В Киеве сразу пять театров наперегонки заняты исследованием творчества Генрика Ибсена (пьесы разные). А буквально недавно в Королевском национальном театре (Британия) вышел спектакль "Гедда Габлер" (режиссер Иво ван Хове, в главной роли Рут Уилсон), использующий "ибсенизм" для исследования природы современного европейского человека.
Раньше Иво ван Хове во всех релизах называли "фламандским" режиссером. Поскольку он действительно руководил несколькими фламандскими театральными компаниями. В последнее время к нему клеится титул успешного британского постановщика. Поскольку его последние громкие премьеры прописаны на английских сценах (с лучшими британскими актерами).
Он и сейчас беспросветно трудится в Британии, выпускает "Одержимость" с Джудом Лоу (на основе фильма Лукино Висконти). А в Голландии и других странах ван Хове прежде прочно укрепил свою репутацию как режиссера-"текстовика" и приверженца психологического театра. Его всегда и везде волновали тексты глубокие, серьезные, классика XIX и XX вв. Трагедии Шекспира, сюжеты Бергмана, пьесы Чехова, Горького, Миллера ("Вид с моста" недавно стал подлинной театральной сенсацией).
Теперь вот Генрик Ибсен, одна из лучших его пьес, по сути, великая пьеса позапрошлого века о странной женщине и роковой загадке ее бесприютной души.
Текст автора - персонально для Иво ван Хове - совсем не то, что подобный текст для какого-нибудь ряженного постпостдраматиста. Авторский текст для фламандца (сужу по увиденному) - не средство для вычурной крикливой сервировки сценического стола, а скорее живая плоть, эдакий кусок мяса. То, что он впоследствии пристроит в режиссерскую микроволновку. И уже готовый сценический продукт приобретет запах пряности, аромата.
Мне кажется, что к каким-то отдельным текстам у этого режиссера просто-таки физиологический аппетит (он хочет их съесть), а не только эстетическое влечение. Поэтому в лучших его спектаклях старые тексты Миллера или Ибсена пропитаны энергией дня теперешнего, сдобрены лирикой и юмором нашей сиюминутности.
Ван Хове - и в "Виде с моста", и в "Гедде" - не только осовременивает старые сюжеты внешними (актуальными) виньетками ХХI в., его, в первую очередь, интересуют люди. И он осознанно подталкивает в своих сценических сюжетах одного человека к другому. Выявляя в таком столкновении их совместимость, их потребность или невозможность взаимного существования.
Режиссер показывает повороты тел и душ уже теперешних людей, формально прописанных в дискурсе классической драматургии. И, возможно, поэтому в его спектаклях нет примет ребусной стилистики, мало броских сценических метафор.
Его режиссерский почерк предельно ясный и четкий. И его разберет даже подслеповатый следопыт, мнящий себя узколобым театральным ценителем. Спектакли фламандца всегда образуют мощное энергетическое поле, внутри которого зритель - не соглядатай и не оценщик, а, безусловно, необходимая монада внутри того же поля.
Действие "Гедды Габлер", старинного норвежского сюжета конца ХІХ в., ван Хове переносит в лофт, в интерьер ХХІ в. В пространство без дверей: только одно окно (с жалюзями) и грохочущий лифт (где-то внизу). Поэтому все герои Г.Ибсена добираются в этот лофт прямиком из зрительного зала.
Новая обитель Гедды Габлер - не юной, но все еще красавицы (жены скромного аспиранта) - в представлении ван Хове только белые-белые стены в состоянии недоремонта или очевидного запустения. Естественно, такие стены - как белый лист: пиши - не хочу. И каждый ибсеновский герой, по воле режиссера, должен написать здесь свою личную историю и свою же версию надвигающейся трагедии.
Ибсеновское общество здесь, у ван Хове, по внешним признакам - современная европейская мультикультурная компания. Среди которой, разумеется, есть парень темнокожий - важный ибсеновский персонаж Эйлерт Левборг. Это былой возлюбленный Гедды, гениальный ученый, автор новой книги, судьба которой предрешена. Взаимодействие их всех, обитателей ибсеновской планеты, - Гедды, Эйлерта, Йоргана, Теа - теперь напоминает современные хипстерские посиделки: умности, ревности, бравада, надменность, карьеры, гранты, конкуренты.
Саму Гедду режиссер вначале действия буквально насильно укладывает спать - за рояль. Музыка ее души пока дремлет, звук выключен. И она сама поначалу совершенно отключена от происходящего в этом лофте. Ни муж, ни тетя, ни наука, ни жизнь - ничто не волнует ее. С нагловатой полуулыбкой она тянется к единственному окну в доме-аквариуме. И что-то там зорко разглядывает.
Гедда, какой играет ее Рут Уилсон, вовсе не женщина-вамп и не патологичная стерва (в истории мирового театра случались разные актерские трактовки). В этой не заметно червоточины патологичности, а ее острый ум, кажется, далек от возможных комбинаций дальнейших случайных и неслучайных злодейств. Судя по вышколу и флегматичной надменности, теперешняя Гедда - бывшая модель, списанная с подиума "в запас" ввиду своего критического возраста. И когда она бросает знаменитые ибсеновские реплики о папе-генерале или любви к лошадям, то почему-то под папой предполагается "папик" (в нашем понимании), а лошади для нее, естественно, совсем не то, что для Нины Заречной в "Чайке". Можно сказать, что для Гедды эти лошади - исключительно жеребцы.
Габлер как женщина свободного и открытого ХХІ в., прежде привыкшая покорять океан жизни, вдруг, по какому-то глупому стечению обстоятельств, оказывается даже не в озере, не в луже, а в аквариуме. В стеклянной коробке, из которой выхода нет.
Так бывает. Женщина, которая ощущает себя свободной златоперой рыбой в воде, нечаянно попадает в непривычный аквариум, в ограниченное пространство возможностей и желаний. И задыхается там. То, что играет Рут Уилсон в "своей" Геде, - никакая не болезнь, не причудливые симптомы беременной женщины, не социальный бунт, не феминистский протест (с чего бы вдруг?), а скорее усталое томление и бесцельное созерцание, отсутствие воздуха и презрение к "ним".
Лишь в отдельные минуты нервной судороги внутри нее (в голове ее) и начинает звучать какая-то маниакальная грустная песня о… лазури (так в титрах). То есть песня о бесконечности, из которой рыба выброшена даже не на берег, а в пошлый лофт. Широко раскрытыми глазами она постоянно хочет "съесть" ограниченный интерьер своей несвободы. Ей самой порою чудится, что вместо жабр и луски у этой "рыбы" вдруг на теле вырастут перья - и она улетит (если уплыть не может).
Она и ходит по своему дворцу босиком, как по пляжу. Она постоянно имитирует какой-то непроходящий болезненный солнечный удар.
Иво ван Хове в который раз сталкивает в своем очередном спектакле личность и судьбу, предназначение и неизбежность.
Режиссер решается на нежную реабилитацию Гедды.
Еще в 1891-м, когда пьеса Г.Ибсена только-только пробивала дорогу на европейские сцены, наивные честные люди в Норвегии бросились оспаривать саму возможность существования подобной женщины на белом свете. Нордические земляне тогда решили, что фантазер Ибсен просто выдумал женщину-фурию, эту детоубийцу, даму с прошлым и без настоящего. (Интересные, однако, были времена).
В свою очередь, ван Хове идет вразрез с идеологией Г.Ибсена. Он противится тому ибсеновскому постулату, который утверждает, что главное в жизни персонажей - только и только прошлое, а в их настоящем - лишь отголоски давних драм.
Режиссер вообще выносит со сцены все шкафы со скелетами. Что ему прошлое? Лишь музыка, которая звучит в голове героини и напоминает об океане. А настоящее - действенная линия сценического текста - переходит в "формат" конфликта темпераментов.
Не злая длань былого толкает к пропасти отдельных героев. Во всем виноваты импульсы настоящего, причуды и химеры дня теперешнего. Левборг - холерик, Тесман -флегматик, Бракк - сангвиник… Сама она (Гедда) - гремучая смесь меланхолика и флегматика и всего остального.
В пьесе Ибсена режиссер раскрывает не "жанр", не характеры (героев), а заданную игру темпераментов. Которая здесь, в его спектакле, считывается как борьба за власть - каждого над каждым, каждого над чем-то. Гедда жаждет власти над океаном, но возможности ограничены. Бракк хочет власти над Геддой, но пиранья постоянно выскальзывает из рук. Левборг мечтает о власти над умами, но Гедда уже подсунула ему револьвер. А затюканный Тесман хочет власти хотя бы над самим собой, поэтому он и противен жене.
В стильном, внятном, внешне "простом" трагикомическом спектакле практически нет ярких режиссерских эффектов. Здесь - говорят-говорят-говорят. А между тем медленно утекает ее жизнь, неспешно испаряются ее мечты и желания. Пожалуй, только в двух эпизодах фламандец позволяет себе яростный выплеск экспрессии. Когда Гедда разбрасывает по дому живые цветы, а затем гвоздями заколачивает еще живые стебли на белых стенах лофта-гроба. И в финале, когда ее шантажирует Бракк, изливая на лицо томатный сок, который по телу Гедды и по ее белой ночнушке расползается зловещим кровавым пятном. (Здесь ван Хове подтрунивает сам над собой: в спектакле "Вид с моста" он омывал в финале героев Миллера кровавым небесным дождем, а для Ибсена припас только пакетик томатного сока).
В "Гедде Габлер" Генрика Ибсена главная героиня идет на двойное детоубийство, сначала убив "ребенка" былого возлюбленного (научный труд всей его жизни), затем убив ребенка в себе же - финальным выстрелом.
В "Гедде Габлер" Иво ван Хове героиня Рут Уилсон вовсе и не собиралась ничего и никого убивать. Просто однажды она устала ждать. Устала искать прежде утраченный рай, осознав, что любые попытки покорить океан - только утопия. Вот и споткнулась, ошиблась, сорвалась. Не предусмотрела, что утонет не в океане, а в чайной ложке.
Постановка Королевского национального театра. Режиссер - Иво ван Хове. Художник -Ян Версвейвелд. В главных ролях: Рут Уилсон, Кайл Соллер, Рэйф Сполл, Чаквуди Ивуджи. Спектакль представлен в Киеве в рамках театрального кинопоказа при содействии Британского Совета в Украине.