Празднование двухсотлетнего юбилея Харьковского университета началось 17 ноября 2004 года — в ознаменование 200-летия подписания императором Александром І Утвердительной грамоты, а завершилось 29 января 2005 года — в день двухсотлетней годовщины торжественного открытия университета. Празднества начались в прошлом году и в «прошлой» стране, а закончились в новом году и в новой стране. Поэтому я позволил себе дополнить уже давний юбилейный материал («ЗН», 18.11.2004) нижеследующими актуальными размышлениями.
* * *
В канун своего столетия памятник Василию Каразину получил четвертую прописку. С сентября прошлого года бронзовая рука основателя Харьковского университета указывает слобожанским спудеям на вход в главный университетский корпус. До тех пор памятник занимал скромное место на боковой аллее парка имени Шевченко, еще раньше — стоял возле исторического здания университета (ныне занимаемого другим вузом). Университетский сад стал парком имени Шевченко в ознаменование установки здесь в 1935 году всемирно известного памятника Кобзарю — точно на том самом месте, где девяносто восемь лет назад благодарные потомки установили памятник основателю университета. Сам Тарас (устами харьковских острословов) отреагировал на такую революционную целесообразность весьма остро: «Діти мої, діти, що ви наробили?! На чужеє місце мене посадили!»
Длительное пребывание на свалке оставило характерные отметины на пьедестале памятника (пьедестал, кстати сказать, изготовлен по проекту академика Бекетова): словно кто-то прошелся по камню автоматной очередью. Из надписи
ВАСИЛІЙ НАЗАРОВИЧЪ
КАРАЗИНЪ
ПОЛОЖИВШІЙ ОСНОВАНІЕ
ИМПЕРАТОРСКОМУ
ХАРЬКОВСКОМУ УНИВЕРСИТЕТУ
(1773—1842)
советская власть самым варварским образом вычистила упоминание о высоком статусе основанного в 1805 году учебного заведения и зачем-то — даты жизни Каразина.
С точки зрения формальной логики надпись нуждается всего лишь в умелых руках камнетеса, который залечил бы раны финского гранита. В исторической последовательности «Императорский харьковский универститет», «Харьковский государственный универститет им.
А.М.Горького», «Харьковский национальный университет
им.В.Н.Каразина» общим компонентом остается «Харьковский университет», что и отражено в нынешней (она же советская) надписи на памятнике. С другой стороны, историк может возразить: все же Каразин положил основание Императорскому университету; историческая справедливость, а равно уважение к памятнику требует восстановления первоначальной надписи. Третья сторона может резонно настаивать на написании «национальный», что отражает нынешний статус университета: основание настоящему мы ищем в прошлом, и в этом смысле Каразин положил основание сегодняшнему Национальному университету.
Но кроме этих абстрактно-исторических резонов есть еще и конкретно-исторические основания утверждать, что университет в Харькове родился именно как национальный — не в том чиновничьем смысле, в каком «национальными» являются уже почти все украинские т.н. университеты (вчерашние институты), а в смысле — университет украинской нации.
В качестве колыбели украинского возрождения ХІХ века университет решительно отрицал свой российский имперский статус. Опять-таки — не формальный статус императорского университета, а содержательный статус имперского учреждения, каковое призвано нивелировать национальные отличия и унифицировать культуру. Говоря об имперской сущности университета, я имею в виду не Российскую империю и даже не империю вообще; речь идет об имперском продолжении традиции классического университета, который родился в интернациональной, точнее, донациональной культуре Средневековья — с латынью в качестве единого языка образования и науки, с наднациональной католической церковью в качестве «минобразования». Укрепляет эту традицию и трехвековое культурное лидерство естественных наук, интернациональных по самой сути своей (а сегодня еще и глобализация).
Противоположная традиция сформировалась в эпоху становления национальных государств. Национальный университет — это учебное заведение, где обучение ведется на национальном языке, где оберегаются и приумножаются национальные культурные традиции, где приоритет отдается гуманитарным исследованиям и национальным задачам, где готовится национальная элита. Это университет, ректор которого славен речами к своей нации (см. Фихте и его «Речи к немецкой нации»).
Именно таким — национальным по содержанию — был Харьковский университет эпохи национального возрождения. Вопреки его (университета) формальному имперскому статусу и даже без Reden an die ukrainische Nation в исполнении П.Гулака-Артемовского.
Провидение не случайно избрало Слобожанщину на роль колыбели украинского ренессанса. А потом и Галичину — на роль украинского Пьемонта. Пограничье располагает к рефлексии по поводу собственной идентичности. Нужно определяться: кто ты — украинец, русский, поляк? Если поблизости нет зеркала другой культуры, в котором только и можно увидеть собственное «Я», вопрос лишен смысла; как отвечают в глухом белорусском Полесье, «мы — тутэйшие».
Такое покойное здравомыслие харьковчанам может только сниться. Нам жестко напоминают: «до Киева далеко, а до России — сорок километров». Снова надо определяться. И как было бы славно, если бы новейшее слобожанское определение началось, как и двести лет назад, с Харьковского НАЦИОНАЛЬНОГО университета.