Самой насущной проблемой высшего образования в Украине является его качество, которое только в отдельных областях остается довольно убедительным, однако в общем заметно снижается. Возможно, и потому, что современный мир исключительно динамичен. Поэтому образовательная система не успевает ни за новейшей суммой «минимально необходимых знаний», ни за запросами сегодняшнего рынка труда, потребителя, ни за структурными изменениями общества и поколений, ни за полными энтузиазма государственными интенциями, направленными на реальную двух- и трехступенчатость высшего образования.
Повышение качества образования очень сложная проблема не только для нашей страны, но и для таких развитых, как, скажем, США. Но это их заботы, мы же имеем достаточное количество собственных проблем, так сказать, «made in Ukraine».
О них и о путях их преодоления разговор с вице-президентом Национального университета «Киево-Могилянская академия» по учебной работе, профессором, доктором филологических наук Владимиром МОРЕНЦЕМ.
— Владимир Филиппович, нередко приходится слышать от довольно авторитетных просвещенцев, и не только старшего поколения, о совершенстве и эффективности советской системы высшего образования. Вы согласны с такой оценкой?
— Нет, не согласен. По-моему, это ошибочный и даже вредный в своей самоуспокоительной функции тезис. Дескать, нам не нужно ничего нового, лишь бы только восстановить то, что было. Действительно, по отдельным направлениям (точные науки, информатика, немало из естественнонаучной области) были очень хорошие результаты, но это потому, что существовала и хорошая средняя школа. Она давала универсальное среднее образование, то есть надежную базу для дальнейшего изучения, прежде всего, точных наук — математики, физики и т.д. Совсем в другом положении всегда находилась сфера советских гуманитарных наук (торжество единого метода!). Поэтому безоговорочно утверждать о привлекательности советской системы высшего образования не стоит. Лучше посмотрим на методы, которые она оставила нам в наследство.
Например, унификация образовательных программ. Министерство науки и образования Украины до сих пор разрабатывает стандарты образования в отрасли. Во-первых, никому не известно, как они разрабатываются. Я не слышал, чтобы кто-то из известных мне авторитетных университетских ученых был привлечен к этому. Во-вторых, встает вопрос — для чего эти административные усилия? На выработку стандарта уходят годы, так что на момент его выхода в свет он безнадежно и неминуемо устаревает. Это эффекты уплотненного времени нашей эпохи, которая, кроме всего прочего, все больше требует междисциплинарных знаний и умений.
— По-видимому, таким образом проявляется намерение государства нести ответственность за образовательный уровень?
— А правильно ли, что государство или министерство, его олицетворяющее, берет на себя такую ответственность? Не приводит ли это к тому, что вузы с огромным облегчением слагают ее с себя? По крайней мере, мысленно. Ведь они выполняют стандарты образования, утвержденные министерством учебные планы! Так какие могут быть претензии? В итоге диплом одного университета ничем не отличается от диплома другого. А получил этот диплом невежда или добросовестный студент — никого не волнует. Дескать, если невежда, то он сам в этом виноват. А ведь это не так!
Качество образования будет повышаться лишь тогда, когда университетам станет небезразлично, кого они выпускают в свет. Будет возникать здоровая конкуренция, которая заставит двигаться вперед. А сегодня преподавателя, по большому счету, это не волнует. Такова система.
— Так как же ее изменить? Может быть, стоит вообще ликвидировать министерство, или по крайней мере посадить туда людей из университетов, которым из собственного опыта известны все затронутые вами проблемы?
— Оставим разглагольствования о том будто бы вся беда от министерства — это не так. Оно лишь элемент общей системы, правда, весомый. Беда, на мой взгляд, в чрезвычайно высоком огосударствлении всех составляющих высшего образования. То, что нам необходимо, — это реальные самоуправление и автономность университетов. Нужно, чтобы рынок труда различал дипломы разных университетов. Чтобы каждый имел свою собственную реальную стоимость. Тогда и появится ответственность исполнителя за свой продукт. Выстраивается она не в один миг. Это происходит циклично, и в определенном временном отрезке замыкается. Университет сосредоточивается на выпуске высококачественного продукта и это не остается незамеченным. В него поступает все больше абитуриентов, чтобы получить подготовку именно в этой области и именно подобного типа, а конкретный работодатель именно здесь находит себе работников. Поэтому «продукт» возрастает в цене. Университету увеличивают госзаказ именно на те специальности, в которых он сильнее всего (бюджетная поддержка), увеличиваются собственные средства (за счет спроса на контрактное обучение), повышается заработная плата его преподавателей. Исполнитель, чувствуя, что его благосостояние улучшается, будет старательнее относиться к своим обязанностям и не допустит девальвацию своего диплома на рынке труда. Поскольку иначе — регресс: уменьшится поток заказов и заказчиков, уменьшатся финансовые поступления, университет начнет приходить в упадок, снизится зарплата преподавателя. Очень дорого стоит образование в Принстоне, Йеле, Кембридже, Оксфорде, но только потому, что они полностью отвечают за свой продукт, а их дипломы на рынке труда означают самые высокие зарплаты и самые престижные должности.
— В таком случае неминуем пересмотр отношений государства и высших учебных заведений, не так ли?
— Государство, финансируя университеты, не должно тотально регламентировать использование ими бюджетных средств. Разве что давать рекомендации, но университеты сами решают — принимать их во внимание или нет (как это происходит в Великобритании). Вряд ли у нас можно сразу так далеко прыгнуть, но по крайней мере путем локальной попытки можно и нужно: университетам, участвующим в эксперименте по введению реальных самоуправления и автономии, стоит дать больше свободы в использовании бюджетных ресурсов вместе с правом на инновационные учебные планы, на поддержку отдельных преподавателей и т.д. Это развяжет им руки и повысит эффективность использования наших с вами денег. Подчеркиваю — наших с вами, поскольку образование содержится на средства налогоплательщиков, распределяемые через государственный бюджет.
Сейчас создан консорциум — восемь высших учебных заведений, которые согласились на участие в таком эксперименте и продемонстрировали готовность взять на себя ответственность за его последствия. Мы все в Могилянке надеемся, что государство в конце концов поддержит эту разумную инициативу.
— Но ведь о самоуправлении и автономии мечтает едва ли не каждый вуз, так почему же для эксперимента предлагается только восемь? По каким критериям проводился отбор?
— Давайте различать понятия: каждый мечтает о неограниченной свободе, но самоуправление — это нечто другое. Да, больше прав, но и больше обязанностей, поэтому я не уверен, что все вузы стремятся именно к самоуправлению. А что касается критериев, то определяющим было то, насколько университет готов к тому, чего требует самоуправление. Даже в рамках этого консорциума сначала не все полностью себе представляли, на что решаются. Взять хотя бы возможность выбора курсов. Обычное во всем мире дело. Студенту предлагается перечень обязательных курсов, что, кстати, и является своего рода стандартом образования по данной специальности. Это обязательный набор знаний для определенной области, определяемый университетом по согласованию с ведущими специалистами данной области. А самостоятельно студент выбирает дополнительные курсы (до 40% и более!). Однако для университета это означает, что у него нет стабильной академической группы. У моего коллеги, скажем, из Национального университета им. Т.Г. Шевченко, все группы сформированы и фактически одинаковые на всех специальностях с сентября по июнь на пять лет вперед. А у нас каждый триместр группы меняются, меняется штатное расписание, нагрузка преподавателей. Одних приглашаем, с другими рассчитываемся. Вы не представляете, какая это работа! Вот что такое самоуправление и автономия. Студент, имея право выбирать курсы, не задумывается, сколько доставляет этим вузу дополнительных хлопот. Зато получает реальную свободу профессионального самоформирования и становления. Это лишь один пример, я могу привести их множество. Поэтому самоуправление не привилегия, а тяжелая и чрезвычайно ответственная ноша, которая не каждому по плечу.
— Владимир Филиппович, высшее образование не заканчивается магистерским дипломом. Речь идет о научной сфере, куда, казалось бы, должны попадать самые способные выпускники университетов. И все же имеем достаточно прецедентов так называемой «проффесуры». Откуда они берутся? Насколько современна, на ваш взгляд, действующая система присвоения научных званий и степеней?
— Как и система высшего образования, эта досталась нам в наследство от советских времен. Систему создают трехлетняя аспирантская/докторантская подготовка по специальностям в вузах и научных институтах, специализированные советы при научно-образовательных учреждениях и Высшая аттестационная комиссия Украины, являющаяся структурой при Кабинете министров. У нее давние традиции, есть определенные плюсы, но значительно больше минусов. Среди последних я опять-таки вижу безответственность вузов за качество своего высшего «научного продукта», которая перекладывается на специализированные советы, далее — на экспертные советы ВАК и саму Высшую аттестационную комиссию. Это благоприятная среда для лоббирования, даже с привкусом коррупции — мне как председателю экспертного совета ВАК не раз приходилось быть свидетелем того, как экспертный совет принимал одно решение, а позже, под давлением уважаемых людей, президиум ВАК менял его (или даже и свое собственное первоначальное решение) на противоположное.
Впрочем, с другой стороны, если сейчас всем университетам предоставить право выпускать кандидатов и докторов наук, то, несомненно, у нас появятся сотни«проффесоров». Выход — в изменении самой системы подготовки, во внедрении содержательных программ подготовки кадров высшей научной квалификации, наполненных реальной научно-учебной и исследовательской работой по типу западных докторских программ (Ph). Там такого нет, чтобы после двух коротких курсов (по английскому языку и философии) докторант годами (!!!) пользовался «свободой научного поиска». Запад экономен и деньги на ветер не выбрасывает. Там докторант проходит очень насыщенную программу подготовки, проходит сквозь густое сито обязательных заданий и испытаний, поэтому и титулует себя, в результате, без орфографических ошибок.
Думаю, что будущее — во введении докторских программ по типу Ph с выдачей диплома доктора философии в определенной области. И этот диплом будет выдавать не какая-то «поднебесная» комиссия, а конкретный университет. Тогда всем будет ясно, кто должен краснеть за «проффесора», и куда не стоит идти за докторской степенью. Если связывать авторитетность университета с качеством «выпускаемого им продукта», то хотя бы в рамках эксперимента следует доверить университету, во-первых, разработку и внедрение новейших докторских программ, а, во-вторых, присуждение научных степеней от своего имени тем, кто эти программы успешно завершил. И тогда посмотреть, как такие дипломы котируются на рынке труда. Если такой рыночный подход срабатывает во всем мире, то почему бы не попробовать и нам?