеваем за оставшееся время переориентировать нашу подготовку на докторские программы. Это уже, по моему мнению, физически невозможно.
— Так, может, не стоит и спешить? Чем больше всего привлекает Болонский процесс украинских студентов? Возможностью работать за границей. Ну потерпят еще немного, а тем временем поработают здесь.
— Дело в том, что лучшие наши выпускники как нынешние, так и учившиеся в советские времена, могут работать за границей и без Болонского процесса в любой отрасли. За исключением разве что медицинской, где у нас подготовка не такая как следует. Видеть во внедрении принципов Болонского процесса только возможность для украинских специалистов работать за границей — это глубоко ошибочная позиция. Болонский процесс прежде всего должен повысить уровень контроля за усвоением студентами знаний и умения использовать эти знания, качеством учебного процесса, мобильностью студентов. Вот те основные параметры, ради которых создавалась Болонская декларация. Мобильность студентов не означает, что они готовятся для работы за границей. Имеется в виду, что каждый студент в меру успешности своей студенческой деятельности может и имеет право учиться в различных университетах. У нас же это рассматривают в одном аспекте — учиться за границей. Это опять не соответствует Болонской декларации. Почему только за границей? Следует понимать так, что, скажем, студент НаУКМА может, проучившись в нем один год, на следующий — поехать во Львовский университет, потом — в Днепропетровский, вернуться и завершить обучение у нас. И курсы, которые он прослушал в тех университетах, мы ему зачисляем так же, как если бы он изучал их здесь, а полученные там оценки пересчитываем на наши рейтинги. Это тоже мобильность, заложенная в Болонской декларации. Хотя здесь могут быть и другие комбинации.
Кстати, я только что вернулся с заседания консорциума по внедрению автономии университетов Украины, где мы обсуждали эти вопросы. К величайшему сожалению, хотя президент Украины еще два года назад задекларировал свое намерение представить право автономии или провести эксперимент по ее предоставлению хотя бы нескольким университетам, дело не сдвинулось с места, я бы даже сказал, что еще больше затормозилось. Не исключено, что вскоре наш консорциум выступит с публичным заявлением по поводу действий чиновников секретариата президента и Кабинета министров, которые боятся этого эксперимента. На заседании мы говорили о том, что почти два года работаем, нашли множество общих точек, так давайте вводить мобильность между нашими университетами.
— А что должно побуждать студента к мобильности? Чем его может привлекать другой университет?
— Там могут быть преподаватели, которых нет в его университете. Это естественно. Мы проводили различные опросы. Спрашивали у выпускников, что больше всего повлияло в процессе обучения на их становление. Оказалось, не наши компьютерные сети, не какие-то интерактивные программы, не наша открытость к миру. Хотя это тоже не на последнем месте. Самое главное — непосредственное общение с личностью профессора. Действительно, в Харьковской юридической академии, например, может быть профессор, которого по масштабу личности нет у нас. Возможно, он не интересен каждому студенту, но те, кто изучает уголовное право, хотят у него учиться. Студент едет туда, и это оставляет неизгладимый след в его жизни. Из собственного студенческого опыта могу вспомнить, что самым сильным моим впечатлением осталось общение с преподавателями в курилке. Там во время перерыва мы говорили о том, о чем нельзя было говорить в аудитории. Это были другие времена, но и сейчас непосредственного общения с профессором не заменит ни одна компьютерная программа. Я часто говорю своим студентам, что никакое интерактивное обучение не заменит черной доски, на которой профессор белым мелом будет писать прописные истины тысячелетней давности. Образование — это не только передача определенной суммы знаний. Это процесс интеллектуального воспитания. Каждая личность является выразителем своей внутренней идеологии. И это влияет намного сильнее, чем общие мысли, безличностно снабжаемые сетью Интернета.
Следовательно, Болонский процесс призван решить прежде всего проблему качества учебного процесса. Это его главный принцип, и когда мы это поймем, тогда и остальные принципы очень легко войдут в наш просвещенский быт.