Вся моя профессиональная деятельность связана с энергетикой. Тем не менее, как любому ученому, мне глубоко небезразличны настоящее и будущее Национальной академии наук. Мне посчастливилось иметь многочисленные деловые контакты с выдающимися представителями академической науки, вместе с ними принимать участие в реализации проектов на крупных предприятиях и в объединениях энергетики. Опираясь на этот опыт сотрудничества ученых и инженеров, который, считаю, дает мне право на собственную точку зрения, хотел бы поделиться с читателями «ЗН» своими размышлениями и возразить участникам полемики по целому ряду аспектов обсуждаемой проблемы.
Прежде всего, хотел бы отметить, что не оправданно «вырывать» Академию наук из общей научной системы и говорить о ней как о неком очаге неблагополучия, как об организации, которая более других в этой сфере нуждается в обновлении либо трансформации в изменившихся условиях.
Как известно, существует три формы организации научной деятельности — академическая, отраслевая и вузовская. Они отличаются друг от друга характером, масштабностью решаемых задач, а также традиционными источниками финансирования. Так, крупные институты Академии наук всегда были ориентированы на решение фундаментальных научных проблем в той или иной области знаний и финансировались из государственного бюджета. Отраслевая наука, представленная довольно многочисленными в прошлом научно-исследовательскими и проектно-конструкторскими учреждениями, опытными и специальными конструкторскими бюро, отраслевыми научно-исследовательскими лабораториями, обслуживала потребности отдельных отраслей экономики. Отраслевые НИИ занимались разработками прикладного характера и финансировались из целевых фондов министерств, создаваемых для технического перевооружения подведомственных им предприятий и обновления номенклатуры выпускаемой продукции. Наконец, вузовская наука, опирающаяся на многочисленные, но небольшие по количественному составу группы ученых, заполняла разрыв между фундаментальными и прикладными исследованиями и одновременно выполняла другую важнейшую функцию — объединяла процессы научного творчества и профессионального образования. Поддерживалась наука в вузах за счет целевого бюджетного финансирования, а также за счет средств, самостоятельно заработанных путем оказания услуг промышленным предприятиям. При этом последним не только не возбранялось финансировать подобные работы, наоборот, министерства требовали планировать затраты на их проведение.
Такая организация научного процесса в обществе, основанная на глубокой специализации научных учреждений с гибким финансированием их из различных источников, обеспечивала самодостаточность и устойчивость индустриального развития СССР на протяжении нескольких десятилетий. Предусматривая, с одной стороны, внутреннюю структурированность, она, в то же время, не была рыхлой и имела целый ряд механизмов связывания отдельных структурных элементов в единое целое.
Прежде всего, этому служил координирующий центр, каковым всегда была Академия наук. Вертикально интегрированная структура управления академической наукой позволяла концентрировать финансовые, материальные и интеллектуальные ресурсы, имеющиеся у общества, на решении ключевых задач.
Друой механизм связывания структурных элементов состоял в создании благоприятной творческой среды внутри сообщества ученых, стимулировавшей их индивидуальное саморазвитие, а также в обеспечении свободы выбора для приложения творческих сил. Не последнюю роль в стимулировании соревновательности в научной среде играл хорошо налаженный информационный обмен, осуществляемый путем проведения регулярных профильных конференций, издания научной периодики, содержания огромного количества публичных библиотек, информационного и патентного ведомств. Картина будет неполной, если не упомянуть о том сильнейшем влиянии, которое оказывала на процессы саморазвития в научном сообществе Высшая аттестационная комиссия, реализующая через систему требований к кандидатским и докторским диссертациям государственную политику в этой сфере.
Можно что угодно говорить о недостатках советской командно-административной системы, но нелепо утверждать, что она не заботилась о науке. Безусловно, последнее десятилетие, привнесшее в жизнь отечественной науки новые организационные формы, показало, что в советское время она, возможно, не была полнокровной. Конечно, фонды и гранты для отдельных ученых — это прекрасно! Частные формы собственности, коммерческая инициатива, стимулирующая ученых работать не просто за зарплату, — это тоже замечательно! Потому что и первое, и второе позволяет лучше раскрыться творческой личности, реализовать себя не только на пользу обществу, но и с ощутимой материальной выгодой для себя. Жаль, что ничего этого в советской системе не было, и очень хорошо, что есть теперь! Но, в чем я глубоко убежден, — ни фонды, ни гранты, ни частная инициатива ничего не будут стоить, если упразднить систему государственного управления и финансирования НТП в национальных масштабах, возглавляемую Национальной академией наук.
Увы, сегодня система научного обслуживания экономики, подточенная намерениями наших политиков построить экономику более рыночную, чем та, которая существует в развитых капиталистических странах, практически рухнула. Объемы централизованного финансирования науки сократились до плачевного уровня. Не лучше обстоит дело и с децентрализованными источниками. Основная масса промышленных предприятий, не имея средств для расширенного воспроизводства, не в состоянии заказать наукоемкую разработку даже кому-нибудь из бывших, хорошо зарекомендовавших себя в прошлом партнеров. Оставшись без финансирования, наука стала хиреть и утрачивать конкурентоспособность.
На все это грустно смотреть, но даже не это, на мой взгляд, самое страшное. Хуже то, что в реальном секторе, вопреки задекларированному курсу двигаться по инновационному пути развития, четко проявилась тенденция к деградации технологического уклада. Многие уникальные промышленные технологии утеряны, повсеместно видны признаки технического упадка производства и дисквалификации персонала. Не есть ли это прямым следствием молчаливого игнорирования потребностей отечественной науки в финансовом обеспечении и потребностей реального сектора в научном обслуживании, осуществляемом на постоянной и систематической основе?
Научно-исследовательская работа — это первый этап жизненного цикла новой продукции. Без этого этапа не будет опытно-конструкторских работ, без которых, в свою очередь, не будет опытно-промышленных образцов новой техники, новых производств и новых товаров. Я отнюдь не сторонник упаднических настроений. Жизнь продолжается... Где-то и новая продукция ставится на производство, кто-то делает НИР и ОКР. Просто, я уверен, не вполне профессионально и не так талантливо, как эту же работу сделали бы те, кто на протяжении предшествующих двадцати-тридцати лет неоднократно подтверждал свою высокую квалификацию, на совершенствование которой, кстати сказать, были израсходованы немалые народные деньги.
Попытаюсь подкрепить свои соображения примером из той области, которую хорошо знаю, — энергетика.
С 1995 года в Украине осуществляется рыночная реформа энергосектора. Нет нужды говорить, насколько важным для любого государства является подобное институциональное преобразование. Российские политики сравнивают рыночную реформу энергосектора РФ с ленинским планом ГОЭЛРО. Я согласен с этой оценкой, и она не кажется мне завышенной. Парадокс состоит в том, что над планом ГОЭЛРО под непосредственным контролем первых лиц советского государства работали лучшие представители российской науки, а национальные научные кадры Украины оказались в стороне от украинской энергореформы. Первые несколько лет она продвигалась усилиями европейских советников, а впоследствии — самими энергетиками, несколькими консультативными фирмами, а также органами, на которые возложена ответственность за эффективное функционирование электроэнергетики (ГП «Энергорынок» и Национальной комиссией по регулированию электроэнергетики).
С начала реформы прошло уже десять лет, но она еще далека от завершения. Чтобы убедиться в этом, достаточно заглянуть в Концепцию развития оптового рынка электроэнергии, разработанную еще в 2002 году, и сравнить с теми результатами, которые достигнуты к настоящему моменту. Реформа идет с таким трудом еще и потому, что силы, инициировавшие ее, не позаботились о том, чтобы привлечь для ее научного сопровождения соответствующие академические институты. А ведь у нас не один, а несколько институтов, которые могли бы справиться с такой задачей, — Институт электродинамики, Институт газа, Институт технической теплофизики, Институт общей энергетики. И в каждом из них найдутся крупные подразделения, имеющие уникальный опыт научного сопровождения программ развития крупнейшей в мире энергосистемы, какой была Единая энергетическая система СССР. Абсурдно, имея подобные кадровые ресурсы, обрекать энергетику на блуждание в потемках, когда для приобретения опыта реформирования используется один-единственный прием — движение на ощупь. Каких экономических потерь можно было бы избежать, если бы энергетика не оставалась один на один с естественными трудностями переходного периода к рынку?!
Формированию основ энергетической политики страны определенным образом содействовало принятие в 1994 году Национальной энергетической программы (НЭП) Украины. К сожалению, отсутствие должного научного сопровождения привело к тому, что она перестала отражать действительное состояние дел в энергетике. Реальной основой для создания практически новой НЭП может стать разработанная под руководством Минтопэнерго и НАН Украины «Энергетическая стратегия Украины на период до 2030 года и дальнейшую перспективу», которую необходимо принять в ближайшее время.
Меня коробит, когда о достижениях отечественной энергетической науки отзываются с пренебрежением, говоря о них, в лучшем случае, в прошедшем времени. Нам на самом деле есть чем гордиться и сегодня. Вспомним крупные аварии в энергосистемах Великобритании, Италии, США, произошедшие под влиянием летней жары позапрошлым летом. А ведь Объединенная энергосистема (ОЭС) Украины выдерживает и более жестокие удары, обыкновенно зимой, и никто из потребителей даже не догадывается, какими усилиями энергетиков удается сохранить целостность ОЭС. Высокий запас ее прочности вызывает уважение не только по отношению к тем высококлассным специалистам, которые управляют ею сегодня, но и тем, кто создавал научно-методические основы управления, разрабатывал алгоритмы и программы, осуществлял и осуществляет их научное сопровождение, трансформируя их к тем непростым условиям, в которых приходится работать отрасли. Этим же людям предстоит адаптировать научно-методический базис функционирования отечественного энергокомплекса к рыночным условиям хозяйствования. Задача эта — из сложнейших и по силам она только крупным коллективам ученых, хорошо знающим прошлое и настоящее отечественной энергетики, понимающим всю глубину связей, превращающих многочисленные субъекты предпринимательской деятельности в энергетике в слаженно работающий организм. Такие задачи не решаются временными творческими коллективами или, пусть даже самыми одаренными, профессорами и доцентами в «окнах» (перерывах) между лекциями. Они требуют систематического ежедневного труда на протяжении не одного месяца и не одного года.
Энергорынок и все, что с ним связано, — не единственная проблема современной энергетики, нуждающаяся в привлечении ученых для наилучшего ее решения. Этот список можно продолжить, включив в него такие сложные научно-технические задачи, как продление эксплуатационного ресурса генерирующего и сетевого оборудования, проблемы энергосбережения, управления энергоиспользованием и энергопотреблением. Все это — системные вопросы энергетики, которые не под силу решить отдельному предприятию. И решаться они должны на национальном уровне, с привлечением всех имеющихся возможностей.
Проблема, таким образом, не в том, нужна или нет обществу Академия наук. Однозначно — нужна. Проблема, на мой взгляд, заключается в другом — как наладить эффективное взаимодействие НАН с промышленностью, найти адекватные формы сотрудничества, доступные и взаимовыгодные для обеих сторон в новых экономических условиях.
Безусловно, при командно-административной системе сделать это было проще. Потому что рыночная экономика не признает приказного тона, отдавая предпочтение экономической заинтересованности сторон в сотрудничестве. Ученым придется теперь глубже вникать в проблемы производственников, предугадывать запросы практики и браться за те задачи, которые разрешимы в обозримое время и за имеющиеся средства. Но в этом и есть смысл рынка, чтобы не взвинчивать затраты на развитие, а удерживать стороны от лишних, неоправданных расходов.
Впрочем, не только в большем усердии ученых и «приземлении» их творческих порывов вижу я выход из создавшегося тупика. Залог будущего плодотворного сотрудничества науки и производства — в укреплении финансово-экономического состояния предприятий, в появлении успешных субъектов хозяйствования, заинтересованных в собственном развитии и способных оплачивать услуги ученых. Уже сегодня ситуация становится во многом обнадеживающей. Заработная плата в промышленности растет, и лучшие выпускники вузов ищут работу в первую очередь на предприятиях. Все больше руководителей из реального сектора стремятся к защите кандидатских и докторских диссертаций. Эти люди хотят развития, они лучше подготовлены к диалогу с учеными, к трудностям продвижения научных разработок в производство.
Не все так плохо и в академической науке сегодня. Есть еще здоровые силы, способные сопротивляться и выживать в весьма неблагоприятных условиях хронического недофинансирования. Харьковская ТЭЦ-5, которой я имею честь руководить с 1991 года, имеет многолетний опыт успешного научно-технического сотрудничества с Институтом электродинамики, Институтом проблем машиностроения НАН Украины. У нас не один год работают информационно-диагностические комплексы «Регина», информационно-справочные системы для поддержки оперативного персонала в принятии решений, хорошо зарекомендовали себя комплекс вибродиагностики турбоагрегата, системы дозирования реагентов в цехе химводоочистки, автоматического регулирования подачи газа и многие другие разработки ученых из названных организаций. Мы с оптимизмом смотрим на перспективы углубления нашего партнерства, совместно ищем новые источники финансирования. Я усматриваю в нашем сотрудничестве новую модель совместной научно-технической деятельности научных учреждений и предприятий, которая раньше или позже получит достойное признание как со стороны ученых, так и производственников.
В заключение хотел бы подчеркнуть: нам нужно искать новые, смешанные формы финансирования научных исследований государством и промышленностью, без которых немыслим научно-технический прогресс в стране. И управлять этим процессом должны не иностранные фонды и компании и даже не те лучшие украинские ученые, которые работают за рубежом. Это должны делать люди, живущие и работающие здесь, которые видят свое будущее и будущее своих детей в Украине. Не надо драматизировать ситуацию — наш народ находил в себе силы для развития и в более тяжелые времена. Украинцы — трудолюбивая и талантливая нация, и, вне всяких сомнений, нам удастся сохранить Национальную академию наук Украины как символ самодостаточности национальной науки и национальной экономики.