«Розстріляне відродження», антиукраинские операции кремлевского режима, преступления геноцида — это война, продолжающаяся по сей день.
В сборнике научных работ «Сучасні дослідження з німецької історії» ученый Альберт Венгер (Днепр) опубликовал статью «Штрихи до портрета дніпропетровських «всесвітників»: М.О.Юр’єв у прокрустовому ложі сталінських репресій». Речь идет о преподавателе всемирной истории, которого арестовали как «троцкиста», лишили свободы на пять лет, а в местах заключения добавили еще один «приговор» — высшую меру наказания... Впрочем, читателю, знакомому с темой соловецкой трагедии времен Большого террора, бросится в глаза и кое-что недосказанное о трагическом финале жизни Максима Юрьева.
В научной публикации Венгера речь не идет о Соловках, где отбывал срок педагог, не упомянуто карельское урочище Сандармох, где расстреляли не только «всемирника», но и сотни других заключенных, чьи судьбы тесно связаны с Украиной.
По документам, хранящимся в областном государственном архиве в Днепре, Венгер описал жизненный путь профессора, указав день смертной казни — 2 ноября. Это так, но из других источников известно также, что расстрелы были массовыми, а среди казненных — представители интеллектуальной элиты Украины: Лесь Курбас, Мыкола Кулиш, Мыкола Зеров, Валерьян Подмогильный, Степан Рудницкий... Расстреливали соловчан 27 октября и 1–4 ноября 1937-го.
Материалы дела днепровский исследователь назвал единственным источником для изучения биографии Юрьева и заметил, что заключенный «отбывал наказание в Ленинградской области». Но Соловки же принадлежали к бывшей Северной области. Да и высшее наказание, будем точными, назначил узникам не «суд», а внесудебный орган — тройка.
Казнь за Медвежьей Горой
Максим Александрович Юрьев, 1895 года рождения, появился на свет в Кишиневе (сейчас столица Молдовы) в семье офицера царской армии. Служба привела семью военного в Украину, где Максим учился, работал, а затем попал в жернова политического террора.
В Соловецкой тюрьме 1937 года, когда чекисты сфабриковали «дела» во исполнение приказа НКВД СССР №00447, заключенные не увидели действий по правовым принципам судопроизводства. В протоколе №82 заседания отдельной тройки речь идет «о повторном осуждении» лиц, обвиненных по представлению оперчасти Соловецкой тюрьмы 9 октября 1937 года. А то дело №103007/37 (среди его фигурантов — Юрьев) — «на 182 человека, осужденных на разные сроки за контрреволюционную троцкистскую террористически-шпионскую деятельность». Тройка Управления НКВД СССР по Ленинградской области постановила расстрелять заключенных, которые якобы, «оставаясь на бывших контрреволюционных позициях, и дальше ведут среди осужденных контрреволюционную троцкистскую работу и высказывают террористические намерения».
В октябре большой тюремный этап вывезли с островов на Карельский берег. Процедуру расстрелов палачи «усовершенствовали». Чтобы предотвратить побеги арестантов, члены опербригады «глушили кадры» на территории изолятора в Медвежьей Горе. Жертву заводили в барак якобы для «медицинского осмотра», приказывали раздеться до белья, а потом били по голове березовой «колотушкой». После этого не всех довозили живыми до места казни... Кто-то умирал просто в изоляторе, кто-то — в кузове грузовика, которым «едва тепленьких» (жаргон садистов) вывозили за пределы поселка... А там капитан госбезопасности Матвеев «исполнял приговор» — стрелял в тела, которые сбрасывали в ямы. Помогали палачу несколько помощников.
Так в глухом закоулке Карелии в течение пяти ночей чекисты похоронили (не назову это «погребением») 1111 «этапников». Цифра известна из документов, подписанных Матвеевым. В лесу почти в двух десятках километров от станции следопыты летом 1997-го обнаружили множество ям, забросанных землей (в каждой штабелями — трупы с пулевыми отверстиями в черепах). Историк Альберт Венгер написал, что Медвежья Гора лежит «недалеко от Ленинграда», хотя в действительности она почти в 400 километрах от города на Неве. Во времена президентства Бориса Ельцина по инициативе общественности часть лесной территории превратили в мемориал, названный по топониму местного урочища «Сандармох».
В свое время я собирал материал для книг публицистики «Наган-країна» (2019) и «Імперія терору» (2021), которые издал в Киеве. Тогда ознакомиться с делом в городе на Днепре и написать статью о судьбе Юрьева, к сожалению, не судилось: помешала пандемия COVID-19, а потом полномасштабная война...
Поиск «утраченных» имен
Участники украинской экспедиционной группы из трех человек (среди них и я) в 1997 году ознакомились с почти сотней дел архивного фонда российской спецслужбы в Архангельске. Доступ к рассекреченному наследию ВЧК—ОГПУ—НКВД тогда еще был возможен. Из Беломорья привезли кипы ксерокопий документов, а потом и из Петрозаводска, куда ездил уже сам. Все добытое сдали в Отраслевой государственный архив Службы безопасности Украины. Но за границей тогда не искали документы о Юрьеве... Его фамилии нет в том деле, в котором наказаны «украинские националисты» и которое, конечно, в первую очередь интересовало киевских исследователей.
Итак, Максим Юрьев как «соловчанин» известен уже четверть века. В научно-документальном издании «Остання адреса. До 60-річчя соловецької трагедії» (Киев, 1997) видим такие данные о нем: «уроженец г. Кишинева (Бессарабия), сын офицера, россиянин»... Вероятно, из-за этого долгое время его не идентифицировали как человека с Украины. Дополненное жизнеописание Юрьева я впервые поместил в публикации «Український список Сандармоху (оновлений)» — в спецпроекте «Рік жертв Великого терору». С тех пор список, который насчитывает 287 биографических справок, есть на сайте информагентства «Вектор ньюз», а с 2017-го — в Википедии.
Еще с весны 2014-го в публикациях на «соловецкую» тему я проводил параллели между давними и сегодняшними преступлениями Кремля. Рассказал в прессе о расстрелянном литераторе Григории Вакаре, тогда еще отсутствующем в составленном историками «Списку Сандармоху» (фамилию заключенного чекисты писали с ошибками — «Вокор»). Пытался раскрыть и тайну казни в Киеве в декабре 1934-го Олексы Влизька — поэт убит, возможно, еще до официально объявленного приговора. Со временем добавил штрихи к портретам узников Соловков, в частности философа Петра Демчука, писателей Павла Филиповича, Михаила Ялового, художника Бориса Пилипенко, священника Владимира Хуторянского...
Из архивных источников видно, что в формально мирное время — с начала 1930-х — кремлевский режим воевал за выживание. Война была кровавой: миллионы украинцев выморили голодом... Пособники диктатора призывали истребить «кулаков»: «Это война — или мы их, или они нас!» (цитату из указания второго секретаря ЦК КП(б)У Менделя Хатаевича привел в статье Kyiv Post от 25 ноября 2023 года доктор исторических наук Юрий Шаповал). «Не бойтесь прибегать к крайним мерам, — требовал Хатаевич. — Это борьба не на жизнь, а на смерть...» «Анализируя события начала 1930-х годов, французский исследователь Ален Безансон пришел к выводу, что цель большевиков состояла не в желании сломать сопротивление крестьянства, поскольку коллективизация сломала его, а в попытке положить конец национальному существованию украинского народа» (цитата из упомянутой выше статьи историка, выделено мной. — С.Ш.).
Жизнеописание из дела
Благодаря найденному в Украине архивному источнику и научной статье Альберта Венгера «Штрихи до портрета...» (2018) подготовлен этот публицистический рассказ о соловчанине с берегов Днепра.
До Украинской революции 1917–1921 годов Максим Юрьев окончил кадетский корпус в Киеве. Потом получил специальность юриста в университете в Одессе (1918). Мать и братья, как пишет ученый, «эмигрировали в Европу». Будущий педагог был членом компартии с 1917 года, хотя со временем, по словам его жены, вследствие партийной чистки был исключен как «сомнительный» и оставался таковым до 1927-го. Создал семью с Еной Моисеевной Герцкис (1925), через два года у них родилась дочь. Родители дали ей редкостное в наше время имя, которое в украинском написании встречается как Карманьола (в статье Венгера — Карманела).
Места работы Юрьева с 1930 года перечислены в деле: коммунистическая высшая школа, Институт профобразования, Днепропетровский исторический музей, государственный университет. В коллективе музея, которым до середины 1933-го руководил известный ученый, знаток казацкого прошлого Дмитрий Яворницкий, не все считали Юрьева специалистом, способным улучшить работу культурно-образовательного и научно-исследовательского заведения (все-таки образование у него было другое, хотя и преподавал историю Запада, тщательно готовясь к лекциям).
Научных работ в то время у Юрьева не было, отмечает автор «Штрихов до портрету...» По должностям был профессором, возглавлял истфак и кафедру общей истории. Его коллега, завкафедрой зарубежной литературы (бывший студент университета), свидетельствовал в 1959 году, что лекции Юрьева были интересными и содержательными. Отзывы о педагоге в целом одобрительные — человек чуткий, у студентов имел авторитет. Вместе с тем идею соцсоревнования он не поддерживал — считал, что для людей, которые сознательно относятся к своей работе, такие меры малозначимы и неэффективны. За это его критиковали партийцы. Поэтому когда в конце 1934-го началась очередная чистка большевистских рядов, вольнодумца исключили из ВКП(б) как «двурушника», «фракционера» и «пособника троцкистско-националистических элементов».
Опального педагога уволили с работы. Далее — следствие. Сначала он отрицал, что принадлежит к контрреволюционной организации, но со временем «признал». У Юрьева дома провели обыск и нашли «доказательства» — 21 книгу авторства «контрреволюционеров», таких как Троцкий, Зиновьев, Каменев и другие. В ноябре 1935-го отдельное совещание при НКВД СССР определило наказание — пять лет заключения. С Соловков он присылал вести о себе Ене Герцкис, но их переписка продолжалась до 1937-го, потом прекратилась...
Реабилитирован посмертно 21 октября 1959-го. Запрос подала бывшая жена, которая просила завершить дело Юрьева, чтобы «снять с себя и дочери позорное звание врагов народа» (из письма Герцкис к генеральному прокурору СССР, 1958 год). Женщина пыталась ослабить моральные страдания семьи и уберечь дочь от «этого пятна» — поэтому в свое время оформила развод с мужем как «врагом народа».
Фотопортрет Максима Юрьева из публикации Венгера, верю, понадобится организаторам дней памяти в карельском урочище Сандармох и на Соловках. Туда ежегодно приезжают родственники жертв репрессий, активисты, среди которых есть желающие визуализировать историческую память, сохранять и распространять ее. Обществу, где господствует пропаганда, правда истории — как прививки против тоталитаризма. В стране, где хозяйничают чекисты, власть подменяет исторические факты мифами. Следовательно, и перспектива повторения зла висит над «федерацией» дамокловым мечом, пока у нее остается имперская основа, продуцирующая идеологию рашизма.
На мемориале в урочище Сандармох, где почти два десятилетия назад украинцы возвели памятник — гранитный казацкий крест, посетители в августе 2023-го по традиции вспоминали жертв террора. На месте казней почтили и соловчан чтением их имен. И заявили о своей поддержке заключенному в Карелии 67-летнему исследователю Юрию Дмитриеву, которого власть предпочитает держать за решеткой 15 лет! Этот оскал государственного террора — показательное запугивание общества. Среди жертв современных репрессий оказался, напомню, и соратник Дмитриева, директор музея в Медвежьегорске Сергей Колтырин. Историк умер в 2020 году в тюремной больнице: приговор человеку немолодого возраста — девять лет заключения — ускорил кончину осужденного, имевшего онкологическое заболевание...
А соловецкая судьба профессора с Украины Максима Юрьева пусть еще раз напомнит и об исторических временах беззакония, и об исторических параллелях: преступники из кремлевской власти сеяли и сеют смерть, пожинать которую приходится смертным...
Как заметил наш современник Юрий Шаповал в размышлениях о Голодоморе-геноциде и Революции Достоинства, оба события объединяет короткое слово — «война», а дерзость и заносчивость толкают россиян к нынешним антиукраинским «победам»... Эту правду человечество видит в заревах новой войны, разожженной жителями свалки истории. Но наказание военным преступникам будет — об этом позаботится народ Украины при поддержке цивилизованного мира.