Гран-при XXV ММКФ — «Божественный огонь» (Испания, Мигель Эрмоса). В роли «ожившего» Ф.Г.Лорки — Нино Манфреди |
Завершившийся в прошлое воскресенье ХХV ММКФ сразу по многим линиям можно назвать фестивалем печального образа. К примеру, в организационном отношении он оказался не просто скромнее обычного, но беднее, аскетичнее и простоватее. Скуднее список ретроспектив, внеконкурсных деликатесов и корпус известных критиков в составе фестивальной толпы. Явно понизился тонус традиционных семинаров-посиделок в Доме кино. Массив пресс-материалов заметно отощал, что не в последнюю очередь связано с изъятием из пакета ММКФ (впервые в этом году) кинорынка. Даже исчез столь необходимый журналистам для бодрости духа на этаком марафоне даровой кофе на пресс-конференциях и в перерывах конкурсных просмотров, а остался только оч-чень дорогой в баре.
К тому же вроде бы подупал и зрительский ажиотаж вокруг смотра: и чего ради особо суетиться киноману, если большинство лучших лент через несколько недель или даже дней всё равно выйдет на московский экран? «Прокат пожирает фестивали» — так афористично описал (отрадную?) ситуацию один из выступавших на дискуссии по судьбам российского кино.
Сезон Бабьего Яра
Но прежде всего грусть навевал художественно-содержательный ландшафт в целом мирового кино, представленного здесь. Ещё год—два назад лучшими картинами ММКФ были те, что одновременно являлись и самыми жизнелюбивыми, скажем, «Птицы», «Поговори с ней» или вовсе цветуще-весенняя во всех смыслах «Амели». Нынче за десять дней я увидел 36 фильмов (треть — не полностью). В шести возникала тема суицида, а в десяти — и вовсе массового террора и серийного забоя людей. Случаи нормального, «штучного» гомоцида и считать бессмысленно. И ведь речь идёт не об инертном кинопотоке, а о результах качественной селекции профессионалов. Будто тень Большого Исхода легла на подавляющее большинство фильмов из самых разных концов света. Казалось, запах тлена и мертвечины так и струится от всё повторяющихся образов персональных агоний и фабрик смерти.
Сентябрь нынче выглядит месяцем роковым: многие знали киевское 29-е число, теперь все зарубили на носу нью-йоркское 11-е. На ММКФ можно было познакомиться с новейшим принципиально глобалистичным проектом фильма-альманаха о дне крушения МТЦ. Он так и называется — «11 сентября» и состоит из 11 новелл 11 режиссёров по 11 минут каждая. Здесь: Самира Макмальбаф (Иран), Клод Лелюш (Франция), Юсеф Шахин (Египет), Денис Танович (Сербия), Идрисса Уадраго (Нигерия), Кен Лоуч (Великобритания), Алехандро Гонсалес Иньяриту (Мексика ), Амос Гитай (Израиль), Мира Наир (Индия), Шон Пенн (США), Сёхей Имамура (Япония). По правде говоря, оригинальность взгляда на первую знаковую трагедию ХХ1 века далась далеко не каждому.
Удивительно, но факт: немецкий «Бабий Яр» снят… в Белоруссии. И трагикомической «липы» в этом опусе хоть лопатой греби. Скажем, группу раввинов сжигают заживо прямо посреди «киевской» улицы, а простое еврейское семейство перед отправкой на расстрел эсэсовцы, напротив, любезно угощают молоком с хлебушком и т.п. Отчётливо подана тема природного антисемитизма украинцев, символически преодолеваемого, впрочем, в любви двух молодых героев. Спрашивается, а чего ещё можно ожидать от продукта «моды» на Холокост?
Страшнее страшного только его обытовление, привыкание к нему как норме повседневности или превращение в аттракцион — одно другому, оказывается, не мешает. Австрийский режиссёр Франц Новотны в конкурсном фильме «YU» описывает как раз такую вполне реальную ситуацию. Троица балованных венским благополучием сорокалетних балбесов решает развлечься по-крутому — в курортном городе Триесте, где гражданская война по сути ещё не кончилась, зато курортный сезон аккурат стартовал. Отдыхают же некоторые любители острых ощущений, охотясь на опасное зверьё? Вот и здесь вечером можно поприсутствовать при рутинной расправе военизированной банды «патриотов» (подозрительно смахивающих на наших уна-унсовцев) над целой семьёй этнических «врагов»: закупоренное скотчем авто с людьми сбрасывают на дно моря. А наутро прямо против того места на пляж выползают курортники с детками, и мороженщица торгует своим товаром, и шлюхи оптом и в розницу — своим. Что же касается названия фильма «YU», то это всё, что осталось от названия страны по имени YUGOSLAVIA.
Вне конкурса шел протестный оскаровский лауреат «Боулинг для Колумбайн» американца Майкла Мура — документально-авторское исследование национальной традиции, ведущей прямиком к холокосту в рассрочку: «культ кольта» в США — внутренняя практика массового насилия — специфика внешней политики. Ещё одна американская антиамериканская аллегория сквозит в «Доме 1000 трупов» режиссёра, который красноречиво назвал себя Роб Зомби. Здесь в основание пирамиды покойников заложена другая национальная традиция — праздник мертвецов Хеллоуин и сатанинский менеджмент этого традиционного морг-шоу. В пространной форме театральной аллегории о том же, на мой взгляд, толкует и датчанин Ларс фон Триер в явно антиамериканском «Догвилле». Но здесь базис смерти — лицемерная логика пуританской морали, это она порождает главные ужасы того образа жизни. Кольты идут в дело уже потом. История условного Собакограда завершается геноцидом: абсолютная его жертва, девушка Грейс (Николь Кидман), отдаёт распоряжение о полном уничтожении всех догвилльцев, включая детей. В живых остаётся лишь натуральный пёс с библейской кличкой Моисей. Извините, господа, цивилизационная ошибочка вышла. Всё придётся начинать сначала. Такой вот хот-дог истории получается.
Впрочем, перенесёмся на Дальний Восток. Патриарх японского кино и давний фаворит ММКФ Кането Синдо неожиданно тряхнул стариной в весьма бодрой по стилю «Сове». Это образ по-женски домашней мясорубки для мужчин. В вымершем горном селении остались только мать и дочь. Всякий посланец социума (чиновник, сборщик налогов, полицейский и т.д.), конечно же, мужчина и, конечно же, похотливая тварь. Ведь это их цивилизация на дворе. Всех встречают комплексным угощением из трёх блюд: бутылка пива, постель, стакан яду. А вся наличность жертв идёт в компенсацию попранной женской судьбы. Трупы складируются неподалёку — в импровизированном — вот уж точно! — «бабьем яру».
Южнокорейский национал-апокалипсис подан в ленте с плакатным титулом «Спасти зелёную планету!» Чан Чжун Хвана. Здесь веру в человечество спасает только то сюжетное обстоятельство, что полной зачисткой грозят Земле пришельцы из созвездия Андромеды, а одна из мотивировок убийств начертана кровью на стене и, действительно, звучит как научно неоспоримая истина: «Все умирают…» Так в старой, но бессмертной шутке Аркадия Райкина больной спрашивает врача: «Доктор, как вы думаете, я умру?» И тот авторитетно ответствует: «А как же!».
В общем, в достаточно широких кругах кинематографической общественности, возможно, после 11 сентября, формируется мода на сезон-ХХI: невесёленький ситчик и свободный покрой а-ля саван. «Вы полагаете, всё это будет носиться?..».
Приключения прошлого в настоящем
Однако ничто так не утешает бренную особь, как повторяющиеся на её глазах перманентные воскресения. Явления, казалось бы, невозвратно сгинувшего прошлого в самое что ни на есть сиюминутное настоящее. Это, собственно, и есть наглядное и практическое свидетельство о жизни после смерти.
Конкурсная картина «Божественный огонь» испанца Мигеля Эрмоса строится на гипотезе, что в 1936 году Федерико Гарсиа Лорка выжил после расстрела франкистами, но утратил память от ран и шока и стал никем не узнаваемым нищим на улицах воспетой им Гранады. И вообще, разве не место романтику довоенного формата на улице 70-х годов — с протянутой рукой? Лорка постепенно вспоминает свою жизнь и Дар, но остаётся чуждым прагматичной современности. Кто-то хотел бы на «ожившем» классике зашибить неплохую деньгу, а кому-то он лично по барабану, ибо куда сподручнее продолжать машинально поклоняться сертифицированному идолу национальной культуры (как это всё по-нашенски!). «Живого» Лорку за шкирку выбрасывают из театра, где идёт его «Дом Бернарды Альбы», за то, что он начинает, вспоминая, вслух упреждать реплики актёров. И только Санчо Панса новейшего времени, добряк и простак пастух-спаситель, открывает как бы заново душу красоте ранее неведомого ему поэтического слова. Так и завершается картина: на заросшем пустыре, где когда-то расстреляли Лорку, сидят двое и, наслаждаясь, читают прекрасные стихи ожившего классика. Закат. И неважно, кто из них Лорка, и Лорка ли. Неважно, когда умер Лорка. Важно, что «душа в заветной лире» его прах переживет.
Историческая и личная память снова замешаны в сюжете «жизнь—смерть» в фильме Вольфганга Беккера «Гуд бай, Ленин!» Это абсолютный национальный чемпион киногода в Германии (аж девять национальных «оскаров» «Лола»). Это история матери-коммунистки и сына, который пытается амортизировать своей любовью удар истории — крушение ГДР. Идея фильма состоит в том, что не стоит выбрасывать на помойку истории родину наших предков.
А в китайской внеконкурсной ленте «Бальзак и портниха-китаяночка» режиссера Дай Сиджи тема всё та же: интеграция нелучших страниц автобиографии страны в настоящее время. В данном случае речь о годах «культурной революции». Высланные на перевоспитание в горную деревушку два студента неожиданно сами перевоспитали местное очень трудовое, а потому крайне тёмное крестьянство. Посредством пересказа населению запрещённой французской литературной классики. Финал похож на «Поэму о море»: уходит под воду сей рудимент дрянного времени, но камера остаётся в затопляемых хижинах, и в подводном царстве прошлого вдруг снова появляются милые призраки немилого прошлого… Как тут снова не вспомнить о своём: о постсоветской вакханалии экстренных отречений и переименований, плясок на могилах предков и изобретателях небывалого былого.
Российская новаторская анимация «Петербург» Ирины Евтеевой адаптирует к современному виртуально-компьютерному восприятию сразу две художественные традиции, на которых обычно строился миф этого странного и великого Города. Во-первых, литературную, восходящую от Пушкина и Гоголя к Белому и Блоку. А во-вторых, кинематографическую линию экранизаций «питерской» темы. Ожившие классические кинокадры с фантазийными дорисовками и «доигровками» иных образов и контекстов создают художественно оригинальное целое — некий мультимедийно-симфонический симулякр всей
300-летней истории града Петрова. Другая российская конкурсная лента «Коктебель» опирается на иные традиции: real time на экране, бытовые фактуры, перебивки через затемнение, типажи и т.п. Узнали? Да, стилистика старой-старой французской «новой волны». Фильм сделан дебютантами Борисом Хлебниковым и Алексеем Попогребским со старательностью студентов-отличников, боготворящих «400 ударов» Ф.Трюффо, «На последнем дыхании» Ж.-Л. Годара и берущих у мэтров все что только можно, не добавляя ничего от себя. Путешествие отца с сыном к Черному морю получилось бесконечно тривиальным. Каково же было мое удивление при известии о присуждении одного из главных призов ММКФ этому старательному ученическому опусу.
А ещё на тему рандеву прошлого и настоящего был в конкурсе фильм «Неделя в Пеште и Буде» венгерского классика Кароя Макка.
В общем, ничто не ново под луною: всё умирает, кроме подлинных любовей, родин, культур и истин. Только они, утрачивая материальность, спасаются в неосязаемых инстанциях, покуда вновь не вочеловечатся. Отсюда и вторая «новость»: всё не только умирает, но и рождается. Даже в «догвиллях». Но тоже — покуда. До первого глобального Бабьего Яра.
Лауреаты ХXV ММКФ
Гран-при жюри «Золотой Св.Георгий» — «Божественный огонь» (Испания), режиссер Мигель Эрмоса.
Специальный приз жюри «Серебряный Св.Георгий» — «Коктебель» (Россия), режиссеры Борис Хлебников и Алексей Попогребский.
Специальный приз за режиссуру «Серебряный Св.Георгий» — «Спасти зеленую планету!» (Республика Корея), режиссер Чан Чжун Хван.
Приз за лучшее исполнение женской роли — Синобу Оотакэ (Япония) в фильме «Сова» режиссера Кането Синдо.
Приз за лучшее исполнение мужской роли — Фарамаз Гарибян (Иран) в фильме «Танцуя в пыли» режиссера Асгар Фархади.
Специальный приз «За покорение вершин актерского мастерства и верность принципам школы К.С. Станиславского» получила актриса Фанни Ардан.
Приз ФИПРЕСИ — «Скагеррак» (Дания), режиссер Сёрен Крагх-Якобсен.
Приз жюри российской кинокритики — «Танцуя в пыли» (Иран), режиссер Асгар Фархади.
Приз жюри киноклубов — «Скагеррак» (Дания), режиссер Сёрен Крагх-Якобсен.
Приз зрительских симпатий — «Божественный огонь» (Испания), режиссер Мигель Эрмоса.
Приз жюри дебютов (10 тыс. метров кинопленки Kodak) — «Спасти зеленую планету!» (Республика Корея), режиссер Чан Чжун Хван.