После экологической катастрофы в Западной Украине было сказано очень много умных и правильных слов о том, что подобного нельзя допускать в дальнейшем и как можно больше внимания следует уделять профилактике природных и техногенных бедствий. И президент по колено в воде, и премьер-министр с табуретки клялись, что сделали выводы, все поняли, обязуются впредь бдительно следить за всеми опасными местами нашей страны, и «никогда, никогда, никогда…». Особенно горячо такие заверения зазвучали, когда выяснилось, что долгие годы в затопленных регионах не могли добиться от центральной власти финансирования противопаводковых мероприятий…
Да и в детстве каждому из нас втолковывали, что профилактика проще и эффективнее, нежели борьба с последствиями. В детских поликлиниках изготовленные врачами стенгазеты уверяли: мыть руки перед едой лучше, чем потом лечиться от кишечных заболеваний, а на специальных открытых уроках дядя-милиционер объяснял, что лучше не ходить поздним вечером в одиночку по темным улицам, нежели пополнить собой статистику нераскрытых мелких преступлений, вроде избиения из хулиганских побуждений или ограбления…
На фоне масштабной трагедии Прикарпатья на другом конце страны произошло почти незаметное событие, которое, однако, наглядно продемонстрировало, что польза профилактики отнюдь не является бесспорной истиной для тех, кто отвечает за безопасность граждан в масштабах государства. Пока украинцы всем миром спасали своих затопленных соотечественников, Кабинет министров, поставив точку в годичной переписке, отказал Донецкой области в деньгах на утилизацию радиоактивных отходов в Константиновском районе.
«Стола не хватит, чтобы вместить переписку, которую мы вели с министерствами финансов, экономики, МЧС, правительством. И везде все обещали… Я лично в январе Юлии Владимировне с ее согласия оставил эту просьбу. Я «благодарен», что мы получили отрицательный ответ. Нас не поддержали, и это еще одно свидетельство того, как правительство относится к Донецкой области», — обиженно заявил по этому поводу губернатор области Владимир Логвиненко.
По его словам, проектно-техническая документация ликвидации стихийного ядерного могильника изготовлена за счет местного бюджета. «Мы решим эту проблему в текущем году. Найдем финансовые ресурсы и решим. И больше обращаться никуда не будем», — сказал Логвиненко, добавив, что местным властям Донбасса не впервые приходится оставаться с такими проблемами один на один.
Переписка, о которой говорил глава региона, оказалась в распоряжении корреспондентов «ЗН». Отметим сразу, что руководитель областной администрации несколько преувеличил, говоря об объеме переписки, хотя папка на самом деле пухленькая. В последнем по дате письме действительно сказано, что «Министерство экономики и Министерство финансов считают, что финансирование работ по ликвидации радиационной аварии на территории промышленного полигона в Константиновском районе должно осуществляться за счет средств местных бюджетов». Свое мнение чиновники аргументировали массой ссылок на ведомственные и межведомственные инструкции.
Чиновничье жонглирование входящими/исходящими письмами и протоколами позволяет восстановить ход событий с математической точностью. 18 апреля 2007 года санитарно-эпидемиологическая станция Донецкой области во время обследования т.н. промышленных полигонов, а проще говоря — свалок, обнаружила недалеко от Константиновки на территории одного из таких полигонов, принадлежащего некоему ЧП «Рута», «радиоактивные отходы цезия-137 в виде шлаков электроплавильного производства». Отходы вольготно расположились на шести квадратных километрах, и, как потом установили специалисты Института ядерных исследований НАН Украины, уровень загрязнения составлял от 3 до 700 тыс. микрорентген в час. Природный гамма-фон на всей территории радиоактивного пятна был превышен в 28000 раз.
В справке, составленной после более тщательного изучения радиоактивной свалки, сотрудники местного управления МЧС констатировали, что «полигон расположен в балке Клебина, которая гидрологически связана с рекой Кривой Торец и граничит с действующим участком полигона промышленных отходов III—IV классов опасности… Расстояние до ближайшего населенного пункта — 700 метров, до жилья в поселке Бересток — 1000 метров… В зоне радиационной аварии находятся город Константиновка и Константиновский район Донецкой области, где проживает более 105 тысяч человек». Как только эти сведения частично просочились в СМИ, в близлежащих селах и поселках началась паника, поскольку и сам цезий-137 отлично умеет просачиваться. Любой справочник сообщает, что «Цезий-137 — бета-гамма-излучающий радиоизотоп цезия и один из главных компонентов радиоактивного загрязнения биосферы… Интенсивно сорбируется почвой и донными отложениями; в воде находится преимущественно в виде ионов… Поступая в организм с пищей, быстро всасывается из желудочно-кишечного тракта в кровь». По идее, немедленно после обнаружения отходов соответствующие службы должны были избавить местных жителей от такого опасного соседства. Но здесь родная бюрократия показала себя во всей красе.
Тратить государственные деньги на захоронение опасных отходов нельзя, пока нет официального экспертного вывода о наличии чрезвычайной ситуации и степени ее опасности. Получение этого документа затянулось до сентября 2007 года. В начале сентября тогдашний замминистра по вопросам чрезвычайных ситуаций Владислав Теличко уведомил областную администрацию, что экспертная комиссия МЧС отнесла указанную чрезвычайную ситуацию к категории регионального уровня и решила классифицировать константиновское радиоактивное пятно по коду 10540 — «аварии с радиоактивными отходами, которые не производятся атомными станциями». Только с этого момента радиоактивная свалка стала официально признанным фактом. Все это время, напомним, цезий-137 «интенсивно сорбировался» почвой и распространялся по прилегающей местности.
После этого началась переписка на излюбленную бюрократами тему — в чьей компетенции находится эта чрезвычайная ситуация, кто должен отвечать за ее ликвидацию и за чей счет все это будет делаться. Изначально речь шла о сумме финансирования в 5,7 млн. грн., потом миллион на проектную документацию нашли в местном бюджете и долго препирались, можно ли найти оставшиеся деньги тоже «на местах», а не приставать со всякими глупостями к занятым высокой государственной политикой людям. Министерства и ведомства занимались привычной волокитой, требуя то друг от друга, то от областной администрации кучи справок, копий протоколов и других бумаг. Министр по вопросам чрезвычайных ситуаций отсылал к «Минрегионстрою» за справкой о подтверждении необходимых объемов работ, названная организация требовала от Донецкой ОГА справку из Минфина о подтверждении объемов финансирования, а правительственные счетоводы, в свою очередь, всеми силами отбивались от поползновений на казну и ложились костьми с воплем «изыщите из местного бюджета!». В ответ областные власти отпираются, что у них столько нет, а что можно, уже потратили: мол, мы перед этим 400 тонн отходов желтого фосфора за свой счет из Славянска в Казахстан вывезли, сколько ж можно? Собственник зараженной территории испарился бесследно, а земельный участок с цезием был изъят решением суда за неуплату аренды…
В январе 2008 года в одном из своих писем губернатор области напомнил премьер-министру Ю.Тимошенко (за время бюрократической «ликвидации» радиоактивной свалки даже правительство смениться успело) о том, что Юлия Владимировна лично обещала свою помощь. Не помогло.
Этот эпизод показывает, насколько действительно беззащитны «маленькие украинцы» перед природными и техногенными катастрофами, и в какой степени на самом деле можно рассчитывать на помощь государства. Учет и контроль поставлены так, что любой делец может хранить вблизи населенных пунктов радиоактивные отходы просто на открытой свалке, и до того, как его на этом «застукают», проходит очень много времени. Вопрос утилизации опасных веществ, то есть, по сути, спасения людей от опасности радиоактивного заражения, решается годами — видимо, по классическому рецепту Ходжи Насреддина («А за это время кто-нибудь да умрет — или я, или ишак, или эмир»)…
В данной статье мы говорим о Донецкой области, но житель любого региона, думается, с легкостью может составить свой список природных и техногенных факторов риска, которые угрожают ему каждый день.
В Донбассе этот список практически бесконечен. Например, засушливые восточноукраинские области, тем не менее, тоже находятся под угрозой затопления. Только не с поверхности, а из-под земли, из закрытых шахт. Угольную шахту, увы, нельзя просто закрыть и бросить, ее приходится поддерживать в рабочем состоянии — для того, чтобы грунтовые воды не залили опустевшие выработки. Это делается далеко не всегда, и в результате многие старопромышленные районы Центрального Донбасса находятся под угрозой. «Аналогичная ситуация и у нас в городе. Есть у нас такие районы, как Куйбышевский, Пролетарский и Буденновский, которые сегодня являются зоной подтопления. Это очень тревожный симптом. Мы ведь на примере Западной Украины еще раз убедились, что природа никогда не прощает безразличия и разгильдяйства», — отметил в комментарии «ЗН» мэр Донецка Александр Лукьянченко. Он добавил, что и его попытки добиться бюджетного финансирования для этой проблемы (или хотя бы зарезервировать часть средств местного бюджета) оказались безрезультатными.
Грунтовые воды из шахтных выработок — это не тот страшный ревущий поток, который сносил мосты и дома в Западной Украине. Эта вода будет разрушать города и поселки медленно, исподволь, расшатывая фундаменты зданий. Из-за ненадлежащего ухода за закрытыми шахтами, если верить заявлениям муниципалитета, вот-вот затопит тоннели строящегося в Донецке метрополитена. На шахте «Заперевальная № 2» уровень грунтовых вод «превысил критическую отметку» (-100 м от поверхности) еще в мае. На момент, когда об этом стало известно, уровень воды превысил «отметку плюс-минус ноль» (так обозначается критический уровень затопления) на 7,7 метра. Всего в Донецкой области 54 закрытых шахты, из них 24 остаются частично работающими — уголь не добывают, но воду откачивают. Критическая ситуация сложилась пока только в Донецке на «Заперевальной № 2», но, по словам инспекторов «Госгорпромнадзора», порой и в других местах возможную техногенную катастрофу предотвращали в последний момент.
Никто не может сказать, сколько еще продержатся хрупкие хранилища химических отходов на закрытых «почтовых ящиках» — казенных химических заводах, работавших на советский ВПК. В Горловке на таком заводе хранится, по разным оценкам, от 12,5 до 24 тыс. тонн мононитрохлорбензолов. Хранится в обычных железных бочках, сильно изъеденных коррозией. Местные жители утверждают, что в жару возле бочек стоит сладковатый запах, напоминающий аромат ликера «Амаретто». В 1989 году отходы уже стали причиной гибели нескольких шахтеров, просочившись через водоносные слои почвы в выработки близлежащей шахты «Александр-Запад». Даже экипированные по последнему слову техники спасатели из Европы подойти к месту трагедии так и не смогли: через несколько минут в агрессивной среде защитные костюмы начинали бурно коррозировать.
В одном из своих интервью начальник Госуправления по охране окружающей природной среды в Донецкой области Сергей Третьяков сообщил, что в могильнике Донецкого казенного химзавода хранится 400 кубометров радиоактивных отходов, и сколько простоит это хранилище, экологи предсказать не берутся.
Любая из перечисленных горячих точек может погубить множество людей в любой момент. Но для предотвращения возможной беды делается либо очень мало, либо ничего. Потому что пока ничего не случилось, можно делать вид, что проблемы нет. А ликвидировать последствия всегда эффектнее, чем каждый день рутинной работой спасать людей от опасности. И против этого аргумента бессильны все остальные, пока для получения власти нужно бороться за красивый образ и голоса избирателей. Во времена борьбы за рейтинги и электоральные проценты эффективностью нередко жертвуют во имя эффектности, даже ценой человеческих жизней.