Мария Зубрицкая |
В условиях глобализации и стремительного развития высоких технологий неоспоримыми критериями успешного функционирования любого учебного заведения являются гибкость, международная мобильность, быстрое приспособление к новым требованиям рынка, к необходимости удовлетворять потребности общества, применение альтернативных моделей передачи знаний. Для многих стран мира эти глобальные процессы стали серьезнейшим сигналом к разработке новых образовательных стратегий и поиску новой тактики, которая должна учитывать непрерывность изменений в скоротечном контексте информационной цивилизации. Одни страны глубоко и всесторонне подошли к осмыслению трансформационных процессов в образовании и разработке стратегических образовательных документов, другие избрали путь копирования чужого опыта, обрядив его в национальные одежды. Путь заимствования или адаптации какого-либо опыта часто расходится с таким понятием, как «глубинность трансформационных процессов», свидетельством которой являются структурные изменения или изменение парадигмы образовательной системы. Ведь чем глубже изменения, тем больше они входят в нашу повседневную жизнь. И только тогда, когда количество людей, думающих или действующих по-новому, достигает, так сказать, критической массы, — эта новизна становится нормой.
Диапазон названий стратегических образовательных документов разных стран довольно широк, но любопытно, что только три государства, возникшие на постсоветских просторах, избрали для своего долгосрочного планирования развития образования жанр доктрины. Это Россия, Киргизия и Украина. На первый взгляд, технологии подготовки, обсуждение и утверждение проектов Национальной доктрины развития образования в названных странах существенно не отличаются. Сценарий одинаков: указы президентов, создание рабочих групп для проработки проекта доктрины, общественные обсуждения, многолюдные съезды просвещенцев, призванные принять или утвердить доктрину (в России 14—15 января 2000 года в Кремлевском дворце состоялось Всероссийское совещание работников образования, в котором участвовали около 5 тыс. человек, а Всеукраинский съезд работников образования состоится 7—9 октября нынешнего года в Киеве, в Национальном дворце «Украина»). Но дело не только в сценарии. Внимательного наблюдателя, с самого начала отслеживавшего эволюцию проекта Национальной доктрины развития образования в Украине, не могла не поразить буквальное подобие его содержания с содержанием российской образовательной доктрины. В окончательном варианте, к счастью, таких очевидных заимствований уже нет. Нет и утверждения, что доктрина определяет государственную политику в области образования до 2025 года, зато имеем другой, фантастически долгий для информационной эпохи срок — весь ХХІ век: «Национальная доктрина развития образования в Украине является государственным документом, определяющим стратегию и основные направления ее развития в ХХІ веке». Авторы проекта доктрины, вероятно, пытались в одном документе охватить различные типы планирования развития образования, применяемые большинством стран в своей практике, а именно: краткосрочное, среднесрочное и долгосрочное планирование. Меньше документов, меньше хлопот... Самый легкий вариант, предложенный Великой октябрьской революцией: отныне и навсегда...
Однако нас интересует не проблема генезиса проекта украинской доктрины, хотя она, несомненно, заслуживает должного внимания. Более интересным и неожиданным по своим результатам является подробный анализ всех стадий развития событий вокруг образовательной доктрины в России и в Украине, который ярко высвечивает схематическое подобие этих двух стратегических документов. В документе имеются глубинные, принципиально важные, фундаментальные отличия доктрин, но при этом отнюдь не в пользу проекта украинской образовательной доктрины.
Первое фундаментальное отличие состоит, прежде всего, в том, что наши соседи рассматривают образование как основу модернизации общества, между тем как у нас образование воспринимают просто как одну из отраслей народного хозяйства. Второе — в качестве самих технологий подготовки, обсуждения и принятия образовательных доктрин в Украине и России.
Российское правительство все чаще подчеркивает возрастание роли образования в модернизации общества. По мнению российских чиновников, «модернизация страны должна основываться на модернизации образования, на обновлении его содержания и структуры». Именно так сказано в «Основных направлениях социально-экономической политики правительства Российской Федерации на далекую перспективу». Поэтому воспринимается вполне естественным постулат российской образовательной доктрины о том, что, основываясь на образованности общества и на качестве человеческого капитала, Россия сможет сохранить свое место среди государств, способных влиять на мировые процессы.
Между тем проект украинской образовательной доктрины провозглашает в разделе «Ожидаемые результаты» следующее: «Реализация доктрины обеспечит переход к новой гуманистически-инновационной философии образования, исходящей из ее приоритетности для развития Украины. Это обеспечит ощутимое повышение интеллектуального, культурного, духовно-морального потенциала общества и личности, нации и народа, в результате чего произойдут мощные (выделено мной. — Авт.) позитивные изменения в системе материального и духовного производства… В значительной степени удастся преодолеть комплекс «младшего брата», повысится гражданский авторитет, укрепится статус украинца в международной социокультурной среде». Поражает многословие и высокопарность, болезненное выпячивание комплекса национальной неполноценности. Особенно поразителен этот дискурс красноречия на фоне выступления Героя Украины Ивана Дзюбы на Всемирном форуме украинцев, который конкретно, с глубокой болью и отчаянием говорил об униженном социальном статусе рядового украинца. Попутно отметим, что национальные доктрины России и Киргизии написаны в сжатом деловом стиле и лишены словесных излишеств, в частности по поводу ожидаемых от внедрения доктрин результатов.
Следует указать, что появление российской образовательной доктрины стало логическим завершением целого ряда других стратегических документов. Кратко приведем хронологию появления доктрин в Российской Федерации: 21.04.2000 — Военная доктрина России; 28.06.2000 — Российская внешнеполитическая доктрина; 12.06.2000 — Доктрина информационной безопасности России; 6.10.2000 — Национальная доктрина развития образования Российской Федерации. Сейчас россияне обсуждают геополитическую доктрину своего государства. Как видим, образовательная доктрина наших соседей органично вписалась в единую систему координат, где были сведены воедино стратегически самые важные задачи и проблемы, рассматривавшиеся через целостный блок современных вызовов и требований. Не меньшего внимания заслуживает и то, что в России немало дискуссий велось вокруг самих доктринальных дефиниций, то есть определения доктрины как целостного документа. Оставим без комментариев, почему авторы проекта нашего стратегического образовательного документа избрали форму доктрины, ведь на сегодня в Украине проект Национальной доктрины развития образования — единственный документ подобного жанра. В конце концов этот факт может лишний раз засвидетельствовать как то, что по инерции постсоветского мышления образование продолжают рассматривать не системно, а фрагментарно и изолированно, так и недостаточность стратегического подхода к реформированию образования, являющегося предпосылкой экономических реформ и инструментом внедрения последовательной и ответственной политики в условиях демократии.
Для выявления отличий между проектами образовательных доктрин нашего и российского государств наиболее целесообразно построить их сравнительный анализ на описании технологий их подготовки и обсуждения, которые, в свою очередь, должны были бы влиять на технологии внедрения. Эти три стадии практически во всех странах мира, серьезно относящихся к подготовке важных стратегий, рассматривают как важнейшие.
Итак, для подготовки проекта Национальной доктрины развития образования России была создана представительная межведомственная комиссия, в которую входил широчайший круг экспертов как из правительственных, так и из независимых институтов. Россияне обеспечили участие всех заинтересованных сторон в подготовке стратегически важного документа.
К подготовке проекта Национальной доктрины развития образования в Украине был привлечен значительно более узкий круг экспертов, преимущественно из работников системы образования. На более поздних этапах, когда Международный фонд «Возрождение» инициировал общественное обсуждение проекта доктрины, стало очевидно, что ее технологии подготовки не вписываются в контекст современного понимания понятия «образование». О налаженной технологии, каковую отработали в России, нечего и мечтать. Отсутствие технологии подготовки стратегически важного образовательного документа существенно отразилось на содержании и структуре проекта украинской образовательной доктрины. Если мы желаем достичь реальных изменений в нашем образовании, то обязаны помнить, что эти изменения должны происходить во всей образовательной политике, связанной как с социально-экономической и информационно-технологической политикой, так и со всей сферой нашей общественной жизни. Феномен образования именно в том и состоит, что оно так или иначе охватывает все слои общества и является зеркалом развития государства.
Технологии подготовки любого политически важного документа должны определять технологии его обсуждения. Так было в России, так происходит и в Украине. По словам тогдашнего заместителя министра образования РФ Владимира Шадрикова, 104 федеральных министерства и ведомства откликнулись на текст доктрины. Комиссия, работавшая над анализом замечаний и предложений, обобщила более 150 страниц всех пожеланий. Из них более тридцати наиболее существенных, по мнению рабочей комиссии, предложений включены в текст доктрины. Кроме того, государство обеспечило мощную информационную поддержку распространения и обсуждения проекта доктрины. Российские чиновники и парламентарии, представители общественных организаций подчеркивали необходимость изменения около 15—20 законов, чтобы согласовать образовательное и другие виды законодательства в рамках единой стратегии образования. Немало дискуссий велось о механизмах реализации доктрины и ее материальной базе. Такое широкое, основательное обсуждение, естественно, не могло не сказаться на качестве стратегического документа.
В Украине только в середине июля, в разгар лета, каникул и отпусков, был официально опубликован проект Национальной доктрины развития образования, в который были внесены очевидные изменения и дополнения. Одновременно состоялось официальное представление проекта доктрины для средств массовой информации. Благодаря большим усилиям Международного фонда «Возрождение» проект доктрины еще раньше попал в отдельные образовательные заведения и общественные организации, где были проведены публичные обсуждения документа и внесены свои предложения. Так, например, 1 июня нынешнего года Львовский национальный университет имени Ивана Франко совместно с Институтом политических технологий организовал общественное обсуждение проекта доктрины, куда пригласил ректоров всех высших учебных заведений западного региона. Однако эти мизерные усилия, которыми авторы украинского проекта доктрины часто пренебрегали (в форме непосещения обсуждений), отчетливо показали, что технологии обсуждения, масштабность привлечения к процессу обсуждения возможно более широкого круга заинтересованных институтов, качество и эффективность общественных обсуждений стратегического образовательного документа не выдерживают ни малейшего сравнения с технологиями, применяемыми в России. И никого это не тревожит, словно никто и не рассчитывал на какую-то заинтересованность общества. Поэтому неудивительно, что настолько бесцветен в проекте доктрины раздел «Связь образования с развитием гражданского общества». С таким подходом вряд ли удастся скоро построить гражданское общество.
И в завершение сравним разделы, посвященные результатам реализации доктрин, а также финансированию системы образования. Даже далекого от проблем образования читателя поразит размытость и пресыщенность общими фразами этих разделов в украинском проекте на фоне конкретности российской доктрины. Раздел «Финансирование системы образования» в российской доктрине состоит из сжатых описаний трех этапов увеличения финансирования системы образования для реализации определенных доктриной целей. Для наглядности стоит процитировать этот раздел:
«Первый — антикризисный этап (2000—2003 гг.): объем финансирования системы образования не ниже 7% ВВП, в том числе за счет бюджетов всех уровней не менее 6% ВВП, из них за счет федерального бюджета не менее 1% ВВП (не менее 6% затратной части федерального бюджета).
Второй этап (2004 — 2010 гг.): объем финансирования системы образования — не ниже 8% ВВП, в том числе за счет бюджетов всех уровней не менее 6,5% ВВП, из них за счет федерального бюджета не менее 1,2% ВВП (не менее 7% затратной части федерального бюджета).
Третий этап (2011—2025 гг.): объем финансирования системы образования — не ниже 10% от ВВП, в том числе за счет бюджетов всех уровней не менее 8% ВВП, из них за счет федерального бюджета не менее 1,5% ВВП (не менее 9% затратной части федерального бюджета)».
Аналогичный раздел в проекте украинской доктрины несравнимо более пространный, но исключительно описательный, начисто лишенный конкретных цифр, прогнозов. Следует отметить, что и национальная доктрина развития образования в Киргизии в разделе, посвященном финансированию системы образования, намного конкретнее проекта нашей.
До Всеукраинского съезда просвещенцев, где будут рассматривать проект Национальной доктрины развития образования в Украине, остался месяц. Трудно поверить, что за это время удастся наверстать упущенное время, провести широкое обсуждение проекта Национальной доктрины развития образования в Украине, которое дополнит и наполнит конкретикой образовательные декларации...
Мария ЗУБРИЦКАЯ