Не знаю, как тайных, а явных знаков хватало: это классический материал с интересным бекграундом - от Марии Заньковецкой до второго обращения франковцев к этой пьесе; режиссерский дебют Ивана Урывского на этой сцене.
Вообще Камерная сцена стала плодотворной территорией интерпретационного театра, где украинская классика открывает свои скрытые ресурсы и получает второе дыхание.
Образное мышление Урывского, его фирменный кодированный театр - находчивый, порой парадоксальный, богатый и яркий - очень подходит живому, насыщенному, объемному, эмоциональному тексту и стилю Панаса Мирного.
Мирный - беллетрист и поэт - купается в сочном украинском языке, разворачивая "конфлікт справді драматичний, могутній, а в суспільному відношенні надзвичайно важливий і для загалу громадянства повчальний", - писал И.Франко о драматургии второй половины ХІХ века.
Иван Урывский, который постоянно ищет украинские тексты и контексты, - человек уже XXI века: он откровенно современно интерпретирует одноименную народную балладу, положенную в основу сюжета пьесы. Сохраняя нечто абсолютно аутентичное, присущее именно украинскому театру, остается при этом верным себе с прекрасным чувством меры и стиля, текстов и слова, безупречным владением языком образов и арсеналом сценических приемов и внутренней культурой.
Абсолютно в унисон с режиссером и автором сработал в премьерном спектакле и художник-постановщик и художник по костюмам Петр Богомазов. Грубые, простые, но очень тактильные текстуры сена, дерева, полотна, гречки. Почти сплошные черно-белые цвета, с единичными вкраплениями красного, - это визуально подчеркнутый конфликт и анонс будущего трагического финала. Хотя в послевкусии спектакля царит сепия, как на старой фотографии. Но это, наверное, из-за сена: его на сцене много, и оно становится еще одним героем спектакля, не прописанным драматургом, но выдуманным художником и режиссером.
Это сено сначала - как признак сельской жизни, уже потом - нечто воздушное, неустойчивое, даже художественное. Позже - строительный материал, спрессованный до решетки, а временами - банальная фактура, знак мелочности Шкандибенко, Хряков, Лимерихи.
В финале - мотанка из сена. И это знак замкнутого пространства обстоятельств нежной души, которая оказалась в конфликте с действительностью. Выразительный и сильный образ главной героини Натальи Лимеривны, которую "смотали" в тугой узел безысходности. Дальше - тишина и… смерть.
Важный акцент - пластическое решение. И здесь снова унисон - режиссера Ивана Урывского и балетмейстера Павла Ивлюшкина. Спектакли Ивана всегда очень выразительны пластически. Все актеры (неважно, в каком театре играют) соглашаются с его эстетикой чуткости, с движением и музыкой, ритмом и жестами.
Ивлюшкин и его бешеные танцы-конвульсии, ломаный ритм, синкопическая пластика отдельных мизансцен, даже простые бытовые движения-удары - все подчинено режиссерскому темпоритму постепенного нагнетания и перевоплощения мелодрамы в трагедию.
Блестяще сложился актерский ансамбль "Лимерівни" XXI века. У каждого актера - свой крупный план. История каждого режиссерски выстроена, даже если что-то из драматургического первоисточника осталось "за кадром". Все типажи - неоднозначны, и вместе с тем типичны и персонифицированы. Преследуя собственные интересы, разрушая чужую любовь, все они - соломенные человечки, огородные пугала, которые не замечают, как разрушают себя, окружающий мир, чужую жизнь.
Чрезвычайно мощно в молодежной актерской стае выглядит Елена Хохлаткина - Шкандыбиха. При всех внешних атрибутах традиционного трактования роли злой свекрови актриса нашла яркие нюансы, сделавшие образ выпуклым. Чего только стоят ее интонационные модуляции и блестящие сцены с сыном Карпом (Виталий Ажнов) - маминым придурковатым "пупсом": несчастным и латентно агрессивным, покорным и хитрым.
И здесь еще один знак "поколения Y" от режиссера. Первый выход Шкандыбихи сопровождается поиском в кармане Карпа шапки и надеванием ее на голову - то есть: "Мама, я поел и в шапке". Эта актуальная молодежная ассоциация работает на два образа и на целую сюжетную линию.
Типичную вертлявую сельскую девку Марусю, подругу Натальи и, как оказывается, соперницу, широкими и точными мазками играет Кристина Федорак. Чрезвычайно интересно придуманы и продуманы ее унисоны с главной героиней Натальей (Марина Кошкина) в части, где они говорят о своей любви к Василю. Поэтому и текст один на двух дает им Урывский. Дуэтные сцены не слащавы, актрисы - противоположности, разные по темпераменту и манере - сталкиваются отталкивая, сплетаются расплетаясь в буквальном и переносном смысле.
Хороша и Ксения Баша в роле Оришки - матери Маруси. Говоря иногда правдивые вещи, уговаривая Лимеривну или своего Кнура (точный, акцентированный Дмитрий Рыбалевский), явно обладая незаурядным умом и сообразительностью, она готовит ловушку Наталии. Баша в этих нюансах виртуозная, разнообразная и гибкая.
А что же Лимериха? В этой роли - Татьяна Михина. Ведь такую непросыпную выпивоху, которая буквально пропивает свою дочь, может сыграть только актриса чрезвычайно широкого диапазона. Однако у ее Лимерихи такие глаза, глядя в которые, понимаешь - за тем пьянством кроется драма и еще одна пьеса.
Михина в который раз доказывает свой статус, талант и умение понимать и воплощать даже едва заметные режиссерские полутона, из которых состоит абсолютно самобытный, считываемый и уверенный почерк Ивана Урывского. С чем и хочется поздравить наш театр.