До сих пор судьба подло уничтоженной еще в 1934—36 гг. науки педологии, занимающейся изучением ребенка для его блага, остается в тени. И если виновники этого печального педагогического преступления канули в Лету, то его негативные последствия ощущаются до сих пор.
Звездный час педологии — первая треть ХХ века. Тогда интерес общества и ученых к ней был огромен, как и к прикладной психологии. Она не раз фигурировала под названиями «психология ребенка» или «генетическая психология». В СССР курс «Педологии» был едва ли не центральным в базовой подготовке педагогов. Учебники имели солидный объем — до 800 страниц. Впрочем, это и неудивительно, так как педология рассматривалась не как узкая прикладная дисциплина, а как целая группа важных для учителей научных направлений, включая анатомическо-физиологические особенности детского и подросткового возраста; общую и педагогическую психологию; рефлексологию; дефектологию; детскую санитарию и гигиену; детские болезни; охрану детства; экспериментальную педагогику и психологию; методику экспериментального обследования детей и молодежи и т. д.
Педология рассматривалась как одно из главных средств выявления индивидуальных особенностей и уровня развития детей и подростков. При этом одновременно научно обосновывала наиболее перспективные формы дифференцированного воспитания и обучения. В рамках педологии развивались психологическая диагностика и методы экспериментальной педагогики.
Общепризнано, что первые заметные достижения в разработке психодиагностических приемов (прикладного тестирования) принадлежат французскому психологу Альфреду Бине (1857—1911). Созданные совместно с врачом Т.Симоном в первом десятилетии ХХ века тесты вначале использовали для выявления умственно отсталых детей, а после усовершенствования — для определения «коэффициента интеллектуальности» детей и подростков. А.Бине имел множество последователей, но другие виды тестов (психиатра Г.Росселимо, методолога О.Лазурского и др.) были все же менее популярными и применялись реже.
Тест Бине-Симона достаточно надежно определял т.н. педологический возраст ребенка. Если ученик семи лет справлялся с тестами не только для своего возраста, но и для восьмилетных детей, его педологический возраст считался восемь лет. Следовательно, он на год опережал норму развития. Во все времена и во всех странах мира подобные дети легко и успешно учились. Более интересным и требующим исследования причин возникновения, а позже — поддерживающе-корректирующего вмешательства, считался противоположный вариант, соответствующий отставанию на год (семилетний ребенок справлялся только с тестами для шестилетних).
Конечно, молодая и быстро развивающаяся педология не была свободна от «детских болезней» роста, ошибок, и сомнительных гипотез. Едва ли не самая опасная из них — предположение о генетической обусловленности всего комплекса «мыслительных способностей» ребенка. Многие педологи не поддерживали данную гипотезу, предпочитая в качестве главного измеряемого тестами параметра — подготовленность и способность к обучению в школе — «школопригодность». В СССР и в других странах было немало сторонников формирования индивидуальных черт и способностей ребенка в результате совместного влияния генетического наследия и среды обитания (условий развития ребенка).
То, что часть педологов игнорировала необходимость изучения ребенка как неповторимого индивидуального целого, неразрывно связанного с окружающей средой, чрезмерно увлекалась тестами и безгранично верила в их возможности, а также доминирование в педологии «биологических» подходов и взглядов в 20-х годах привели к кризису, стали источником очень острых споров и дискуссий. Л.Выготский и некоторые другие советские ученые указывали на невозможность и бесперспективность попыток разделения ребенка на «биологическую» и «социальную» части. Педолог П.Блонский решительно возражал против немотивированных административных решений, которые относили к числу «умственно-дефективных» тех детей, чье отставание в развитии и учебе было связано с исключительно неблагоприятной окружающей средой.
Им противостояли сторонники внедрения «научной организации труда», стандартизации и опоры на простейшие решения. Они определяли судьбы ребят не длительным индивидуализированным исследованием, а «непогрешимым и научным» тестом. В полемике были забыты и научные подходы, и интересы детей, и критическая, но объективная оценка достижений и возможностей педологии.
На Западе финалом противостояния стал некоторый спад энтузиазма и потеря педологией одного из центральных положений в системе наук об образовании и воспитании. В СССР же она была объявлена «буржуазной» (следовательно, вражеской) псевдонаукой и начисто изгнана из комплекса психолого-педагогической профессиональной подготовки будущих учителей. Убийственным для советской педологии стало постановление ЦК ВКП(б) от 4 июля 1936 года «О педологических извращениях в системе наркомпросов».
Волна публикаций в газетах и научных журналах того времени осуждала педологию и педологов в выражениях, которые сделали бы честь и Эдичке Лимонову. Почти мгновенно изъяли и уничтожили учебники по педологии и массу методических материалов. Одновременно были подорваны серьезные научно-теоретические основы психологии и педагогики, сужены и выхолощены экспериментально- педагогические исследования и измерения, посеяно сомнение в их полезности и в какой-либо достоверности получаемых результатов.
Среди многих последствий бездумной кампании по «изгнанию педагогических бесов» — формирование и массовое распространение в СССР механической и формальной «бездетной педагогики», ориентация на «среднего учащегося», отторжение необычного, нестандартного, наконец, просто активного и непослушного.
На Западе педология не была запрещена законодательно, но тоже пострадала за то, что не стала чудодейственной палочкой-выручалочкой, не решила всех педагогических проблем и конфликтов. Она отошла в тень и стала приспосабливаться к неблагоприятным условиям. В программах подготовки учителей педология обреталась на вторых (а то и третьих) ролях, уступая философии, теории образования, истории педагогики, общей и дисциплинарной методологии и пр.
Такой была ситуация не только после Второй мировой войны, на длительное время затормозившей любые педагогические исследования, но и позже — до момента обострения кризиса в системах образования, связанного с полным охватом молодежи средним и переходом от элитарного к массовому высшему образованию. Элементы педологии были востребованы под самыми различными названиями и вписывались в контекст перехода от адаптационной к новой системе образования.
Сегодня разнообразие школ и вузов, появление десятков авторских школ различного уровня, возрождение лицеев, гимназий, коллегиумов и прочих, претендующих на уникальность заведений, — что в целом явление положительное — обострило проблему селекции, отбора их контингента. Крайне необходимы объективные средства психолого-педагогического диагностирования, исследования и оценки ребенка в момент отбора и зачисления в гимназию или лицей. Не меньшее значение имеет мониторинг успехов ученика при продвижении по ступенькам классов.
Эти и многие другие задачи может помочь решить педология. Но необходимо возродить ее на новой основе. Конечно, возрождение должно происходить на новом уровне возможностей, созданном прогрессом генетики, медицины, биологии, а также молодых наук, развившихся в послевоенные годы — этологии, нейро- и нейромолекулярной биологии, экологии человека и других.