Наблюдая за моложавым, энергичным, подвижным человеком, никак не скажешь, что это один из старейших украинских режиссеров. Народный артист Украины Сергей Константинович Смиян работал главным режиссером во многих ведущих театрах Украины, в том числе во Львовском драматическом имени М.Заньковецкой и Киевском драматическом имени И.Франко. Ныне уже несколько сезонов он возглавляет Киевский театр оперетты, который с его приходом, можно сказать без всякого преувеличения, открыл свою новую творческую страницу. Сергей Константинович согласился поделиться своими мыслями о жизни, об искусстве, о своих переживаниях.
— Говорят, сейчас кризис театра. Как вы считаете, Сергей Константинович, это действительно так?
— На мой взгляд, нет. Честно вам скажу, ничего не выдумывая, годы, проведенные в театре оперетты, убедили меня, что в принципе то, что делается с хорошим вкусом, элегантно, умно, с хорошим исполнением, на высоком профессиональном уровне, всегда интересно. Вот наша постановка «Сильвы». Мы этот спектакль поставили в несколько нетрадиционном ключе. У нас — это большое шоу. Кроме воплощения и прекрасной музыки, мы усилили зрелищность постановки, расширив роль балета.
Ведь и раньше говорили, что, например, жанр оперетты терпит кризис. Но тогда имелось в виду — советской оперетты, то есть оперетты на советскую тему. А классика оставалась классикой, это величайшие образцы искусства. К счастью, есть Оффенбах, Кальман, Зуппе. Так что, исходя из собственной практики, я не могу сказать, что театр переживает кризис. У нас есть спектакли, которые идут при аншлагах. Хотя теперь в понятие «кризис» вкладывается несколько другой смысл — что вообще тяжело. Мол, всюду кризис, значит в театре кризис. Я с этим не согласен. К нам зритель идет, наш жанр оптимистический, жизнерадостный. Сейчас оперетту посещают активнее, чем раньше.
Большим успехом пользуются украинские произведения. Разговоры, что, например, «Голландочка» на украинском языке не прозвучит, не оправдались.
Кризисы, конечно, бывают. И сейчас, возможно, какой-то театр попал в кризисную полосу. Понимаете, вся жизнь состоит из перепадов. В искусстве, как нигде, очень много значит личность. Вот рождается талантливый артист или талантливый драматург — и начинается всплеск в искусстве.
Настоящий кризис для театра — смена поколений, через каждые 10 лет он должен обновляться. Уходят мастера, приходят относительно молодые люди, тоже мастера, но они приносят что-то свое, присущее их времени. И этот переходной период может затянуться. Так чаще всего и бывает. Многое зависит от яркой индивидуальности, что она делает и как, сочетается ли это со временем. Нужна, конечно, соответствующая драматургия. Талантливый артист может очаровать зрителя, но разбудить интеллект ему будет трудно без настоящей драматургии. Каждый расцвет театрального искусства обуславливался именно сочетанием талантов — драматурга, режиссера, актера, художника. Мы говорим, вот было время — МХАТ, франковцы, театр Товстоногова. Это и было счастливое сочетание, несмотря на трудные времена. Театральную кафедру надо понимать не как проповедование чего-то, а возбуждение ума и сердца.
Сегодня не все театры обладают такой возможностью. В переходной период действительно мельчает мастерство, мельчает идея как мысль, движущая обществом, идея как красота.
— Какое же место в общественно-культурной жизни общества, по вашему мнению, театр занимает сегодня? Это элитарное искусство или народное? Или общественно доступное элитарное?
— Я думаю, используя ваше определение, это общественно доступное элитарное искусство. Потому что в театр ходят прежде всего преданные ему люди. К сожалению, многие только по телевидению видели спектакли. Есть еще люди, которые никогда не бывали в театре. Трудно представить, но это так. Мне думается, что духовные потребности зависят от общего уровня культуры. Нельзя забывать и о том, что у людей разные наклонности, да и не каждый театр удовлетворяет своими качествами. Не все же у нас прекрасные театры...
— У вас огромный опыт, вы возглавляли крупнейшие театры Украины. Не кажется ли вам, что именно драматурги определяют развитие театра? Нужна ли национальная драматургия или можно обойтись так называемой общечеловеческой? Как вы относитесь к репертуарной всеядности театров?
— Кто-то случайно мне сказал, а вернее, напомнил, что я один из старейших режиссеров украинского театра. Вы знаете, я с ужасом посмотрел на него — спятил что ли... А потом подумал: мне 70 лет, а много ли в нашем деле есть старше по возрасту, которые возглавляют театры? Ну что ж, такой метраж времени прожито... Я руководил театром имени Франко 10 лет, много ему отдано. С сердечным теплом вспоминаю и Наталью Ужвий, и Евгения Пономаренко, и Ольгу Кусенко, и Владимира Дальского, и Аркадия Гаршинского — всех не перечесть, когорта знаменитых актеров. И дело даже не в их талантах, а в их стремлении возвышать театр. Это была особенная атмосфера, которая рождала величие театра.
Мне приходилось работать и во Львовском театре имени М.Заньковецкой. Тоже незабываемые годы, хотя бы потому, что именно в этот период пришли тогда еще очень молодые актеры — Богдан Ступка, Наталья Лотоцкая, Богдан Козак, Федор Стригун... Я был уверен, что они станут мастерами, и не ошибся.
Что же касается драматургии, то в театре она на первом месте. Скажу вам честно, у меня такое впечатление, что в этом отношении сегодня ничего не делается. Недавно я имел разговор с товарищем, он говорит: дело дошло до того, что из-за своей бедности Министерство культуры Украины не сможет закупать драматургические произведения. Как же писатель будет сочинять пьесы, если его не поощрять? А это труднейшая работа, на которую способен, может быть, один из тысячи литераторов. Мы лишились драматургов, которые ушли, а смены им нет. Вспомню Миколу Зарудного, Василия Минко, Алексея Коломийца. Мы говорим, Александр Корнейчук был партийным писателем, но каждый драматург раскрывал жизнь своего времени, ему служил. Что бы там не говорили, а «Платон Кречет» или «В степях Украины» — это глубокое прочтение национальных характеров. У меня нет ностальгии по прошлому, вот, мол, сижу и думаю — тогда было хорошо, а сейчас плохо, — нет. Я думаю о том, что мы потеряли и чего мы не нашли сегодня, почему мы так легко со всем расстаемся. Мне кажется, что это временное явление. А современной драматургии сегодня просто нет.
— Может быть, и не нужна национальная драматургия, ведь к нашим услугам все богатство мирового театра?
— А разве Шекспир не был национальным драматургом? Он же не писал об африканцах, хотя у него и был Отелло? А как же иначе? Драматург пишет о той стране, о той жизни, которая его взрастила, которую он знает. Национальная драматургия необходима, она существует, хотим мы этого или нет. И если сегодня нет ее развития, то это чрезвычайно опасно для искусства. Но со времени поворота нашей судьбы прошло еще слишком мало времени. Я думаю, что взрыв произойдет. Самое ужасное, что подстерегает молодого литератора да и все нас, — это конъюнктура.
— Мотором театра является режиссер, а если точнее, главный режиссер. Не кажется ли вам, что нынешние главные режиссеры более обеспокоены личными творческими интересами, чем творческим направлением своего театра?
— Может быть, в этом вопросе играет большую роль уровень режиссера, его возможности. Чем выше его творческий потенциал, тем он щедрее к своим коллегам, тем больше он думает о театре в целом.
Другими словами, чем крупнее личность, тем масштабнее его деятельность. Это аксиома. В принципе каждый театр должен осознавать свое назначение и свою цель. Вот с этой точки зрения я глубоко опечален судьбой нашего театра имени Франко. Потому что с большим уважением отношусь к его мастерам, к его руководителю Сергею Данченко. Когда-то он начинал у меня в театре имени Заньковецкой, защищал диплом, я пригласил его на работу. Это уважение к театру и заставляет меня усомниться, что театр имени Франко может делать все, даже ставить рок-оперы. Я с этим не согласен. Конечно, традиции можно воспринимать как кандалы, но мне думается, что франковцы призваны развивать традиции. Надо помнить, что каждый театр является субъектом жизни и входит в историю, хочет он того или нет, с достижениями или потерями. Перечисление названий спектаклей ничего не говорит, но вот посещаемость большинства из них, скажем так, не очень высока. А это свидетельствует и о их качестве, об отношении зрителя к театру и, конечно, театра к зрителю. Мне думается, что где-то потеряна легендарная атмосфера театра, его, если хотите, величественная аура, рождаемая высокими устремлениями, на которые могли решиться только франковцы.
— Сергей Константинович, существует ли герой нашего времени? Если нет, то это благо или несчастье?
— Вы знаете, сейчас о герое нашего времени очень трудно говорить. Сегодня считается героем тот, кто умеет делать деньги. Я, например, теряюсь, я не знаю, как это можно отразить в искусстве, да и пьес таких нет. Это, очевидно, тоже период, который надо пережить. Сегодня нет ярко выраженного общественного героя, я уверен это временно. Мне кажется, у нас есть талантливые писатели, но они просто не знают, о чем нужно говорить. Нынче как-то все временно, все стремительно меняется, а уважающий себя литератор не хочет писать о каких-то временных явлениях.
— И последний вопрос: как вы лично переживаете нынешнее состояние нашего общества?
— Я настолько увлечен работой, что не имею возможности особенно переживать. Признаюсь, что иногда мне страшно включать телевизор или радио. Это угнетает, иногда теряешься, волнуешься за своих детей. Спасает работа. В последнее время меня как-то очень взбодрило заявление Президента Украины о 50-летии Победы в Великой Отечественной войне. Мне было приятно услышать от нашего Президента, что это будет самый большой праздник в нынешнем году. И это совершенно правильно. Вы должны понять, я человек немолодой, участвовал в этой войне... Сразу как-то встрепенулся, созвал коллектив и сказал: дорогие друзья, мы не можем стоять в стороне. Это не конъюнктура, а мои переживания, моя память. Мы будем ставить «Севастопольский вальс». Ведь нынешняя молодежь просто не знает, что чуть более 50 лет назад народ истекал кровью, и что эти старые люди с орденскими планками на поношенных пиджаках участвовали в самой кровавой мировой войне. Хочу поставить такой спектакль, чтоб тронуть сердца молодых, показать, как в то время жили, любили и ненавидели. Раскрою один режиссерский секрет: спектакль будет с прологом и эпилогом, которых в пьесе нет, и это будет то, что вы называете отношением к действительности. Я наблюдаю за молодыми, они живут сегодняшним днем, данной минутой, не задумываясь о том, как трудно было их родителям, бабушкам и дедушкам. Но я верю, если обратиться к душе и сердцу, они не останутся равнодушными. Я все же оптимист, иначе не мог бы возглавлять театр оптимистического жанра.