Василий Кремень |
Всегда интересно сопоставлять «говорящие» фамилии с внешностью или характером их обладателей. К примеру, автор этих строк хоть и Семиволос, но шевелюру имеет вполне сносную. В случае же с нынешним министром образования и науки Украины ситуация прямо противоположная. Его слова, а главное — действия (по крайней мере, за годы пребывания в должности министра) всегда были по-настоящему «кремневыми». Выстоять под тем шквалом критики, который обрушился на него после первых же нововведений, и при этом ни на йоту не изменить собственные убеждения и курс намеченных реформ, согласитесь, не каждому под силу. И как бы кто ни трактовал его решение не перемещаться из все-таки весьма «колючего» министерского в куда более комфортное депутатское кресло, по идее, человек с фамилией Кремень не мог поступить иначе. Впрочем, слово самому Василию Григорьевичу.
— Действительно, я принял решение остаться на должности министра образования и науки Украины. Хотя, безусловно, с точки зрения сугубо личных интересов, побыть четыре года под «зонтиком» ВР намного комфортнее. Но есть и другая сторона медали.
Я немногим более двух лет работаю министром. За это время что-то сделано, начались изменения, разработаны серьезные документы, определены стратегические направления развития образования. В прошлом году пошли в школу дети, которые будут учиться 12 лет. И я считаю, менять министра в это время просто неуместно. Тем более что два года для руководителя отрасли — очень мало. Мало для того, чтобы по-серьезному спросить за сделанное, мало, чтобы максимально эффективно поработать. Поэтому, несмотря на некоторый, так сказать, личностный риск в плане карьеры — ведь министр значительно более зависимая фигура, чем народный депутат, — я все-таки продолжу работать в МОН.
— Василий Григорьевич, позвольте уточнить: вы на должности министра с 30 декабря 1999 г. Анализируя этот период, даже самые яростные оппоненты нынешней образовательной политики государства не смогут обвинить вас и вашу команду в бездеятельности. Вместе с тем неоднократно приходилось слышать обвинения в адрес министерства, мол, не с того начали: все, что сейчас происходит, — лишь косметический ремонт, тогда как действительно необходимые глубинные изменения отодвинуты на задворки. Как обычно реагируете на подобную критику?
— Ну, наверное, критика никому не нравится, и мне в том числе. Но я стараюсь более-менее спокойно к ней относиться, если она, конечно, не носит совсем уж клеветнический характер. В данном случае вопрос имеет право на существование. Но я, во-первых, не считаю, что мы занимаемся только косметическим ремонтом. Во-вторых, мы делаем то, что можем делать в данных социально-экономических условиях. К сожалению, нет у нас пока возможности взять и за год компьютеризировать все учебные заведения. Не можем ежегодно печатать для каждого школьника новый комплект учебников. Нет возможности существенно улучшить материально-техническую составляющую учебного процесса: ведь кроме компьютеров школа нуждается в массе не менее необходимых вещей. Безусловно, я был бы рад динамизировать эти изменения, чтобы их быстрее ощутили и дети, и учителя, и общество в целом. Но пока у нас в обществе, увы, в полной мере нет даже понимания приоритетности образования и науки в современном мире.
Среди задач, которые я ставил перед собой и своими коллегами в предыдущие годы, — максимально сориентировать общество, донести до каждого из наших сограждан, что в нынешних условиях образование и наука — отрасли номер один. И не потому, что занимаю руководящую должность в соответствующем министерстве: есть объективные закономерности, обусловленные развитием мира. Сегодня его определяют две тенденции — глобализация и переход от индустриального производства к научно-информационным технологиям. Меняется тип собственности, на первый план выходит интеллектуальный продукт. Успех же, эффективность внедрения научно-информационных технологий напрямую зависит от степени развития человека. А развитие индивидуума — главная задача образования и науки. Вот почему эти сферы в развитых странах являются первоочередным приоритетом.
— Но ведь у нас эта первоочередность тоже декларируется. Причем не один год и на высшем уровне.
— Согласен, декларируется, и длительное время. Но такая приоритетность не подтверждается ни достойной бюджетной строкой, ни уважением к просвещенцам, ни созданием широкого научно-образовательного пространства. Удовлетворению потребностей развития человека обязаны содействовать не только школы, вузы и т.д. — в государстве должен предоставляться широчайший спектр услуг образовательно-развивающего характера через СМИ, общественные структуры и т.п. Всего этого, увы, пока нет. А раз нет понимания абсолютной приоритетности и ценности образования и науки, не можем на постоянной основе побуждать депутатов направлять именно сюда денежные потоки.
Теперь относительно косметического ремонта. Подобное утверждение считаю в корне неверным. Во-первых, те стратегические вещи, которые определены в Национальной доктрине развития образования, отнюдь не поверхностного характера. Во-вторых, осуществляемый переход на 12-летнее образование — не просто растягивание во времени периода обучения. Это в определенной степени принципиально новая школа, новое среднее образование. Причем новое прежде всего по качеству. 12-летка не только снимет проблему перегруженности детей — она должна обеспечить подготовку ребенка к современной жизни.
Во все более глобализирующемся мире чрезвычайно важно умение людей, нации заимствовать все лучшее, что есть в мире. Для этого необходимо знание языков. Поэтому мы и вводим со второго класса 12-летки изучение иностранного во всех 22 тысячах украинских с/ш. С класса пятого—шестого хотим ввести уроки еще одного иностранного языка. И здесь важно не столько привнести нововведения, сколько существенно изменить методику и содержание обучения. Скажем, все мы долго изучали иностранный язык, но, к сожалению, большинство на нем не может общаться. Наверное, проблема здесь не только в том, что не было достаточной потребности в таком общении, но и в том, что преподавание иностранного не всегда было оптимальным. Мы больше учили знания о языке, чем сам язык.
В МОН уже созданы комиссии по каждому предмету, которые проанализируют каждую школьную дисциплину с точки зрения концепции, логики, содержания, объема и методики преподавания. Ведь очень много еще осталось такого, от чего необходимо отказаться. К чему до сих пор нередко сводится изучение той же истории? К запоминанию даты, скажем, битвы, количества полков, принимавших в ней участие, имен командиров и т.д. Согласен, любые знания не повредят. Но так ли они необходимы не историку? Наверное, целесообразнее, чтобы ребенок понял логику развития исторического процесса. Впоследствии такое понимание даст возможность анализировать происходящие в реальности процессы, делать правильные выводы и оптимальным образом строить свою жизнь.
Вышеназванные проблемы характерны практически для всех школьных предметов. Последние лет 15 мы шли по пути увеличения количества знаний, что привело к перегруженности детей и вместе с тем к размыванию базы фундаментальных знаний. Поэтому и начата серьезнейшая работа, предусматривающая очень глубинные изменения.
— А не получится так, что за безусловно приоритетным сегодня направлением — переходом на 12-летний срок обучения — ребятам, которые доучиваются в 10—11-летке, не будет уделяться должного внимания? Не рискуем ли мы, бросив все лучшие силы на конструирование новой с/ш? Ведь нынешние второклассники и первоклассники по окончании школы будут кардинально отличаться друг от друга. Планируется ли каким-то образом корректировать, «выравнивать» программы 10—11-летки с программами 12-летней с/ш?
— Конечно, будем корректировать и, к слову, корректировали уже в этом году. Но наши возможности в этом плане ограничены. Ведь следом за изменением программ нужно менять учебники, методическое обеспечение. Наши же учебники должны работать 5 лет, в одночасье их заменить мы не в состоянии. Посему главные изменения, касающиеся содержания образования, будут совершаться при переходе на 12-летку. Конечно, определенное различие между выпускниками «старой» и «новой» школ будет, для этого мы и совершаем переход. Но это различие не будет угрожать будущему детей, которые окончат 10—11-летку.
— Очень бы хотелось с вашей помощью поставить точку и в дискуссиях вокруг пресловутой 12-баллки.
— Глубоко убежден: этот шаг был абсолютно правильным. И не только потому, что пятибалльной шкалы оценивания нет нигде в мире, кроме России (и то, мой коллега — министр образования РФ господин Филиппов несколько месяцев назад назвал их систему оценивания архаичной). Нас 5-баллка, а по сути, 4-баллка, не удовлетворяла по нескольким причинам. Во-первых, наличием только трех позитивных баллов. К чему это приводило? Если взять за 100% всю сумму знаний, которую должен оценить учитель, то на каждый позитивный балл приходилось 33%. То есть один школьник выучил на 2%, другой на 32% — оба получали «тройку». Один усвоил на 98%, другой на 68% — оба отличники. Но ведь первый второму рознь. Причем весьма существенная. Потом 12-баллка не имеет такого резкого разделения на позитив и негатив, как было раньше. Впрочем, его нет ни в природе, где за ночью следует утро, а не день, ни в жизни человека, ни в познании.
Раньше мы ежегодно имели 41 тысячу второгодников — 41 тысячу детских душ, потерявших веру в возможность реализовать в школе свои способности, свои силы. Вместе с тем их потребность самоутвердиться никуда не девалась. Не получилось в школе, ребенок шел на улицу со всеми вытекающими отсюда последствиями. Новая же система оценивания позволяет в намного большей степени реализовать личностный подход в воспитании и образовании ребенка, являющийся для меня главным направлением в реформировании отрасли.
Мы должны отказаться от бытовавшего до недавнего времени убеждения, мол, ребенок — чистый лист бумаги, на котором можно нарисовать все что угодно. Это абсолютно неверная методология. Ребенок с рождения является носителем определенных способностей. И максимум, что мы, родители и учителя, можем сделать, — помочь эти способности распознать и развить, дабы во взрослой жизни ребенок мог самореализоваться наиболее естественным для него путем. То есть образование должно строиться, базируясь на способностях детей. Исходя из этого, следует признать: не бывает ребят одинаково одаренных и в математике, и в пении, и в рисовании. 12-баллка дает возможность объективно оценивать школьника, не унижая его достоинства. Если он плохо рисует, но при этом прекрасный математик, соответствующими будут и оценки. Если он хорошо рисует и плохо разбирается в математике, как бы мы его ни ломали 10 или 12 лет, он никогда не станет вторым Лобачевским. И не надо! Тех знаний, которые ученик получит в школе, будет достаточно, чтобы впоследствии посчитать семейный бюджет. Одним словом, 12-баллка позволяет, если так можно выразиться, по-человечески относиться к ребенку и стимулировать его к учебе.
— Исходя из вышеизложенного, изменения в порядке сдачи выпускных экзаменов в школе (два обязательные, три из пяти — на выбор школьника) — тоже одно из подтверждений перехода к личностноориентированному образованию?
— Совершенно верно. То же самое, уверен, можно сказать и об отмене переводных экзаменов. Я — за честность отношений в школе. Если учитель год преподавал в классе, он прекрасно знает, кто как усвоил материал. Для чего, спрашивается, нужны взаимные экзекуции по окончании каждого учебного года? (Естественно, будет итоговая госаттестация после начальной и базовой (9 классов) школ.)
Меня нередко спрашивают: почему математика не является обязательным экзаменом для выпускников? Не спорю, это очень важный предмет. Но не все имеют к нему способности и нельзя образование сводить к одной математике. Ряды представителей «точных» профессий всегда сможем пополнить за счет тех выпускников, для кого алгебра, геометрия и физика — любимые предметы. Зачем же заставлять и так называемых лириков сдавать этот экзамен?
Еще одно нововведение — семестровость оценивания знаний. Это также не нами изобретенный «велосипед», есть множество стран, где каникулы по 5—6 раз в году, но при этом учебный процесс разделен только на два семестра. А объясняется все очень просто. Возьмем нашу старую вторую четверть длиною меньше двух месяцев. Представим класс из 30 — 35 ребят. Есть предметы, преподаваемые только раз в неделю. Учитель знает: чтобы поставить итоговую оценку за четверть, каждого ребенка нужно спросить минимум два раза. Таким образом он приходит на урок изначально сориентированным не на то, как наиболее эффективно с познавательной точки зрения провести занятие, а на то, как бы поскорее опросить максимальное количество ребят.
К слову, одна из самых болезненных проблем нашей школы — заформализованность учителей. Их необходимо раскрепостить! Ведь пока преподаватель не будет иметь возможности творчески работать, до тех пор мы существенно ничего не изменим.
— Но, согласитесь, творческая работа требует соответствующего материального вознаграждения. Павки Корчагины, готовые трудиться на износ за идею, в прошлом. Нынешняя молодежь не стремится в «сеятели разумного, доброго, вечного», прежде всего, из-за мизерных денег, которые сегодня получают преподаватели.
— К огромному сожалению, мне практически нечего вам возразить. В Украине сегодня налицо серьезнейший перекос в оплате труда: наиболее важные для человека функции — образования, науки, здравоохранения — наименее оплачиваемые. Подобный дисбаланс вреден не только потому, что учитель себя плохо чувствует, не может купить методическую литературу, да что греха таить — одеться соответствующим его статусу образом. Лучшие выпускники далеко не всегда хотят идти в педвузы. А из не наилучших учеников трудно сделать хорошего учителя. Таким образом мы, не исправляя ситуацию, закладываем предпосылки для своего отставания через 10 — 15 лет.
В то же время справедливости ради необходимо отметить: за последние годы сделан существенный шаг в плане улучшения материального положения украинских педагогов. Полностью ликвидирована задолженность по зарплатам, в прошлом году увеличились оклады просвещенцев. С 1 января 2001 г. впервые начались пятидесятипроцентные выплаты от предусмотренных 57-й статьей Закона Украины «Об образовании» надбавок, с 1 сентября 2002-го они будут выплачиваться на 100%. И это — только первые шаги, которые обязательно будут продолжены в следующем году.
— То есть вы в будущее смотрите с оптимизмом.
— Главное сегодня — закрепить наметившиеся позитивные тенденции. За 2 — 3 года вполне реально выйти на достаточно приличную зарплату педагогов, которая даст им возможность более-менее нормально жить и работать.
— Ни для кого не секрет, что педагогическое образование Украины имеет устаревшую структуру подготовки кадров, у него нет эффективных механизмов реагирования на постоянно меняющуюся ситуацию. Недостаток же квалифицированных педагогов, и вы сами об этом упоминали, обрекает на неудачу львиную долю перспективных реформационных проектов. Когда же будет разорван этот замкнутый круг?
— Ну, насчет устаревшей структуры еще можно поспорить. Да и в целом нашу систему педобразования я бы не рискнул назвать плохой, ее просто необходимо модернизировать. Разрабатываются новые стандарты для подготовки педагогов, новые учебные планы. Речь идет о том, чтобы изменить не столько форму обучения, сколько содержание и психолого-педагогическую составляющую процесса подготовки будущих учителей. Если преподаватель не будет психологически грамотным, мы никогда не перейдем к педагогике толерантности, личностноориентированной школе.
— В сентябре прошлого года были обнародованы результаты девятимесячных исследований аналитических групп, работавших в рамках проекта «Программа поддержки выработки стратегии реформирования образования». Выводы, сделанные исследователями, были весьма неутешительны. Последствием нынешней катастрофической ситуации станет сокращение количества учащейся молодежи. В то же время, убеждены аналитики, у Украины напрочь отсутствует соответствующая политика, не выработаны рычаги влияния на ситуацию, в том числе и через систему образования. Можно ли уже говорить о каких-то конкретных шагах, направленных на решение данной проблемы?
— Безусловно, проблема уменьшения рождаемости привнесет немало негатива и в образовательную сферу. Со временем мы не сможем пополнить первыми классами целый ряд не только сельских, но и городских школ. В силу этой и других причин я и являюсь убежденным сторонником программы «Школьный автобус». Мы не собираемся закрывать школы, но обязаны подготовиться к неминуемому.
Малокомплектные школы, характерные для сельской местности, где один преподаватель ведет несколько предметов, — уже сегодня огромная проблема нашего образования. Им чрезвычайно сложно обеспечить надлежащие условия для подготовки учеников. И в будущем мы обязательно придем к тому, что давно характерно для цивилизованных стран, — ребенка будут отвозить в хорошую школу на комфортабельном автобусе. Но, повторюсь, я не сторонник штурмования вопроса, считаю, что начальная школа должна быть везде, где есть дети. Программу же «Школьный автобус» нужно развивать, соответствующим образом финансировать. Кстати, по нашим подсчетам, ее повсеместное внедрение существенно удешевило бы получение образования. Сегодня мы вынуждены содержать помещения, учителей малокомплектных школ, а эти деньги можно было бы гораздо эффективнее потратить на материально-техническое обеспечение образовательного процесса.
Короче, я бы не сказал, что мы не готовимся к последствиям нынешней демографической ситуации. К слову, одним из ее плюсов будет то, что вузы начнут бороться за абитуриентов, ведь их станет намного меньше. И я думаю, в недалеком будущем часть слабых вузов, особенно частных, разорится. Поскольку сегодня среди них есть и такие, которые существуют лишь потому, что до сих пор не исчез спрос на дипломы.
— Те же исследователи говорили об отсутствии в Украине системы мониторинга качества образования. О том, что система показателей деятельности учебных заведений носит либо сугубо декларативный, либо статичный характер, практически не имеющий ничего общего с международными системами показателей качества, используемых в рейтинговых оценках. Ваше мнение по этому поводу.
— Основания для такой точки зрения, бесспорно, есть. До последнего времени деятельность школы мы в значительной степени определяли на основании тех оценок, которые ставили сами учителя. Директор школы, каждый преподаватель, естественно, были заинтересованы, чтобы баллы были как можно выше. Поэтому недавно я подписал письмо, которым начальникам управлений образования запретил собирать данные о средней успеваемости школы. И тем более на их основе судить о ее деятельности. Я и директорам школ не рекомендую судить об учителе, базируясь на «оценочном» показателе. Один педагог ставит реальные оценки, другой, чтобы его не критиковали, завышает их. В результате честному преподавателю еще и «на орехи» достается. Оценка — инструмент взаимодействия между учителем и учеником. Все.
Что делаем, дабы перейти на международную систему мониторинга учебных заведений? Совместно с Международным фондом «Відродження» создали независимый центр тестирования, который на протяжении трех лет должен отработать систему тестирования. Она будет использоваться для зачисления ребят в вузы на основе единого экзамена (выпускной приравнивается ко вступительному). Планируем через год провести такой эксперимент с рядом высших учебных заведений. Кроме того, при министерстве создана госинспекция, цель которой — по-новому оценивать уровень образовательной деятельности в том или ином регионе или школе. Так что мы проблему знаем, видим пути ее решения и движемся в правильном направлении.
— От одного из делегатов ІІ съезда просвещенцев услышала следующее. Цитирую: «Пока у нас будет такая АПН, как сейчас, глобальных позитивных изменений не будет, кто бы ни становился министром. Ведь у нас чрезвычайно отсталая педагогическая мысль. Действительно, все педагогические идеи рождаются в школе. Но даже поделиться опытом, механизмами его реализации невозможно — тормозит педагогическая наука». Прокомментируйте, пожалуйста, вышеизложенное с позиции президента АПНУ.
— АПНУ за эти годы сделала лишь свои первые шаги. Ее создание было провозглашено 10 лет назад на базе двух институтов — педагогики и психологии. Сейчас в ее состав входят 10 институтов. Раньше АПН была академией только среднего образования, сегодня под ее эгидой работают институты высшего, профтехобразования, средств обучения и т.д. Ряды АПН пополнились молодыми прогрессивными учеными. В последний период были сделаны существенные шаги в развитии отечественной педагогической науки. Достаточно сказать, что Украина — единственная среди постсоветских государств (кроме РФ) страна, создавшая полный комплект учебников для с/ш. Причем около 80% их написаны учеными АПНУ. Сегодня в академии царит творческая атмосфера, наши ученые ежегодно издают сотни книг. Поэтому я никак не могу согласиться с тем, что наша педагогическая мысль чрезвычайно отсталая. Кто же тогда обеспечил становление национальной системы образования?
— Кстати, удалось ли за последние годы навести порядок в процессе создания учебников? Помню, вы в свое время говорили о том, что немалое их количество не «стыкуется» как по вертикали (то есть между классами), так и по горизонтали — междисциплинарно; что учебная литература не отработана в плане понятийного аппарата и базовых знаний.
— Уже создан механизм ликвидации этих недостатков. Но, опять же, их невозможно устранить в одночасье. Сейчас, когда внедряем новые учебники, стараемся максимально согласовывать их по горизонтали (о вертикали говорить пока рано, ведь ребята, которые пошли в 12-летку, учатся только в первом классе), отрабатывать в плане понятийного аппарата и т.д. Вообще моя мечта, чтобы каждый школьник имел свой собственный учебник. Мы обязательно обратимся в новую ВР с законопроектом о создании особого льготного режима для издания образовательной и научной литературы. Ведь сегодня получается, что не учебник для ученика, а наоборот.
— В связи с переходом на 12-летку возникла проблема: новые учебники, прежде чем запустить в «массы», попросту негде апробировать. Не получится ли так, что кому-то из сегодняшних первоклашек «посчастливится» проучиться 12 лет по негодным, как впоследствии выяснится, учебникам?
— Не думаю. Ведь мы берем новые учебники не «с потолка». Как правило, это пособия, которые действуют и сегодня. Единственное — даем задание автору доработать его добротную книгу в соответствии с новыми программами. То есть на основе плохих учебников новые не создаем.
— Как вы оцениваете нынешнее состояние высшего образования Украины и какие его проблемы считаете самыми болезненными?
— В целом я позитивно оцениваю украинскую систему высшего образования. Наши выпускники по многим специальностям конкурентоспособны. Естественно, есть у нашего вузовского образования и минусы. Среди основных — слабая индивидуализация учебного процесса, его недостаточная техническая оснащенность, ограниченные возможности для самостоятельной работы студента.
— Каким образом объемы приема в вузы соотносятся с реальными потребностями рынка? Ежегодно растет количество выпускников с высшим образованием и вместе с тем у половины вчерашних студентов возникают серьезные проблемы с трудоустройством. То есть государство, по сути, выбрасывает на ветер сумасшедшие деньги: масса людей учатся по госзаказу, а потом не могут устроиться по специальности.
— Нас нередко обвиняют в том, что мы «перевырабатываем» специалистов. Согласен, не все, кто заканчивает вузы, могут устроиться по специальности. Но человек с высшим образованием более развит как личность, более конкурентоспособен. В нормальных рыночных условиях он сможет создать и для себя рабочее место, и для кого-то еще. Во-вторых, мы как государство в своей жизнедеятельности должны максимально учитывать мировые тенденции в организации той или иной сферы. Одна из них — образование все больше становится не только способом подготовки специалистов, но и обязательным этапом в развитии человека. Есть страны, где 80—90% молодежи получают высшее образование. Таким образом у нации появляется благодатнейшая почва для максимально широкого внедрения научно-информационных технологий. Поэтому и мы должны создать условия, при которых бы наибольшее количество наших сограждан могли получить высококачественное высшее образование.
Еще один немаловажный вопрос: кто его должен финансировать? В нынешних условиях, на мой взгляд, речь должна идти о разнообразных источниках. Разумеется, государство должно постоянно увеличивать количество «госзаказников», что оно в последние годы и делает. Мы дали возможность тем, кто в состоянии платить за учебу, получать образование в любых ведущих вузах. Защитили родителей таких детей, ведь до последнего времени плата за учебу в любой момент могла увеличиться. Внедрили (впервые в СНГ) госкредитование молодежи, желающей получить высшее образование. За последние два года такие кредиты получили по 2 тыс. ребят. Моя мечта — создать такое разнообразие в финансировании получения высшего образования, чтобы каждый молодой человек, вне зависимости от материального положения своей семьи, мог учиться в вузе.
Безусловно, наша в/ш должна в большей степени ориентироваться на потребности рынка. Скажем, в последнее время налицо рост спроса на инженеров. Следовательно, нынешнее восьмипроцентное увеличение количества «госзаказников» в значительной степени будет сориентировано на подготовку технарей. С другой стороны, если студент самостоятельно платит за высшее образование, наша задача — дать возможность его получить, может, даже не интересуясь, собирается человек в дальнейшем работать по специальности или нет.
Государство не может трудоустроить каждого выпускника вуза. Между ними обязательно должна быть и будет конкуренция. Вот вы сказали, что не все, отучившиеся по госзаказу, трудоустраиваются. А я задам встречный вопрос: если студент 5 лет плохо учился, почему государство ему еще и работу предоставлять должно?
— Если неэффективно учился, пусть вернет потраченные на него деньги. Возможно, стоит проработать и такой механизм?
— Весьма нелишне. Но на данном этапе речь должна идти о трудоустройстве тех, кто может эффективно работать. Значение диплома как такового постепенно уменьшается. Человек должен не просто обладать дипломом, а быть готовым к выполнению тех или иных обязанностей.
Безусловно, многое нужно менять в нашей в/ш. Как я уже говорил, еще очень низок уровень индивидуализации обучения студентов. В этом году мы настоятельно рекомендуем ректорам сократить аудиторную нагрузку на учащихся хотя бы до 30 часов (во всем мире она составляет 24 — 28, у нас доходит до 36 часов без сохранения числа преподавателей). При этом, естественно, нужно создавать условия для самостоятельной работы.
Необходимо отработать механизм, способствующий расширению возможностей выбора студентом тех или иных курсов, предметов. Ведь наше высшее образование в значительной степени отдает школярством: жесткий график лекций, семинаров. В большинстве стран студент за период обучения набирает определенное количество баллов по специальности, общегуманитарным дисциплинам и т.д. А в рамках каждой из этих групп выбирает предметы и даже преподавателей. Это очень динамизирует учебный процесс. У нас же, увы, до сих пор есть педагоги, читающие лекции по пожелтевшим тетрадям… Понятно, что во многом это происходит из-за нашей бедности. Но в то же время за рубежом лекция в нашем понимании, когда профессор читает, а студент записывает, давно умерла. Лектор приходит, раздает всем материал, а читает обзорную лекцию по 3—4 темам, обязательно дискутирует со студентами. К такой высшей школе и нам нужно стремиться.
— И последний вопрос. Как, разумеется, по новой 12-балльной шкале, вы оцениваете свои первые два года в кресле министра?
— Честно говоря, оценивать самого себя мне бы не хотелось. Скажу так. За эти годы нам удалось всколыхнуть педагогическую (и не только) общественность, обратить внимание на образование, встать на путь модернизации. Я уверен: мы идем в правильном направлении. Безусловно, какие-то шаги могут быть не на сто процентов выверены, но в сотрудничестве с учителями, в дискуссиях выходим на оптимальные решения. Не будем ничего менять — отстанем еще больше. Поэтому я альтернативы переменам не вижу.
Нам очень важно изменить отношение к ребенку в школе, в семье. Ведь мы очень часто, стремясь сделать ему добро, не уважаем его, ломаем, не желая признавать, что он другой, не прислушиваемся к нему, не даем возможности быть самим собой. А пока наша школа не будет формировать самодостаточных индивидуумов, о стабильном, динамично развивающемся демократическом государстве можем только мечтать. Поэтому я и провозглашаю лейтмотивом образовательного процесса ребенкоцентризм: в школе главный — школьник, в вузе — студент.
Обязанность украинской школы — формировать человека, способного воспринимать и творить изменения. Стремление к новым знаниям, умение и потребность добывать их должны стать определяющей чертой способа жизни современного гражданина Украины. Сегодня homo sapiens — это человек, который постоянно учится. Систему образования, способную формировать таких людей, мы и мечтаем создать в нашей стране.