…Мой первый дневник, который я вел в Чернобыльской зоне с 1 марта 1990-го по 28 февраля 1991 г., работая журналистом в редакции газеты "Вісник Чорнобиля", заканчивался такими словами: "Все! Покидаю Чернобыль… Наконец я дожил до того дня, когда можно проснуться и никуда не спешить. Сегодня я отоспался так, как после того незабываемого похода в "саркофаг"…
В отделе кадров НПО "Припять" сдал обходной лист и получил вместо него трудовую книжку и справку о том, что я проработал вахтенным методом в радиоактивной зоне один календарный год. И каждый день в нем зачислялся за полтора…
…Когда Чернобыль остался позади, за окном автобуса, как на экране черно-белого телевизора, проплыли такие до боли знакомые села - Залесье и Черевач. Колодцы с оборванными ведрами. Кресты на могилах. Выбитые черные окна. И белый снег - будто длинные рушники без вышивок: на мертвых улицах не было никаких человеческих следов. Все было точь-в-точь таким, как и год назад. Только мы выходим из этой Зоны после пережитых потрясений совсем другими людьми…"
Завтра еду в Чернобыльскую зону
И на душе такое ощущение, будто я вернулся на три-четыре года назад, в то время, когда работал там в газете "Вісник Чорнобиля". Как ни странно, но меня давно магнетически притягивает своей загадочностью и таинственностью безлюдная Зона... Я полюбил старинный Чернобыль - его тихие улочки, Свято-Ильинскую церковь с зелеными куполами на крутом берегу Припяти, лесистые просторы вокруг этого покинутого городка, и его немногочисленных жителей, которых называют теперь самоселами, потому что они, несмотря на запрет, вернулись в отчий дом после эвакуации в чужие края...
Чернобыльская зона отчуждения давно превратилась для меня в зону притяжения. И все те места, которые я обходил пешком, облетал на вертолетах и объездил на автомобилях, стали родными. Почему? На этот вопрос у меня нет ответа...
30 октября 1994 г.
Первый день на ЧАЭС
Сегодня в 7 часов утра я с Виктором Деменевым и Юрой Дронжкевичем (он работает в газете "Вісник Чорнобиля") выехали из Киева, от станции метро "Черниговская", спецрейсовым автобусом в Чернобыль, а оттуда с Виктором Деменевым дальше - на Чернобыльскую АЭС.
Земля и небо серые-серые. И только березы на фоне хмурого "саркофага" светятся осенним золотом. Вокруг объекта "Укрытие", сооруженного над сорванным 4-м энергоблоком, лежит столько искалеченного металла, что можно снимать фильмы ужасов... Будто после атомной войны.
Наше пресс-агентство размещается на 4-м этаже административно-бытового корпуса, который рядом с 1-м энергоблоком ЧАЭС. Из окон видна "железная дама" - полосатая красно-белая труба "саркофага". Такое "милое" и такое "приятное" соседство...
Изучаю инструкции по технике безопасности, учусь пользоваться средствами индивидуальной защиты на случай радиационной аварии на станции. Какая перспектива!..
31 октября 1994 г.
Красный крест над братской могилой
Когда я ехал сегодня автобусом от станции в Чернобыль, увидел странную картину: широкое поле за колючей проволокой, огромные серебристые конструкции антенн Чернобыля-2 (это бывшая загоризонтная радиолокационная станция "Дуга" военного назначения), высокий продолговатый холм, и над ним - заходящее солнце с четырьмя багровыми лучами, похожими на огромный небесный крест. Мужчина, который сидел рядом со мной, объяснил: "Под тем холмом похоронено село Копачи. Часть домов свернули бульдозерами в ямы, выкопанные экскаваторами прямо во дворах, а большинство сооружений вывезли в поле и сбросили в глубокий котлован, нагребли сверху высокий курган. И вышла большая братская могила, в которой похоронили село Копачи. А сегодня над той могилой еще и крест кровавый светится..."
2 ноября 1994 г.
Мистер Борода. В недрах чернобыльского "Титаника"
…Выйдя из автобуса, я увидел возле центрального входа на ЧАЭС большую группу специалистов из объекта "Укрытие", и среди них - высокого человека с бородой, очень похожего на творца первой советской атомной бомбы академика Курчатова. Это - Константин Павлович Чечеров, начальник лаборатории исследования ядерного топлива в разрушенном 4-м энергоблоке Комплексной экспедиции при Институте атомной энергии... Подошел к мистеру Бороде (так его называют в Чернобыльской зоне), поздоровался. Константин Павлович обнял меня и весело сказал: "Очень рад видеть тебя, Николай! Я читал в газетах о твоей борьбе с лжеликвидатором Правденко. …Заходи сегодня вечером в гости. Я живу в Чернобыле на старом месте. Ты еще не забыл, как мы ходили тогда в "саркофаге" к сорванному реактору?" - "Не забыл, Константин Павлович, не забыл. Такое до конца дней не забывается..."
Поднявшись в помещение нашего пресс-агентства, я сел за стол и закрыл глаза. Тогда, в субботу 11 августа 1990 г., самые опытные разведчики-дозиметристы и самые рисковые исследователи бывшего 4-го энергоблока Константин Чечеров и Юрий Кобзар провели меня и фотокорреспондента газеты "Вісник Чорнобиля" Владимира Саврана под бетонными завалами к руинам бывшего атомного реактора. Тот поход со скоростными пробежками опасных мест и с проползаннем на животе под глыбами оплавленного бетона и искореженного взрывом металла стал для меня и Владимира Саврана чрезвычайно сильным потрясением. Мы словно побывали на другой планете, на которой все живое уничтожила радиация. Там спрессовано время. Там становишься другим. Там за каждую дополнительную секунду можно заплатить годами своей жизни...
…Несколько шагов по лабиринтному ходу, который ведет к реакторному залу, а потом - немного по правую сторону. Вот, наконец, и квадратная дырка в бетонном монолите. Из нее, будто из пулеметной амбразуры, бьет мощная струя радиации. Теперь надо заглянуть в бывший реакторный зал так, будто играешь в жмурки. Последнее движение - и все перед глазами. "Двадцать два!" - отсчитываю мысленно одну секунду. И за эту секунду я увидел, как при ослепительной вспышке ночной молнии, серебристые глыбы бетона. Черные языки на них от ядерного огня. Верхнюю часть почти вертикально стоящей "Елены" - защитной плиты от сорванного взрывом реактора... Обломки труб и черные, похожие на змей, извилистые обрывки толстых кабелей. Два красных радиобуя с цифрами 12 и 14, сброшенные сюда с вертолетов...
"Двадцать два!" - повторил мой внутренний голос еще раз. И за эту вторую секунду я успел глянуть вниз - в разрушенную атомным взрывом шахту реактора. Оттуда, где после взрыва бурлил невероятный жар, теперь и в мою душу, и в мое лицо повеяло ледяным холодом. Было такое ощущение, будто я заглянул не в шахту бывшего атомного реактора, а в экспериментальный проект черной могилы для всего человечества на глубине 42 метра от поверхности планеты Земля.
Третьей секунды, чтобы посмотреть вверх, у меня, к сожалению, уже не было...
Тот наш общий репортаж с уникальными фотоснимками под названием "В недрах чернобыльского "Титаника", напечатанный в двух выпусках газеты "Вісник Чорнобиля" (№80 и 81 за октябрь 1990 г.), стал настоящей сенсацией, потому что мы рассказали обо всех сложнейших и опаснейших проблемах на объекте "Укрытие", которые до тех пор скрывали от всего мира. В частности и о том, что, несмотря на официальные заверения, "саркофаг" не герметичен: в нем 1000 (одна тысяча !) квадратных метров щелей и дырок, сквозь которые в ядерное топливо попадает вода, и вследствие этого может произойти новый взрыв.
15 ноября 1994 г.
Атака журналистки Ковалевской за месяц до взрыва
Сегодня я снова перечитал в газете "Літературна Україна" за 27 марта 1986 г. большую и очень острую статью "Не приватна справа" Любови Ковалевской, которая работала тогда корреспондентом припятьской газеты "Трибуна енергетика". Ровно за месяц до атомной катастрофы на действующем 4-м энергоблоке ЧАЭС эта журналистка сообщала, что сроки сооружения 5-го энергоблока сокращены с трех до двух лет. В связи с этим горбачевским "ускорением" резко возрос и брак. И привела, в частности, и такие факты. В 1985 г. поставщики недопоставили для построения 5-го энергоблока Чернобыльской АЭС 2358 тонн металлоконструкций, А то, что успели отгрузить, почти все бракованное. В частности, все 326 тонн щелевого покрытия для сооружения хранилища отработанного ядерного топлива, поступившие с Волжского завода металлоконструкций, изготовлены с дефектами. Почти 220 тонн бракованных колонн для монтажа этого хранилища прислал и Каширский завод металлических конструкций. В своей критической статье Любовь Ковалевская делает острые заключения: "Работать так недопустимо! Своевременное введение очередного 5-го энергоблока (рядом с ним сооружался еще и 6-й энергоблок. -М.Х.) не является частным делом коллектива строителей Чернобыльской АЭС... Приводя эти факты, хочу заострить внимание на недопустимости брака при сооружении атомных электростанций, энергетических объектов вообще, где несущая способность каждой конструкции должна отвечать норме. Каждый кубометр железобетона должен служить гарантией надежности, а следовательно - и безопасности".
Перечитав статью Л.Ковалевской, я подумал: "Смелость - тоже родная сестра таланта".
21 апреля 1995 г.
Восхождение на вершину "саркофага"
Наконец, мы взошли на вершину "саркофага".
Высота от поверхности земли - 75 метров, но каждый шаг к этой вершине очень труден и опасен. Однако и чрезвычайно интересен...
Сегодня я, Валерий Инютин и Володя Костенко в сопровождении двух специалистов объекта "Укрытие" (заместителя начальника отдела по режиму и специальной безопасности Андрея Кравцова и ведущего инженера группы разведки и сбора информации цеха радиационно-технического контроля Валерия Шангурова) побывали там, где еще не был ни один журналист после сооружения "Укрытия" над разрушенным взрывом 4-м энергоблоком.
До этого восхождения на вершину атомного Эвереста готовился только я, но пробить специальные разрешения на такую журналистскую работу нам повезло только после того, когда мы объединились втроем: я, Костенко и Инютин...
Там, на крутых и ребристых склонах металлической крыши "саркофага", теперь, после разведчиков-дозиметристов, работают специалисты Чернобыльского строительно-монтажного предприятия. Они - словно альпинисты во время штурма горной вершины. Главная их задача - герметизация крыши "Укрытия" на так называемом белом пятне. Рабочая смена в высоких радиационных полях продолжается от 5 до 20 минут. Это значительно меньше, чем выход космонавтов за пределы корабля в открытый Космос...
Здесь, на крыше "саркофага", как на линии фронта во время боя, звонко звучат выстрелы монтажных пистолетов - это крепят металлические полосы между стыками панелей перекрытия, чтобы сквозь щели не попадала вглубь вода. Как огнемет, шипит и поблескивает голубое пламя газового резака. Ослепительные вспышки электросварки. Тонко и резко звенит и вибрирует металл, будто по нему бьют из винтовок. Здесь не свистят пули, но безжалостно жалят и пронизывают человеческие тела невидимые радиоактивные лучи, которые вылетают из этого исполинского улья...
У Валерия Инютина закончилась фотопленка. Перезарядить фотоаппарат здесь невозможно. Я отдаю ему свой "Зенит":
- Добивай все кадры до конца! А я буду работать с диктофоном.
Там, на высоте 75 метров за 20 минут мы сделали свою журналистскую работу так, как надо. Того, что увидели и почувствовали, не передать словами. Но у нас есть еще и отснятые фотокадры. Может, они помогут?..
Мы уже внизу. Мы - в безопасности. А на той вершине и на ее крутых склонах продолжают работать монтажники-высотники, меняя друг друга каждые 5-20 минут. С утра и до вечера. Каждый день. Пока не выполнят свою трудную, опасную и такую необходимую работу до конца.
По-разному каждый зарабатывает себе на хлеб. Кто рэкетом, кто обманом, кто насилием, кто изменой, кражами и враньем. Но есть и честный труд - на земле, под водой, в воздухе, под землей и даже на вершине атомного "саркофага".
Те, кто идут на смертельный риск добровольно, назад не оглядываются...
15 августа 1995 г.
Пусть ПО "Чернобыльская АЭС" станет ПО "Ленинское солнышко"!
Это уже не просто удивительно...
Перед разными делегациями, которые приезжают отовсюду на Чернобыльскую АЭС, ее генеральный директор С.Парашин настойчиво высказывает мнение, что день Чернобыльской трагедии - 26 апреля 1986 г. - надо заменить на 30 ноября того же 1986 г., когда Государственная комиссия приняла в эксплуатацию объект "Укрытие" ("саркофаг"). Он аргументирует свою мысль тем, что в СССР праздновали не 22 июня (начало войны), а наоборот - 9 мая, когда советские воины подняли флаг Победы над Рейхстагом...
А наш начальник отдела общественной информации О.Голоскоков уже несколько раз предлагал нам, журналистам пресс-агентства, радиостанции "Імпульс" и редакции газеты "Новости ЧАЭС", подумать и подать предложение, как переименовать Чернобыльскую АЭС имени В.Ленина и дать какое-то другое, "более светлое" название. После третьего предложения "подумать" Володя Костенко и Валерий Инютин написали на имя О.Голоскокова служебные записки, в которых предложили ПО "Чернобыльская АЭС" имени В.Ленина присвоить "более светлое" название - ПО "Ленинское солнышко".
Прочитав эти служебные записки, О.Голоскоков сказал В.Костенко и В.Инютину: "Вы, писатели, считаете меня дураком?" И три дни не здоровался с ними и не разговаривал. Позже они не получили еще и месячные денежные премии. Дописались...
17 августа 1995 г.
Яблоки из сада Правиков
В пятницу, 18 августа, я поехал из Киева в Ирпень, к родителям Героя Советского Союза офицера-пожарника Владимира Правика: отвез яблоки и груши, которые нарвал в их садике в Чернобыле в прошлую среду. Мать Володи Правика вдохнула медовый аромат - и на ее лице заблестели слезы... "Они пахнут для меня моим сыном. Он любил эти яблоки и груши, когда приезжал домой после дежурства на ЧАЭС. Ох, Володя, Володя... Я дышу нашим Чернобылем. Я дышу сегодня тобой, мой сын..."
22 августа 1995 г.
"Альпинистка" с атомного Эвереста
Та белая березка на черном "саркофаге" была необыкновенным символом жизни над разрушенным атомным взрывом 4-м энергоблоком Чернобыльской АЭС.
По словам исследователей "Объекта "Укрытие" Константина Чечерова и Георгия Рейхтмана, чернобыльская березка росла приблизительно 5-6 лет на северном каскаде металлической крыши "саркофага". Высота деревца - полтора метра.
Когда-то сильный ветер занес из далекого леса, с березы-мамы, крохотное семя, которое попало в потрескавшийся бетон верхнего каскада металлической кровли "саркофага". В ту щель, куда упало зернышко, пылевая буря насыпала землю, а грозовая туча, проплывая над вершиной атомного Эвереста, полила это место целебной водой. И на высоте 75 м от поверхности планеты Земля начало расти маленькое деревце. Летом березка была зеленой, осенью - золотой, а зимой - серебристой от инея...
Когда началась герметизация металлической крыши "Объекта "Укрытие", монтажники-высотники с хирургической точностью высвободили корни деревца из бетонных трещин, спустили березку на землю и посадили ее на Аллее памяти о героях Чернобыля. Она неподалеку от Чернобыльской АЭС...
5 марта 1996 г.
К тайнам "Саркофага"
("Это была светлая работа...")
29 ноября в "Рабочей газете" под таким названием было напечатано мое большое интервью с заместителем генерального директора ВО "Чернобыльская АЭС" по "Объекту "Укрытие" В.Купным, которого ликвидаторы называют "директором "саркофага".
(Отрывок из интервью. - Ред.)
- Какое ваше философское и сугубо техническое осмысление атомной катастрофы на Чернобыльской АЭС, и какое ваше личное мнение по поводу будущего огромной территории Украины, которая носит название Чернобыльская зона?
- Что касается аварии на Чернобыльской АЭС, то катастрофа такого масштаба должна была произойти именно в Советском Союзе. Поскольку в этой стране всегда был огромный разрыв между тем, что надо показать (все в розовых тонах, как потемкинские деревни), и что сделано в действительности. А технику ведь не обманешь. Любые идеологии - они сами по себе, а техника - сама по себе. По моему мнению, причина атомной катастрофы кроется еще и в том, что в 70-х годах наша тяжелая промышленность не была готова к созданию атомной энергетики с использованием реакторов ВВР, которые эксплуатируются во всем мире. Вместо них начали строить и запускать реакторы типа РБМК, которые сейчас не выпускают ни в России, ни в других бывших республиках Советского Союза. Это была фатальная ошибка...
Теперь о Чернобыльской зоне. К сожалению, эта радиоактивная зона, как и египетские пирамиды, останется на много столетий. Наши далекие потомки забудут и нас, и наш общественно-политический порядок, а радиоактивная зона будет существовать - и человек на этой территории еще долго не сможет жить нормально. Период полураспада плутония - 24 тыс. лет...
Я убежден, что авария на ЧАЭС 26 апреля произошла по трем причинам. Первая - несовершенство конструкции реактора РБМК. Вторая - руководству ЧАЭС нельзя было принимать и воплощать сомнительную программу эксперимента на реакторе, от которого отказались другие АЭС. И третья причина - нарушение технического регламента, а также ошибки дежурного персонала во время осуществления программы испытания и после возникновения аварийной ситуации. Других причин катастрофы, по моему мнению, не существует.
30 ноября 1995 г.
Единственный, кто не признал своей вины
"Позавчера ушел из жизни Анатолий Степанович Дятлов, заместитель главного инженера ЧАЭС на момент аварии 26 апреля 1986 г. Он был непосредственным участником проведения технического эксперимента на атомном реакторе 4-го энергоблока.
В 1987 г. Дятлова вместе с другими руководящими лицами Чернобыльской АЭС Верховный суд СССР приговорил к 10 годам лишения свободы...
Так называемое дело инженеров проходило за закрытыми дверями, но известно, что Анатолий Дятлов - единственный, кто не признал своей вины, вместе с тем он настаивал, что главные виновники аварии - московские академики, которые не прислушались к предупреждениям о возможности аварийной ситуации на ЧАЭС.
В 1992 г., благодаря ходатайству "Союза Чернобыль Украины", Анатолия Дятлова вместе с другими осужденными освободили по состоянию здоровья: острая лучевая болезнь второй степени и инвалидность. Из шести осужденных к тому времени в живых остались только трое.
Р.S. "По данным "Союза Чернобыль Украины", на сегодняшний день вследствие аварии на ЧАЭС уже умерли 150 тыс. пострадавших людей. Среди них - эвакуированные из Чернобыльской зоны отчуждения и ликвидаторы-чернобыльцы. Министерство здравоохранения не регистрирует этих умерших как жертв атомной катастрофы, и поэтому эти данные считаются неофициальными".
(Из газеты "Україна молода" за 15 декабря 1995 г.).
***
Вернуться в прошлое невозможно. Но этот "Дневник из Чернобыльской АЭС", вопреки аксиоме, дал мне именно такую возможность...
Человеческая жизнь, как и течение реки, никогда не стоит на месте. С того времени, когда 19 мая 1998 г. я сделал последнюю запись в своем "Дневнике" о восхождении на верхушку вентиляционной трубы "саркофага", уже прошло почти 19 лет, и теперь все тогдашние события, державшие в напряжении весь мир, стали "черным разделом" атомной истории Украины...
Чернобыльская АЭС, за жизнь которой мы боролись в то время, была окончательно выведена из эксплуатации 15 декабря 2000 г. - и повисла еще одним тяжелым бременем на худой шее украинской экономики. Бывший генеральный директор ВО "Чернобыльская АЭС" С.Парашин, бывший начальник отдела социального развития этого же предприятия О.Кутова и другие высокопоставленные административные чиновники заранее купили себе роскошные квартиры в Киеве и еще до окончательного закрытия ЧАЭС покинули "город счастья" Славутич, переехав жить в столицу Украины. Я им не судья, но как журналист обязан сказать: "Именно по вине С.Парашина и О.Кутовой в конечном итоге так и не был перепланирован Мемориал погибшим чернобыльцам на Митинском кладбище в Москве, и люди продолжают топтаться по их могилам, поскольку все надмогильные плиты (их 27) лежат не там, где покоится прах героев..."
Фантастически огромные суммы денег, часть которых надо было бы потратить прежде всего на перепланировку Мемориала, пошли транзитом с Чернобыльской АЭС на оплату фестивальных концертов с участием Патрисии Каас, одеревеневшего" Иосифа Кобзона, московских ансамблей "На-на", "Неоновый мальчик" и т.д.
Действовать именно так, а не иначе, С.Парашину и О.Кутовой подсказывала, очевидно, их партийная интуиция, ведь на момент атомной катастрофы Парашин был секретарем парткома на Чернобыльской АЭС имени В.Ленина, а Кутовая тоже крутилась в партийных органах КПСС, но на более низких ступенях.
…После работы в пресс-агентстве Чернобыльской АЭС уже давно умерли мои коллеги-журналисты Валерий Инютин, Григорий Захарченко, Владимир Костенко и Юрий Дронжкевич. Смерть этих четырех моих коллег по работе в пресс-агентстве Чернобыльской АЭС стала для меня глубоким потрясением и толчком к переосмыслению смысла своей жизни на Земле.
С Владимиром Костенко, у которого был рак спинного мозга, я поддерживал телефонную связь почти до последнего дня его жизни. Чувствуя, что силы оставляют моего очень близкого друга и в следующий раз он уже не сможет взять трубку, я спросил его: "Володя! Ты жалеешь теперь, что поехал тогда из Чернигова работать на Чернобыльскую АЭС? Только говори честно..." И услышал в ответ: "Нет, Николай, не жалею, поскольку тогда я выбрал мою чернобыльскую судьбу сам. Добровольно. И что бы теперь ни случилось со мной - жалеть не буду. Для меня тот подъем вместе с тобой на верхушку трубы "саркофага" был намного интереснее и весомее в моей жизни, чем мой горный маршрут по Гималаям или восхождение на вершину Килиманджаро в Африке. Для меня вся моя журналистская работа в Чернобыльской зоне была хотя и очень сложной, но светлой для людей, потому что мы информировали их честно. На тот "саркофаг" и на трубу над ним мы с тобой из всех журналистов мира взошли первыми, а тропа на Килиманджаро была протоптана до меня многими людьми уже давно. Какое там первенство... И сейчас, Николай, моя последняя просьба... К тебе лично... Мир за окном - уже не для меня, поскольку теперь я не могу дойти от кровати даже до подоконника. Силы меня покинули... А ты, если будешь еще ходить по земле, то смотри на нее и моими глазами. Они же по цвету у нас одинаковые - зеленоватые... А я буду прокладывать новые маршруты в Космосе по звездным картам. И буду пасти на небе белых коров, как в детстве. Это я называю так белые летние облака. Прощай, друг... До встречи в новых мирах..."
Меня поражала моральная и психологическая стойкость тех журналистов-чернобыльцев, которые умирали от тяжелых физических мучений. Все они после 26 апреля 1986 г. выбирали свой путь в Чернобыль добровольно. И именно тот период их жизни в Чернобыльской зоне для них, как и для меня, стал самым значимым и главным этапом в личной жизни.
Моя журналистская работа в Чернобыльской зоне (сначала в редакции газеты "Вестник Чернобыля", а затем - в пресс-агентстве ЧАЭС) и ночные противостояния на Майдане Независимости в феврале 2014 г. стали для меня самыми острыми и памятными этапами в жизни. Я многое увидел, услышал и пережил. Именно в те периоды, когда впереди была опасность и неизвестность, я реализовывал себя как человек и как журналист в полную силу.
Иногда я чувствовал, что надо остановиться, но исследовательское любопытство и какая-то внутренняя сила вновь гнала меня вперед: пешком через радиоактивные зоны, на лыжах по тонкому льду реки Колымы и на собачьих упряжках по заснеженной Чукотке. Я был словно закодирован на преодоление сотен и тысяч тяжелых километров. Я очень спешил, потому что меня подгоняла одна мысль: "А вдруг я умру после этого Чернобыля - и потому не успею выполнить до конца свой самый главный журналистский проект "Украинцы на планете Земля".
Глобальный проект требовал от меня максимальных физических и моральных сил. В борьбе с расстояниями и временем, с морозами и зноем я раскрыл все свои природные данные и научился использовать их с высокой результативностью.
У знаменитого норвежского путешественника и ученого-исследователя Тура Хейердала есть такие слова: "Два важных события переживает каждый человек. Не по нашей воле нас бросает в жизнь, и идем мы из него навсегда, независимо от того, желаем ли жить вечно. И сколько существует людей на Земле, столько же существует и способов тратить время, которое отведено каждому для жизни".
Все спливає, мина, вмирає.
Від стеблинки до кожного з нас,
Ні на чому позначки немає:
"Пам'ятай - це останній раз!"
Течение времени ощущается человеком значительно резче и рельефнее, когда в его личной жизни происходят крутые перемены и драматические события. Именно поэтому для меня значительно ценнее не то, сколько я проживу лет, а что я успею сделать и с какой остротой я почувствую отведенное мне время на этой загадочной Земле, где вечно идет жестокая борьба между Добром и Злом. И каждый из нас играет в той борьбе свою роль, которую он выбирает сам...
Как писала Лина Костенко: "Життя - це божевільне ралі. Питаю в долі: а що далі?"
Действительно, а что дальше? Твердо знаю только одно: чернобыльская беда переживет меня на много столетий, ведь полураспад плутония в Чернобыльской зоне - 24 тыс. лет...
(Отрывки из подготовленного к печати "Дневника из Чернобыльской АЭС").
Коротко о себе. Я родился 5 января 1949 г. в с. Ново-Липовое Ново-Георгиевского района Кировоградской области. Отец и мать были простыми колхозниками. В 1956 г. в связи со строительством Кременчугской ГЭС наша семья переехала из будущей зоны затопления в с. Бабичевку Светловодского района той же Кировоградской области.
С 1968-го по 1970 г. служил в Советской Армии. После солдатской службы поехал "за романтикой" работать в Восточную Сибирь - Иркутскую область.
В 1976 г. окончил факультет журналистики Киевского государственного университета имени Т.Г.Шевченко. Работал в различных средствах массовой информации: газетах "Молодь України", "Радянська Україна", "Сільські вісті", "Вестник Чернобыля" (редакция была в г.Чернобыль), "Голос Украины", информационном агентстве УНИАН, пресс-агентстве Чернобыльской АЭС (оно размещалось непосредственно на ЧАЭС), "Рабочей газете" и еженедельнике "Столица".
Осуществил 27 пешеходных и лыжных походов и 3 сплава на байдарке по рекам в различных регионах бывшего Советского Союза. Из этих 30 маршрутов - 23 одиночные. Общая длина всех пройденных дорог - почти 7 тыс. километров. Из них 1061 километр пролегал по радиоактивным территориям Украины, Беларуси и России, в частности и через 30-километровую Чернобыльскую зону.
С 1997-го по 2015 г. полностью выполнил глобальный журналистский проект "Украинцы на планете Земля. Рубеж ХХ и ХХІ столетий", который состоял из 19 длительных одиночных экспедиций, выполненных пешком (10 маршрутов) и 9 - с использованием разного транспорта, в частности и собачьих упряжек. Территории исследований - Украина и Российская Федерация, в частности и самые отдаленные регионы России. Далее Балканский полуостров - Македония, Сербия, Хорватия, Босния и Герцеговина. Еще дальше маршрут по территории Канады - от Атлантического до Тихого океана. И три республики Центральной Азии - Казахстан, Узбекистан и Киргизстан.
Общая протяжность моих исследовательских маршрутов на разных видах транспорта во время выполнения журналистского проекта "Украинцы на планете Земля" - 180 тыс. километров.
Удостоен звания "заслуженный журналист Украины" и официального статуса "Участник ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС" (удостоверение № 097328, переизданное Госадминистрацией г.Киева 20 ноября 1992 г.).
Сейчас подготовил в печать свой "Дневник из Чернобыльской АЭС", который охватывает период моей журналистской работы в пресс-агентстве ЧАЭС с 1 ноября 1994 г. по 18 апреля 1997 г. (Из 920 дневниковых записей я отобрал для публикации 427).