UA / RU
Поддержать ZN.ua

МЫ НЕ МОЖЕМ ЖИТЬ ПО ПРИНЦИПУ САРАНЧИ…

Заседание постоянно действующей комиссии Национальной академии наук Украины 18 ноября по проблемам Чернобыля было необычным...

Автор: Александр Рожен

Заседание постоянно действующей комиссии Национальной академии наук Украины 18 ноября по проблемам Чернобыля было необычным. Поводом для него послужило 70-летие академика Эмлена Соботовича - человека, у которого особые заслуги в деле решения мировой проблемы - избавления человечества от последствий чернобыльской катастрофы. Эмлен Владимирович начал заниматься этим вопросом... еще до того, как катастрофа стала реальностью. Однако вечная наша беда - «нет пророка в своем отечестве» - сыграла роковую роль и здесь...

Скромное чествование именинника быстро превратилось в дискуссию на тему о перспективах существования человечества. Наш корреспондент, присутствовавший на заседании комиссии, записал выступления участников, которые, надеемся, заинтересуют наших читателей.

Академик Валерий Кухарь: После грянувшей чернобыльской аварии каждый искренне хотел найти выход, чтобы предотвратить дальнейшее ее развитие. Я тогда узнал ближе Эмлена Владимировича как человека высокого творчества, инициирующего идеи. А идеи тогда нужны были буквально «с колес».

Эмлен Владимирович много работал, чтобы предотвратить водное загрязнение. Я увидел недавно фотографию, когда мы стоим на Припяти во время масштабного эксперимента. Задача его была в том, чтобы в случае смыва радиоактивности предотвратить попадание веществ в питьевую воду по всему Днепровскому каскаду.

Вице-президент НАНУ академик Виктор Барьяхтар: К чернобыльским событиям Эмлен Владимирович был наиболее подготовлен. Он хорошо и достаточно полно оценил уже в первые дни масштабы катастрофы, понял вместе с Вячеславом Михайловичем Шестопаловым, что такое проблема загрязнения вод Днепра и что это - центральная задача. Была создана специальная подгруппа по воде - Эмлен Соботович, Вячеслав Шестопалов, Анатолий Морозов, Борис Пристер, Юрий Самойленко, в общем, собралась мощная команда. Работали с Минводхозом, с Госагропромом. Вскоре после аварии был выдан первый прогноз по поводу осеннего паводка, который полностью оправдался.

По крайней мере с 1986 года Эмлен Владимирович, уже как руководитель большого коллектива, понял, что нужен специальный институт, который занимался бы проблемами радиоактивных отходов, радиогеологии, радиоэкологии. И сейчас у нас вместе с Министерством чрезвычайных ситуаций создан такой центр. Этот центр играет существенную роль в стратегии обращения с радиоактивными отходами.

Академик Вячеслав Шестопалов: Хотел бы вспомнить о событиях, которые предшествовали чернобыльской аварии. В марте 1986 года в Академии наук состоялось собрание отделения наук о Земле. На нем мы вместе с Эмленом Владимировичем представили доклад об опасности атомной энергетики вообще и Чернобыльской станции в частности с выкладками всех этих позиций. А до того еще в 1985 году я был назначен экспертом Госплана СССР для определения ситуации в связи с оценкой комплексного использования водных ресурсов бассейна Днепра. И вот уже тогда я начал склоняться к мысли, а затем обратился к Эмлену Владимировичу, и мы вместе пришли к выводу, что если в схеме комплексного использования ресурсов Днепра не оценить ситуацию с атомной энергетикой, то грош цена этой схеме. В поддержку концепции выступили некоторые москвичи. Подход уже тогда был заявлен официально.

Затем Эмлен Владимирович прочитал доклад об опасности самой Чернобыльской станции. В то время академик Александров утверждал, что он согласен, чтобы станцию рядом с его домом поставили. Такая точка зрения была распространена среди ученых и в правительстве...

В.Барьяхтар: Доклад не прошел бесследно. Он положил начало обсуждению, в результате которого в конце концов начала выкристаллизовываться мысль, что если мы построим двенадцать блоков в одном месте, то температура подземных вод повысится, сразу изменится течение химических реакций в подземных водах и произойдет разрушение пород, на которых стоит станция. Это единственный аргумент, который был признан. Все остальные доводы против строительства, начиная от терроризма и заканчивая вероятностью аварии, не прошли.

В.Шестопалов: Однако после аварии чернобыльский синдром сказался очень сильно, была пересмотрена вся концепция атомной энергетики в Украине, и одно время все даже было законсервировано. Сейчас этот мораторий снят, но не от хорошей жизни, а потому что нет достаточного количества нефти и газа, а жить стране надо.

Прежде к поиску мест подходили у нас из рук вон плохо. Мы были участниками государственной комиссии по закрытию Крымской атомной станции. Уже построили часть, а оказалось, что она стоит на разломе. Или другой пример с Ривненской станцией. Приезжает из Москвы поисковая группа для определения места расположения атомной электростанции. Установка - станцию надо приблизить максимально к границе, чтобы продавать энергию за рубеж.

Что они придумали? Поставить станцию на берегу озера Свитязь. Мол, Свитязь - хороший пруд-охладитель. Трудно было доказать, что само озеро карстового происхождения. Мы пробурили скважины, выполнили дешифровку аэрофотоснимков и показали, что провалы бурового инструмента фиксируют активный карст. В общем, убедили их выбирать площадку восточнее территории с активным развитием карста. Правда, Ривненскую АЭС все равно построили на карстующихся породах. Иными словами, тщательное системное, научное обоснование выбора площадки не выполнялось. Но выводы из такого рода ошибок так и не были сделаны.

Чтобы иметь возможность предвидеть будущие последствия, должно быть научное обоснование. Еще в бывшем Союзе, когда создавался Чернобыльский фонд, предусматривалось, что 2,2% из него должно выделяться на науку, учитывая сложность проблемы и то, что поставарийное решение растягивается на много лет. На начальном этапе нужно было делать аварийные мероприятия, а затем, разобравшись с первоочередным, все более наращивать научный потенциал.

В концепции, которая принималась Верховной Радой Украины, тоже было записано, что по мере удаления от начала катастрофы, ассигнования на науку должны увеличиваться. Сейчас уже ни о каком увеличении, особенно на фундаментальную науку, и речи нет. Наука осталась за бортом, а Украина оказалась без реального взгляда на глубинные процессы и все усложняющиеся проблемы завтрашнего дня.

Директор Института окружающей среды и ресурсов профессор Станислав Довгий: Хотел бы обратить внимание на систему поддержки принятия решений. Тогда еще такого понятия не было - решения принимались волевым способом. Особенно в первые дни после аварии возникало много вопросов и неизвестно было, что делать: лить воду в реактор или не лить, бросать мешки с песком или не бросать, обваловывать берега Припяти, а если да, то чем?..

Понятно, что было сделано много ошибок. Но уже тогда заявили о себе люди, которые понимали, что произойдет при том или ином действии. К сожалению, не всегда к ним прислушивались. Наряду с только заявившей о себе молодежью в решение чернобыльских проблем включились опытнейшие ученые, люди-легенды. Молодежь задавалась вопросом: почему не прислушиваются к голосу корифеев? Ведь работают большие коллективы на протяжении многих лет, дают рекомендации и, как показало время, правильно предвидят дальнейшие события.

То, что произошло в Чернобыле, касается не только Украины и не только сторон, заключивших четырехстороннее соглашение - Украина, Россия, Белоруссия и комиссия Европейского сообщества. Это проблема всего мира, и даже не только тех, у кого есть атомная энергетика. Безусловно, международное сотрудничество в продолжение 10 лет - было большой школой, когда не столько мы учились, сколько у нас учились. Ведь приезжали специалисты из многих стран, им нужны были результаты по Чернобылю. Эмлен Владимирович был национальным координатором ряда ведущих проектов. Безусловно то, что работы Эмлена Владимировича и его школы имеют не только национальное, но и мировое значение.

В.Шестопалов: Ядерную энергетику можно рассматривать как вынужденное тактическое решение для той же Украины, Японии, Франции. Временную меру. Это не значит, что на ней надо базировать стратегически свое будущее. Она все равно остается потенциально опасной. Мы в этом уже убедились. Правда, это пытаются списать на нашу бесхозяйственность, безалаберность. Однако, даже если взять мудрых французов или педантичных японцев, у которых вроде бы ничего подобного случиться не может, это все равно не меняет дела, потому что мы совершенно не учитываем еще чрезвычайные ситуации, причем не обязательно техногенного, а естественного характера, которые грядут, - они могут быть колоссальные.

Все легендарные катаклизмы, мифические катастрофы, в том числе и Библию со своей историей всемирного потопа, мы воспринимаем нередко как нечто потустороннее, а на самом деле это живая природа со своими еще не познанными законами. Это было. Так или иначе. Земля еще может нам подарить большие неожиданности. Плюс Космос со своими непредсказуемыми метеоритами, кометами. Вспомните хотя бы Тунгусский метеорит…

С учетом всего этого базировать свое существование на таких потенциально опасных вещах, как атомная энергетика, - это очень куцый подход. На это можно пойти только временно из-за того, что мы пока не можем обеспечить себя энергетикой нормальной, безопасной. Сторонники ядерной энергетики приводят много данных о том, что в нормальном состоянии атомная станция дает сотую часть радиоактивности по сравнению с тем, что дает теплоэлектростанция, у которой с дымом выходит радиоактивность по трубам в атмосферу. Но это говорит лишь о том, что технология очистки газов тепловых станций никуда не годится. Если мы хотим думать стратегически о судьбе своей страны и вообще всего человечества, то, естественно, нужно учитывать много других факторов и последствий.

С. Довгий: Дело в том, что многие страны, в том числе Франция, уже стали заложниками сложившейся ситуации. Им ничего другого не остается, как оправдывать статус-кво в средствах массовой информации. И это следует всегда иметь в виду, если хочешь выработать независимый, объективный взгляд на проблему ядерной энергетики.

В.Шестопалов: В качестве примера могу привести следующее. Я решил проверить, кто на карстовых массивах построил атомные электростанции. И через Internet запустил поиск информации. Получил ответы: из Канады, из Англии, отовсюду, кроме Франции. Здесь все засекречено. Там, по-видимому, свое «КГБ» работает лучше, чем у нас.

С.Довгий: Хотел бы подчеркнуть такой момент в нашем разговоре, чтобы мы не нагнетали без нужды страхи. Да, есть Чернобыль, есть проблема атомной энергетики, но есть и некие объективные данные, о которых нужно говорить только конкретно. Не вообще - плохо или хорошо, а языком цифр и точных фактов. Иначе только навредим. К примеру, нужно приводить: какая составляющая, какая миграция, какая концентрация, какая доза, какие риски и так далее. И сравнивать в каждой конкретной ситуации с другими источниками.

Огульное, безосновательное очернение нашей ситуации, а таких примеров мы имеем массу, оно же по нам самим и бьет с другой стороны. Потому что многие за рубежом рассуждают так: «В Украину инвестиции? Нет! Туда ехать нельзя - там все плохо!» Здесь нужна объективность, чтобы не создавалось впечатление, что вот еще раз собрались специалисты для того, чтобы добавить дегтя.

В.Барьяхтар: Очень верная мысль. Спекуляция на страхе уже очень дорого обошлась Украине. Достаточно взять все эти политические спекуляции с переселением, которые стоили Украине 4 миллиарда долларов. Пострадали очень многие люди - ведь смертность среди переселенных людей, как показывает статистика, гораздо выше, чем среди оставшихся! А сколько энергии недополучили и так далее. Общие потери можно оценить в 12 миллиардов долларов. Вот что такое нагнетание страха и нежелание следовать рекомендациям, которые давали ученые.

С.Довгий: Там, где сегодня вопросы решаются без науки, следует ожидать неприятностей. Взять хотя бы вопрос с переселением. Он проводился не всегда обоснованно. Например, с Полесского района переселялись в места, где большой радоновый фон, и люди получили дозы выше, чем если бы они не переселялись, а остались на своих родных местах.

В.Шестопалов: Тем, кто этим занимался, надо было хотя бы познакомиться с геологией Украины, потому что территория Украинского щита - это южная часть Житомирской области, восточная часть Хмельницкой, вся Винницкая, юго-западная часть Киевской, западная Черкасской, Днепропетровской, Кировоградской и дальше уходит в Донецкую. Здесь в кристаллических породах - огромное количество радия, урана и их производных, в том числе радона. Радоновая проблема - колоссальная. Человек, вроде бы не имеющий никакого отношения ни к атомной проблеме, ни к месторождениям, может получить достаточно большие дозы за счет дегазации радона.

Академик Эмлен Соботович: Вообще-то все опасно и все вредно, поэтому надо смотреть так - мы в данный момент можем выбрать то, что не так вредно. Это общая философия бытия. Вот я бы посоветовал Станиславу Алексеевичу Довгому одну из проблем, которая была бы хороша для исследования в его институте - биохимическое районирование Украины. Если бы это было сделано, мы бы действительно знали, где можно собирать грибы, а где нет.

Конечно, разговор не о грибах - здесь разговор об экологической оценке территории Украины. Мы знаем, что в том же Мариуполе гораздо вреднее, чем в Чернобыле. Здесь получают за счет дыма, химии гораздо больше, чем рентгенолог в поликлинике. Но об этом никто не говорит, а постоянно спорят о том - загрязнится или нет вода в Днепре.

Валентин Радчук, начальник отдела координации научных исследований Чернобыльского центра проблем ядерной безопасности, радиоактивных отходов: В принципе сейчас, если говорить о загрязненных территориях, то смываются очень малые доли радиоактивных осадков, не влияющие на уровни предельных концентраций, которые могут сказаться на состоянии здоровья и жизнедеятельности населения. Есть места с очень высокой концентрацией, но они локализованы. На левом берегу Припяти построены специальная дамба и система каналов, которые перехватывают изотопы в случае даже самого пикового наводнения. Такое было несколько лет назад, но к тому времени эта дамба уже сработала - там лежит около 200 кюри стронция на квадратный километр - это очень много, но это все осталось на пойме и практически не смывалось. Есть еще некоторая часть на правом берегу недалеко от станции, но там тоже планируются работы, возможно, будет намыв дамбы. Большие наводнения бывают раз в тридцать лет. Поэтому сегодня опасности нет, хотя потенциально инциденты исключить нельзя.

Э.Соботович: Могу сказать, что уже не будет такой страшной воды, какая была в 86-м году, что бы ни случилось в Чернобыле. Сейчас эта вода в пределах нормы. Обычный фон. Правда, плутоний может накапливаться, поскольку 60% Днепра проходит через технологический цикл - поливное земледелие, заводы, фабрики. Сейчас, может быть, меньше, потому что заводы-фабрики стоят...

В.Шестопалов: Заводы-фабрики стоят, но загрязнения стало не меньше, а больше, потому что не работают даже те очистные сооружения, которые были. Кроме того, безответственность растет. Директора становятся людьми сегодняшнего дня, то есть работают по формуле: после меня хоть потоп. Так что проблемы есть и нельзя сказать, что они уменьшаются.

Э.Соботович: Спасибо, что внес ясность. Когда смотришь с общих позиций, кажется видишь проблему, но как только влезаешь в частность, понимаешь, что все предусмотреть невозможно. Я, к примеру, согласен с общих позиций по поводу атомных станций, но как только задать вопрос: а какая альтернатива?

Надо думать - какие реакторы ставить и где их ставить. Это совсем другой вопрос и если к науке будут прислушиваться, я думаю, мы проблему решим. Это было бы для нас гораздо выгоднее, проще и дешевле. Особенно, если бы нам удалось использовать свой уран и если бы мы могли хоть в какой-то степени наладить производство обогащенного урана, но не тех технологий, которые сейчас приняты в мире. Нужно использовать совершенно новые технологии - те, которые не загрязняют окружающую среду. Тогда бы мы могли пережить время, пока не появятся альтернативные источники.

А пока мы живем по принципу саранчи - съедаем то, что попадается первым, и летим дальше. Так же ведем себя с отходами. Мы все это бросаем или складываем, складываем, складываем. Загрязняется земля, атмосфера, вода. В конце концов Земля превратится в большую свалку, где не будет места, чтобы ступить. Мы могли бы от этих отходов избавляться, если бы у нас была энергия...

Впрочем, если бы ее даже нам кто-то подарил, то это тоже не решение, потому что Земля тогда очень быстро перегреется и будет потоп. То есть опять Земля превращается в очень негостеприимную планету.

Вообще, если говорить о том, что ждет человечество через несколько столетий, то видится либо то, что оно вынуждено будет покинуть Землю и начнет осваивать что-то другое, либо оно начнет сокращаться в численности и по одежке протягивать ножки. Это все общие проблемы, которые, казалось бы, не имеют отношения к сегодняшнему дню Украины. Сегодня я работаю много по радиоактивным, токсичным отходам, потому что мы уже захлебываемся в них. Если бы мы могли доказать, что под четвертым чернобыльским реактором условия для хранения радиоактивности ничуть не хуже, чем в 100 или 500 километрах, то, конечно, нужно ее захоронить там же. Но этого нельзя доказать теоретически. Нужно провести опыты, которые стоят больших денег.

В.Барьяхтар: Несколько миллионов гривен - не так и много.

Э.Соботович: Но их нет и не будет, потому что неизвестно, кто должен платить за это. Зона принадлежит Министерству чрезвычайных ситуаций, а сам реактор принадлежит Министерству энергетики, и чье дело убирать реактор - не понятно.

Пока эти ведомства пытаются найти спонсоров или инвесторов. Сегодня я встречался с президентами трех крупных компаний из Англии, Франции и Германии по этому вопросу. Они заинтересованы, чтобы разбирать реактор, строить заводы по переработке радиоактивных отходов, по изготовлению контейнеров, которых нужно несколько десятков миллионов штук. Это же большая прибыль. Они заинтересованы в том, чтобы разрабатывать робототехнику, чтобы перерабатывать все, вытаскивать и так далее. Они считают, что им работы хватит лет на 50 - весь мир будет оплачивать, все будут при деле.

Мне это не очень нравится. Если бы можно было реактор закопать, я бы его закопал. Считаю, что следует опустить реактор с «Саркофагом» в кристаллический щит. Если же окажется, что непосредственно под реактором подходящее место найти нельзя, тогда можно попробовать сделать геологический могильник для радиоактивных отходов в 20 км. Такой вариант все равно следует проработать, так как мы решаем, кроме всего прочего, и социальные вопросы - инфраструктура здесь есть. Это будет гораздо дешевле для Украины, потому что надеяться на Запад... Вряд ли они дадут нам деньги, серьезное оборудование, чтобы мы что-то сделали с чернобыльским реактором.

Думаю, Запад нам даст только бумагу...