Мы привыкли делить мир на Восток и Запад или, вслед за западными трендами, на Глобальный Север и Глобальный Юг. Это деление нередко сбивает нас с толку, география предлагает слишком широкие обобщения, а параллели с меридианами начинают казаться истинными причинами. География, конечно, кое-что значит. Но она не дает ни исчерпывающих объяснений, ни даже четких координат.
Там, где не растут абрикосы
Поэзия иногда бывает более точной, чем география. «Россия начинается там, где не растут абрикосы», — пишет в книге «Абрикосы Донбасса» поэтесса Любовь Якимчук. Как пояснила сама автор, выросшая на Донбассе, абрикосовые деревья пропадают из ландшафта сразу, как только пересекаешь границу между Украиной и Россией. В России не выращивают абрикосы.
Подобное суждение высказывали старшие члены нашей семьи, пережившие сибирскую ссылку. Они вспоминали, как там разбивали между бараков огороды, сажали картошку, зелень. «У нас там такие помидоры росли! Климат? Отличный климат! А земли сколько!» (В такие моменты совершенно ясно понимаешь, что ностальгия никак не соотносится с объективным жизненным опытом.) Местные смотрели на ссыльных «бандеровцев» круглыми глазами — они никогда не выращивали помидоры. Они вообще мало что выращивали.
Или вот еще литературный экскурс: примерно в тех же краях, где выращивали помидоры наши ссыльные, — в Алтайском крае — побывал однажды с «писательским поездом» Петр Вайль. В своем путевом дневнике, который потом вышел под названием «Карта Родины», он оставил запись: «сделано без любви… по сей день чувствуется отдельность природы от населяющего ее человека. Он не растет из земли... По-настоящему колонизация не удалась».
Российские критики сошлись на том, что правильно, мол, автора в свое время из СССР выгнали. В чем-то критики правы. «Повышенным писательским чутьем» европеец Вайль довольно точно уловил симптом российского «цивилизационного проекта»: что там абрикосы и помидоры — главное, люди «не растут из земли». Огромные пространства присоединили — где штыком, а где и просто росчерком карандаша, — но никто так и не пророс в эту землю. Не сделал ее своей. Пренебрежительные топонимы, так неприятно поразившие писателя, — свидетельство вековой отчужденности между землей и людьми, которые не хотят иметь с этой землей ничего общего. Даже абрикосов с помидорами.
В общем Путин и Ко правы: конфликт между Россией и Украиной — цивилизационный. Но различие между «цивилизационными проектами» проходит не по географическим координатам. И уж, конечно, не по наличию или отсутствию в историческом анамнезе «колониализма». А по отношению к земле. Или в случае с «русским проектом» — по отсутствию отношений между «природой» и «населяющими ее людьми».
Там, где не прорастает память
Язык кремлевских идеологов невольно сам выбалтывает правду: от них редко можно услышать о «российской/русской цивилизации», гораздо чаще говорят об особом «цивилизационном проекте». Дело не в скромности (качество, российским идеологам незнакомое). Это уловка. «Проект», в отличие от уже готовой «цивилизации», — это лишь обещание. Дело будущего. Зачастую максимально неопределенного. Как «коммунизм» в советской пропаганде. Россия, которая «нигде не заканчивается» (можно добавить — «и не начинается»), — это не только о географии, но также о времени. Как и коммунизм, эта «прекрасная Россия будущего» — аналог Царствия Небесного. Мираж на границе поля зрения, на самом краю горизонта, на который можно смотреть поверх голов, которому можно служить и не обращать внимания на то, что у тебя под ногами.
В этой точке хорошие.ру сходятся с плохими.ру. И с никакими.ру тоже. Все они грезят «прекрасной Россией будущего», которая когда-нибудь настанет, и которая (как и полагается миражу) у каждого своя. Но в главном все .ру вполне едины: в своем отношении к настоящему — все это «временные трудности», «перегибы на местах», «отдельные ошибки» или «происки врагов». Сделки с совестью — у кого она еще есть. Русскому человеку очень легко отделить себя от «общей вины» — просто потому что нет у него ничего общего ни с кем и ни с чем. Для того чтобы иметь что-то общее, надо ощущать общность — принадлежность, преемственность. Осознавать себя частью истории и общей памяти.
Непосильная задача для человека русской культуры. Для этого надо было бы принадлежать к совершенно другому типу цивилизации — цивилизации оседлого типа. Которую в Российской империи пытались имитировать, но не смогли реализовать. История и память растут из того же корня, что и абрикосы с помидорами.
Выиграв цивилизационную гонку, цивилизации оседлого типа оставили кочевым культурам не так уж много пространства и выбора. Мятежная русская душа с ее порывом крушить направо и налево, ломать правила и сеять хаос, с ее презрением к гречкосеям и бюргерству, с ненасытной страстью к победам, с экзистенциальной тошнотой от городской жизни и планомерного мирного труда — душа бродяги. Даже если упакована в приличный европейский костюм. Пиджак то и дело рвется, туфли жмут, а галстуком хочется кого-нибудь удавить...
Как пишет «Медуза» со ссылкой на социологов, «Большое» российское общество не поддерживает войну явно, но принимает ее как часть естественного социального порядка». Эта фраза точно обозначает цивилизационный разлом между Россией и европейской цивилизацией, к которой примыкает и Украина. Война как «естественный социальный порядок» звучит для наших ушей абсурдно. Для тех, кто выращивает абрикосы, помидоры и хлеб, война — это всегда катастрофа и разорение. А «естественный социальный порядок» — это рост благосостояния за счет труда и освоения наличных ресурсов.
Россия — не Украина
Принадлежность Украины к «победившей» цивилизации земледельцев — то, чего в России никогда не могли украинцам простить. Насмешки над нашими «садками вишневими» и любовью к вареникам — хрестоматийный пример российского высокомерия, скрывающего за собой одновременно атавистическое неприятие и большую долю зависти. Не за вареники даже и не за сало — за то, что мы можем так жить. А они — нет.
Впрочем, при всех насмешках хозяева Кремля сходились в одном: без Украины Российской империи нет, и не может быть. Успех «российского проекта» зависит от Украины. Украина для России — одновременно и залог имперского проекта, и портал в ту самую «западную цивилизацию», о принадлежности к которой Россия всегда мечтала, но никогда не могла органично «вписаться».
Имперский проект — неизбежное условие российского «геополитического успеха». Никакого другого успеха у России никогда просто не было, а придумать новую стратегию сложнее, чем нагородить бреда об «Украине, которую выдумал Ленин». У России в ее «безымперском» состоянии сразу появляется дефицит свежих творческих идей. Почти все, что делала Россия за свои нефтедоллары последние двадцать лет во всех отраслях кроме вооружений, — имитировала.
Все выдающееся в России, с которой хотят ассоциироваться и хорошие, и плохие .ру, было создано в период империи: ядерное оружие и космическая гонка, толстоевский и «Лебединое озеро», Останкинская башня и «самое лучшее кино». Поэтому и «прекрасная Россия будущего», чтобы о ней ни говорили либералы.ру, так или иначе включает возвращение имперского проекта — хотя бы символически.
А это значит — покорение Украины.
Но «прекрасным имперским прошлым», которое всегда стоит за «прекрасной Россией будущего» дело не исчерпывается. Равно как ничего не объясняет метафора о «киевской купели». Киев, и с ним Украина, всегда были для Росси порталом в желанную и запрещенную Европу. В клуб победителей «цивилизационной гонки». Где России всегда хотелось быть, но у нее самой никогда не получалось из-за глубокого непонимания сути этой цивилизации. Потому что суть — это «увеличение пирога» не за счет «отнять и поделить», не за счет экспансии, грабежа и набега. А за счет творческого освоения наличных ресурсов.
Снова орда
Война России в Украине многих поражает своей анахроничностью. Но больше — жестокостью, какой-то невероятной, атавистической страстью к разрушению и уничтожению. Кажется, тем, кто ведет эту войну, нравится приводить в замешательство своих «цивилизационных оппонентов». Удары наносятся точно и хладнокровно — прямо в сердце этой цивилизации: элеваторы с зерном; дамбу водохранилища, дающего воду полям; порты, через которые вывозится урожай; храмы и жилые дома.
Нет смысла искать ответы на проклятые вопросы в «программных статьях» Путина — об «искусственно созданной Украине», о «снижении подлетного времени» и т.п. Нет смысла хотя бы потому, что мотивы все время меняются, и в конечном итоге все сводится к одному единственному объяснению — «потому что могут».
Это объяснение лишено логики — на первый взгляд. Но это не совсем так.
Хорошая новость: судя по масштабным разрушениям, которые россияне стараются нанести Украине, они не питают иллюзий относительно своей возможности «захватить Киев» или «построить новый СССР». Во всяком случае, в близкой перспективе.
Плохая новость: Россия постарается максимизировать наши материальные потери и не пожалеет на это никаких сил и средств. Так всегда поступали кочевники, которым село отказывалось платить дань, — сжигали поля, дома, забирали все, что может унести, людей убивали или угоняли в неволю. На месте села и полей оставалось пустое место.
Превращение жилой окультуренной земли в пустошь, страны — в территории, рассеивание и ассимиляция тех, кто был укоренен в эту землю — вот цель набега. Украина, а до нее — Русь не раз переживали подобное в своей истории. То, что очередная орда кочевников называет себя «Русью» и «русскими» ничего не значит. «По делам их узнаете их…»
Я не знаю, как там с «прекрасной Россией будущего» — сумеет ли она осесть (не в качестве империи, т.е. «заякорившись» за счет Украины, а сама-сама-сама), станет ли она страной, государством, народом. Но пока Россия — это не страна, не государство, не народ. Это набег кочевых племен.
Сеять хаос и опустошение — стратегия, не оставляющая места для разночтений. Не только в Украине. Вмешательство в выборы в США, пропаганда абсурдных конспирологических теорий, превращение в кровавый котел Сирии, Ливии, Нигера или куда еще дотянутся руки «поваров» и прочих холуев, — все это стратегия орды. Обреченная на проигрыш в экономической, технологической или демографической гонке нынешняя Россия пытается вернуть в мир правила другой, очень старой игры. В которой побеждает тот, кто, отказавшись от возделывания земли или строительства заводов, от развития технологий или покорения космоса, все ресурсы пускает на вооружение и разрушение. А там, куда ракеты не полетят (потому что трусливо, чего уж там), все усилия идут на создание хаоса слов и смыслов, где всегда и все «не так однозначно».
Все что нам остается — противопоставлять логике орды, которую нам трудно понять, собственную «оседлую» логику — которую граждане набега, как выяснилось, тоже никак не поймут. Логику, которая позволила оседлым земледельцам выиграть партию в «Цивилизацию» у кочевников — стоять насмерть за свою землю и возвращаться на поле сразу, как только схлынула вода, огонь или орда. Настоящие «иконы стиля» этой цивилизации, наряду с воинами-защитниками, — комбайны и трактора, выезжающие на выжженные поля с риском подорваться на мине. Или вереницы женщин, несущих полные ведра от обмелевших водоемов своим помидорам и абрикосам. Образы невероятной стойкости цивилизации, которая сильнее любого набега.