Украина, как известно, всегда лежала на перепутье между народами Запада и Востока. Поэтому на её территории в прошлые времена встречались разные восточные этносы. Необходимость научного осмысления этих фактов заставила известного украинского учёного Агатангела Крымского, имя которого и сейчас со священным трепетом произносят, скажем, в Турции, взяться в двадцатые годы за организацию отечественного востоковедения. Эта ситуация в чем то напоминает совсем недавние события, когда после обретения Украиной независимости в Киев возвратился известный ученик А.Крымского профессор Гарвардского университета Омелян Прицак. Благодаря его деятельности активизировалось возрождение научного, прежде всего академического, востоковедения. Словом, Украина пополнила число стран, где существует эта наука — вот уже почти десять лет в Киеве действует академический Институт востоковедения имени А.Крымского. В преддверии его первого юбилея мы обратились к нынешнему руководителю института доктору исторических наук Лесе Васильевне МАТВЕЕВОЙ с просьбой дать определение, что же такое востоковедение вообще.
— Востоковедение, если хотите, — это чисто европейская наука. И вовсе не потому, что Восток легче изучать с точки зрения Запада, чтобы извлечь из этих знаний пользу. Ведь историческое величие Востока — неоспоримо. Многие европейские страны (думаю, что и Украина здесь не исключение) довольно неуютно чувствуют себя при сравнении с такими историческими монстрами, как Монгольская империя, Османское государство, Сефеведская Персия, Китай, империя Великих Моголов в Индии. С ними приходилось считаться всегда. Зачастую это были цивилизации на порядок, а то и два, выше по сравнению с существующими в то время в Европе. Словом, учиться было чему. Поэтому востоковедение прижилось почти в каждой европейской стране. Даже в таких маленьких, как Дания, Бельгия, Швеция, не говоря уже про бывшие колониальные метрополии — Англию, Францию, Германию, Голландию, Испанию, Россию. На почетном месте востоковедение также и в странах, которые когда-то полностью или частично принадлежали восточным правителям, — это балканские государства, Венгрия, Чехия, Словакия, а также Польша.
— Получается, что существует своеобразный европейский клуб, членом которого могут быть только страны, культивирующие востоковедение?
— В какой-то мере, да. Но надо учесть, что для Украины Восток — это важная часть ее собственной истории. Степь или Дикое поле для нас это все равно, что прерии или Дикий Запад для США. Именно во взаимоотношениях с Востоком Украина приобрела свое собственное лицо. Влияние Востока, откровенно говоря, — не сравнимо с влиянием на нас Литвы вместе с Польшей или даже Москвы. Поэтому востоковедение, прежде всего академическое, а не только конъюнктурное, органически необходимо Украине.
— Слово «конъюнктурное», наверное, прежде всего относится к практическому востоковедению?
— Безусловно. Ведь Украина не может существовать изолированно. Взять хотя бы торговые связи, которые, на мой взгляд, нуждаются в существенной активизации. Мы должны искать партнеров не только на западных рынках, но и на восточных, Представление об этом могут дать только востоковеды — квалифицированные кадры с глубоким знанием стран Востока и восточных языков. Это — непосредственный выход на практический уровень.
Как в экономическом, так и в культурном плане, любая страна не может существовать без знаний о достижениях соседей и всего мира. Возьмем, к примеру, хотя бы религиозный опыт, который так много значит теперь: христианство пришло с Востока, ислам — с Востока, буддизм — с Востока. Об этом надо знать и помнить. Таким образом, возникает проблема приобщения к мировой культуре, а этот процесс без развития востоковедения просто немыслим. Словом, практическое востоковедение становится ключом для соответствующего обмена. Но при этом следует помнить, что эта наука всегда была аристократической.
— И в чем же именно заключается аристократизм востоковедения?
— Основатель нашего института академик Омелян Прицак вполне справедливо считает, что востоковед должен знать два-три восточных языка и три-четыре — европейских. Без этого нельзя эффективно работать. В целом возникает очень сложная кадровая проблема: надо искать молодых талантливых людей и убеждать их — вы должны стать сподвижниками на ниве украинского востоковедения. Но ведь им предстоит тяжелый труд! А за труд, и тем более тяжелый, надо платить, как это делается во всем мире…
— Чувствуется, что вы затронули очень больную тему…
— Больную? Этим еще мало что сказано! Поэтому я оставлю довольно высокий штиль нашего разговора и опущусь на грешную землю. В прошлом году, согласно штатному расписанию, наш институт должен был получить немногим больше 140 тысяч гривен, а получил всего 60 процентов средств, необходимых для оплаты труда! Это наиболее низкий процент среди всех институтов Национальной академии наук Украины!
В связи с таким финансированием институт был вынужден перейти на двухдневную рабочую неделю, что обусловило самую низкую в академии среднюю зарплату научного сотрудника — 89 гривен в месяц.
— Да уж! На такую зарплату действительно аристократом не станешь…
— Нашим сотрудникам приходится крутиться как только можно… Многие, например, читают лекции, дают частные уроки… Благо, что спрос на восточные языки в последние годы возрос и деловые люди готовы раскошелиться, понимая, что без даже плохого знания языка бизнес не сотворишь.
— А как государство?
— О том, как оно раскошеливается, я уже говорила. Существует, я бы сказала, тотальное непонимание значения востоковедения. Скажем, академик Омелян Прицак почти десять лет старался организовать научное востоковедение в Украине, но наше общество оказалось неподготовленным для восприятия его идеи. И это, наверное, потому, что в недалеком советском прошлом отдельные научные направления просто не имели права существовать в Украине. Но самая худшая судьба постигла украинское востоковедение. Поскольку наши интеллектуальные силы были подчинены интересам Москвы, Восток в Украине вообще не считался приоритетом. Но с приобретением суверенитета началось становление, собственно говоря, украинской школы востоковедения, заложенной еще Агатангелом Крымским и продолженной его самым талантливым учеником Омеляном Прицаком.
Именно Омелян Прицак долгое время сохранял за пределами Украины украинскую востоковедческую традицию. Признанием этого стало хотя бы то, что ученый был членом Нобелевского комитета. Его авторитет содействовал также открытию Института востоковедения в Киеве. За короткое время была создана база для подготовки высококвалифицированных специалистов. Но вскоре начались непреодолимые материальные трудности. Кроме того, и возраст академика (Омеляну Прицаку уже за 80), и состояние его здоровья не позволили достичь задуманного: вот уже два года Омелян Прицак снова живет в США, оставаясь почетным директором института.
В последнее время наши востоковеды действуют в экстремальных условиях выживания, стремясь сохранить фундаментальные направления исследований. К сожалению, из семи отделов института, согласно приказам сверху, четыре сокращены. А это уже аномалия — мы потеряли многие направления, которые помогали бы Украине определять ее собственную внешнеполитическую концепцию.
— То есть, в какой-то мере делать то, что сейчас является прерогативой Министерства иностранных дел?
— В какой-то мере да, хотя никто не собирается отбирать у МИДа хлеб на его восточном направлении. Но ведь сама жизнь показывает, что и для министерства мы могли бы приносить значительную пользу. Наш институт мог бы быть источником квалифицированных кадров. Ведь ни одно академическое заведение сейчас не имеет такого числа бывших дипломатов, как мы. Так, Юрий Кочубей имеет ранг Чрезвычайного и Полномочного Посла. Валерий Рыбалкин работал в посольстве Украины в Объединенных Арабских Эмиратах, Валентин Величко — в Китае… Но бывают и такие случаи, когда наши ученые вынуждены из-за материальной необеспеченности работать в посольствах иностранных государств. Например, талантливый иранист Валерий Храновский зарабатывал на жизнь в посольстве Ирана. Сманивают наших ученых различные СП, фирмы и т.д. В целом, наши люди пользуются спросом…
— …только не в Национальной академии наук! Так, наверное, вы хотели бы сказать?
— Мы все-таки хотели бы иметь больше внимания со стороны различных государственных структур. На мой взгляд, многие наши сотрудники, в особенности те, кто владеет редкими восточными языками, могли бы стоять в кадровом резерве МИДа. А тем временем, я не помню даже отдельного звонка из министерства с предложением о какой-либо форме сотрудничества.
— Может, этому мешает пассивность самого института?
— Если вы так считаете, то я готова использовать возможность даже этого интервью, дабы обратиться к руководству МИДа с предложением: пусть группа наших «институтских дипломатов» встретится с руководством МИДа и по-деловому, на коллегиальном уровне обсудит возможности сотрудничества института и министерства. С помощью нашего института можно быстро выйти на конкретные проблемы на восточном направлении, и не только в историческом и культурном аспекте, но и в области экономики. Ведь нефть мы можем получить откуда? С Востока. Оттуда же и газ. Таким образом, проблема диверсификации путей энергоносителей, над которой уже не первый год вместе с другими ведомствами бьется МИД, лежит в ближневосточном секторе внешней политики нашей страны. Этот сектор — объект особого внимания Центра ближневосточных исследований, который действует при нашем институте. Здесь собралось много не просто умной, а талантливой молодежи, которая хоть сейчас готова к сотрудничеству с МИДом. Тем более что центр имеет соответствующие практические наработки — его силами подготовлено полтора десятка номеров бюллетеня «Новость Центральной Азии и Кавказа». Там есть два важнейших раздела: современная политика и нефть и газ.
Восток, как говорится, — дело тонкое! И настолько тонкое, что конкретное дело, в т. ч. нефтегазовое, надо рассматривать всесторонне, с учетом не только экономического, но и политического, а также культурного аспектов. Вот вам небольшой, но, на мой взгляд, достаточно убедительный пример в этой области — Чечня! Там — клубок не просто военных, а множества иных проблем, начиная с геополитического расположения Чечни и кончая менталитетом ее народа. Поэтому «чеченская проблема» касается не только политиков, но и востоковедов.
— Какова ваша мечта, Леся Васильевна, если позволите спросить?
— Хотелось бы, чтобы востоковедение утвердилось как новое полноправное академическое направление в отечественной науке.