Уже сорок лет я работаю в медицинском институте. За это время прошла путь от клинического ординатора до академика, и мой многолетний опыт дает мне право высказать свое мнение о современной системе подготовки медицинских кадров в нашей стране на фоне почти регулярных реорганизаций в высшем образовании вообще и медицинском в частности.
Прежде всего уже даже сама система приема в вузы, когда практически все бюджетные места отданы льготникам (а всегда ли это соответствует истине?) вызывает недоумение. Где здоровый дух честной конкуренции? Будущим студентам из категории льготников должны создаваться благоприятные условия для обучения, а именно — гарантированное место в общежитии, доплата к стипендии, возможность отдыха в студенческих летних лагерях и т.д. А вот поступать в вуз они должны наравне со всеми. А иначе получается, что абитуриенты-льготники свои привилегии получают не за счет государства, а за счет своих товарищей-конкурентов. И, конечно же, не может не вызвать удивления ситуация, когда за бортом оказываются медалисты и призеры конкурсов, особенно таких, которые имеют хоть какую-то связь с избираемой специальностью. Получается, что полностью игнорируются многолетние усердие и успехи школьников.
А разрешение подавать документы для поступления в несколько десятков вузов сразу? Ведь понятно, что в таких случаях расчет идет на авось, а отнюдь не об осознанном выборе будущей специальности? Вот и получается, что специальность приобретают случайные люди. В отношении медицины это особенно опасно. Я искренне сочувствую членам приемных комиссий: когда начинается подведение итогов и срочно забирают документы абитуриенты из числа уже зачисленных, но отдавших предпочтение другому вузу, кого и на каких условиях зачислять на освободившееся место? В лице нового студента при ныне существующей системе приема вуз получает «кота в мешке»: его никто не видел, с ним никто не говорил. Может, все-таки старая система — конкурсные экзамены в высшем учебном заведении, но с применением письменного тестирования, привлечением независимых экспертов в приемные комиссии, окажутся наиболее рациональными в нынешних условиях? И, конечно же, высшая школа не должна игнорировать показатели учебы в средней школе. И не стоит ссылаться на то, что абитуриент, прибывший с периферии, подготовлен хуже, нежели столичные выпускники. Далеко не всегда это так (говорю об этом на основании многолетнего опыта общения со студентами). У них, пожалуй, жажда знаний выше, чем у столичных выпускников, лучше дисциплина. Вряд ли они нуждаются в пренебрежительном снисхождении при поступлении. И действительно ли новая система приема студентов, обновляющаяся каждый год, закрывает дорогу коррупции? Сколько за последние месяцы в различных газетах было опубликовано статей, посвященных разбору ошибок и просчетов новой системы! Наверное, прежде чем круто ломать сложившуюся за многие годы систему приема в вузы, широко внедрять еще не апробированную новую, стоит сравнить их преимущества и недостатки. А материал для этого накопился уже достаточный.
С 2004 года в высших учебных заведениях нашей страны введена болонская система, основная цель которой — унифицировать методику подготовки специалистов с высшим образованием, что позволит свободно и активно обмениваться специалистами из разных стран. Но готовы ли мы к этому, нужно ли это нам? Возможно, болонская система оказалась рациональной и удобной в других вузах — технических, педагогических и т.д. Но подготовка медицинских кадров имеет много особенностей. Дело в том, что при этом должны учитываться потребности и возможности той страны, для которой готовятся кадры (в данном случае, медики). Не секрет, что здравоохранение Украины, на которое отводится всего лишь 3,6% национального дохода, т.е. в несколько раз меньше, чем в развитых странах Западной Европы, отличается по многим показателям и нуждается в очень серьезной реорганизации. Нас отличают характер и общий уровень заболеваемости, условия работы врачей, возможности оказания медицинской помощи в лечебных учреждениях различного уровня. То есть мы заведомо должны готовить врача к работе в сложных, весьма сложных, а иногда и экстремальных условиях. А поэтому можем ли мы ориентироваться на западную систему? Возможно, мы выполним одно из условий болонской системы — возможность работать нашему выпускнику за рубежом. И уедут от нас самые способные, грамотные, целеустремленные молодые врачи, Запад получит рабочую силу, на подготовку которой он практически не потратит никаких сил и средств. А вот приедут ли к нам западные специалисты? Вряд ли их прельстят нищенская зарплата и условия работы наших врачей. И есть ли сейчас у нас возможности для внедрения болонской системы, которая предполагает знание студентами хотя бы одного иностранного языка, возможности для активной работы и самообразования на кафедре (кафедральная библиотека, выход в Интернет, достаточное количество компьютеров и др.)? Наверное, этим похвастаться могут лишь единичные кафедры. Да и сама методика проведения занятий по болонской системе, настаивающая на том, что главное — контроль и контроль за выполнением студентами программы (отсюда — обязательный, на каждом занятии письменный тестовый контроль), вряд ли приемлема у нас. Вероятно, это возможно, если в группе три—пять студентов. А если их 12—14? Все занятие превращается в опрос. А где же главное — общение с больным, анализ конкретных жизненных ситуаций? Ведь в прошлом научно-педагогические школы наших медицинских вузов славились именно доступностью работы непосредственно с больным. Болонская система с ее необходимостью постоянного тестового контроля лишила наших студентов этой возможности.
Педагогические нагрузки преподавателей медицинских вузов у нас значительно больше, нежели у зарубежных коллег, и не только не уменьшаются, но имеют тенденцию к росту. Когда я начинала работать ассистентом, моя годовая педагогическая нагрузка в КМИ составляла 720 часов, сейчас она достигла уже 1000. И это без учета времени, которое необходимо затратить на подготовку к занятиям, изучение периодической литературы, проверку тестов и историй болезни, проведения консультаций со студентами и прием отработок, выполнения определенной научной тематики, написания статей и т.д. Я не говорю уже об обязательной лечебной работе (для клинических кафедр). А семья, тоже требующая внимания и определенной отдачи? А окружающий нас мир с культурными, политическими, научными событиями? Ведь преподаватель должен быть готов вступить со студентами в любую дискуссию, и не всегда чисто профессионального плана.
Проработав десятилетия в институте, написав учебник для студентов, я всегда волновалась, когда выходила читать им лекции. Ведь лекция хорошего лектора в чем-то сродни выступлению актера: нужно суметь заинтересовать аудиторию, показав им сложности и важности рассматриваемой проблемы, рассказать о собственных ошибках и успехах, победах и поражениях, поделиться опытом. Ну что с того, если лектор выйдет на трибуну, чтобы пересказать очередную главу в учебнике в соответствии с имеющимися тезисами и дать ответы на вопросы, которые уже есть на руках у студента? К тому же сейчас идет такой поток информации, что укладывать его в разработанную схему невозможно, а не реагировать на нее, не сообщать новости студентам нельзя. Вот и стоит подумать, что лучше — давать студентам догматические представления в виде протоколов и ответов на составленные для контроля вопросы или ставить проблему, давать «информацию к размышлению». А ответы на возникшие вопросы уже искать вместе на занятиях, не всегда проводящихся по строго запланированной схеме.
Хотелось бы немного сказать и о работе заведующего кафедрой. Можно ли и нужно ли ее нормировать? Да и возможно ли? Ведь обязанности заведующего необъятны: чтение лекций, подготовка к ним, посещение занятий других преподавателей, организация лечебной и научной работы на кафедре, работа с диссертантами, консультации, прием экзаменов и т.д. А совещания и конференции на различном уровне, сведения о необходимости участия в которых могут быть получены «сегодня на вчера» и потребуют немедленной перестройки планируемой работы? По сути все организационные и хозяйственные работы приходится выполнять заведующему, и сколько времени уходит на обеспечение нормальной работы кафедры, переговоры с «сильными мира сего» на самых разных уровнях?... Эффективность работы заведующего кафедрой должна определяться не количеством отработанных им часов, а качеством учебно-методической работы всей кафедры, уровнем лечебной и научной работы.
Хорошо, если существует взаимопонимание между администрацией больницы, подчиненной ГУЗО, и администрацией вуза. С какой завистью приходится читать о зарубежных университетских клиниках, пользующихся полной независимостью. Независимы у нас сейчас лишь частные клиники, куда, естественно, студентам входа нет. В прошлом в какой-то мере под ранг вузовской можно было подвести Октябрьскую (ныне Александровскую) больницу. Во всяком случае, администрация больницы и института долгие годы работали в условиях полного взаимопонимания и уважения. На территории больницы располагалось много вузовских кафедр (хирургия, кардиология, терапия, внутренние болезни, урология, ЛОР, глазные болезни, кожные и венерические болезни, неврология, акушерство и гинекология, оперативная хирургия, патологическая анатомия, инфекционные болезни). Как это было удобно и для лечебного, и для педагогического процесса! Больно смотреть, во что превратили одну из старейших больниц Киева, памятник благородству киевлян (больница строилась в середине XIX века на их пожертвования)! А ведь еще президент Л.Кучма издал поручение
(№ 1-1/809 05.07.2003 г.) о необходимости реконструкции больницы с созданием условий, необходимых для нормальной работы студентов. В том же году премьер-министр В.Янукович подписал постановление «Об утверждении Государственной програмы строительства современных инфекционных больниц
(отделений) в областных центрах и больших городах на 2004—2010 гг.». Ну и что?
Поскольку занятия и лекции построены в соответствии с требованиями болонской системы по жестко заданной схеме, они становятся менее интересными, а отсюда — большое количество пропусков и, соответственно, отработок. А сдавать отработки становится легче, поскольку студент должен подготовить ответы на вопросы, которые ставились на лекциях и занятиях и перечень которых есть у него на руках. Вот и накапливаются у студента десятки отработок, которые прежде всего тяжким грузом ложатся на плечи преподавателей. А изучение пропущенной темы при этом идет на уровне зазубривания, а не творческого процесса. Это ли нужно будущему врачу? Как-то обсуждался вопрос даже о том, чтобы отработки сделать платными. В этом случае речь, безусловно, не идет о ситуациях, когда причина пропуска была уважительной. А вот бездельников следует наказывать посерьезней. Да и систему приема отработок, допуска к ним следует, сделать более строгой и ответственной.
Вряд ли оправдано проведение занятий в виде циклов: отработал программу на кафедре в течение двух-четырех недель, сдал зачет — и свободен, можно полностью переключаться на новую дисциплину. При этом не только теряется возможность показать студентам наиболее сложных и проблемных больных, последить за этапом построения диагноза, выбора и обоснования наиболее эффективной лечебной тактики, но и возможность сопоставлять информацию, полученную на разных кафедрах, особенно при проведении дифференциальной диагностики и лечении больных со смешанной патологией. А для изучения инфекционных болезней цикловая система вообще неприемлема, поскольку инфекционная заболеваемость носит сезонный характер. Да и наиболее актуальны в нашей стране проблемы (а инфекционные болезни я отношу к таковым) нуждаются в более жестком контроле знаний — на пятом курсе нужен экзамен, а не зачет.
Особо хотелось бы остановиться на создающихся во всех медицинских вузах нашей страны группах студентов с преподаванием на английском языке. Это — студенты-иностранцы из англоязычных стран, которые имеют возможность, не тратя времени на изучение языка принимающей стороны, получить необходимую информацию и, следовательно, образование на удобном для них родном языке. Да и цены за обучение более доступны. В большинстве стран поступление иностранцев для обучения в высшие учебные заведения предполагает прежде всего обязательный экзамен по языку принимающего государства. То есть не государство приспосабливается к будущему студенту, а он к государственному языку и традициям. Не является ли такое активное внедрение чужого языка в наш педагогический процесс для иностранцев проявлением неуважения к нашему родному государственному языку? Да и не подготовлены мы еще к активному преподаванию на английском языке, которым в совершенстве (как того требует педагогический процесс) владеют лишь отдельные педагоги.
И наконец несколько слов о преподавательских кадрах. Существует понятие — пенсионный возраст. Действительно, многие заслуженные и уважаемые преподаватели нашего вуза перешагнули его порог. Но нельзя ставить знак равенства между понятиями возраста — «трудоспособный» и «пенсионный». Последние десятилетия во всех странах, и прежде всего развитых, отмечается существенное увеличение количества лиц пожилого возраста (постарение населения). Это позволило даже ставить вопрос о правомочности существования понятия «пенсионный возраст». Как сообщалось в прессе, английское правительство даже готовит законопроект, запрещающий увольнять лиц пенсионного возраста. В медицине возрастная проблема стоит особенно остро. Ведь никакие отличные оценки в институте, горы прочитанной литературы не заменят того опыта, который врач приобретает на своем жизненном и профессиональном пути методом проб и ошибок, побед и поражений. В связи с этим не могу не вспомнить замечательную книгу английского писателя А.Кронина «Цитадель», где два врача — молодой (Эндрю Менсон) и старый (Экхарт) — ведут дискуссию о прогнозе заболевания одного из пациентов. На консилиум к больной, страдающей тяжелой пневмонией, старый опытный врач пригласил своего молодого преуспевающего коллегу, желая проявить уважение к его научным успехам.
— Она поправится, — сказал Эндрю, приведя научные доводы.
Но старый Экхарт с сомнением покачал головой.
— Я никогда не слыхивал о вашей поливалентной сыворотке, да и антителах. Я знаю только, что она — урожденная Пауэлл, а когда кто-нибудь из этой семьи заболевает воспалением легких и начинает пухнуть, то не проходит и недели, как он умирает. У нее пухнет живот, вы видели, правда?
И когда больная на седьмой день умерла, старик угрюмо торжествовал, что посрамил ученую мудрость своего коллеги».
Вот так на основании опыта и формируется то, что называют врачебной интуицией. Поэтому педагог с большим врачебным стажем может дать своим ученикам-студентам такую информацию, какую они не почерпнут ни в какой книге. Только степень компетентности и трудоспособности, а никак не возраст, должны быть определяющими в работе врача, в том числе и преподавателя. Достаточно вспомнить наших известных и всеми уважаемых ученых, как Л.Громашевский, Н.Амосов, А.Шалимов, успешно трудившихся наряду с молодыми коллегами до последних дней жизни. Каждый из них создал научную школу — гордость нашей страны. Отношение к своей профессии, к больным, к своим коллегам, добросовестность и увлеченность при проведении научных исследований и формируют то, что называют «школой». Особенностью нашей медицинской школы всегда было соблюдение принципа «Лечить не болезнь, а больного», поскольку организм каждого человека имеет свои особенности, которые нельзя не учитывать при лечении. Этому мы старались научить и наших студентов. Вряд ли болонская система преподавания с ее протокольно-запрограммированными лекциями и практическими занятиями может способствовать воспитанию творческого отношения будущих врачей к своей работе.
Во всем мире профессия врача — одна из самых престижных и уважаемых, поскольку люди четко усвоили постулат: «Здоровье — это еще не все, но без здоровья все остальное ничто». В нашей стране, к сожалению, медицина из статуса оказывающей помощь страждущему низведена до ранга «медицинского обслуживания». Задача педагогов-медиков — дать будущим коллегам не только определенный уровень знаний, но и воспитать глубокое уважение к своей будущей специальности. И для этого не нужно копировать западные стандарты, а следует учитывать наши нынешние возможности и потребности.