Иногда правда о нашей же истории приходит к нам довольно извилистыми тропинками. Так, написал было днепропетровец Савочкин правдивую сагу о донбасских шахтерах, и вышел этот бестселлер в известном российском издательстве. Та же история с киевлянином Владимиром «Адольфичем» Нестеренко, который так прославился на чужих просторах с той же таки правдой об истории украинского криминала 90-х годов, что, говорят, права на кинопостановку его боевика «Чужая» были проданы за 100 тысяч долларов. Фильм, конечно, вышел, выглядит не хуже «Бумера» или «Бригады». Впрочем, жесткое творение Нестеренко, который не по слухам хорошо знает бандитскую жизнь, - это совсем другой жанр.
Обозначенное как road action, произведение «Чужая» в принципе отвергает уголовную романтику, присущую упомянутой выше киношной теме о благородных бандитах. Сюжет в таких крутых экзерсисах с самого дна субкультуры, как правило, не очень важен, хотя коллизии с психологией автору ох как не занимать. Ну, арестовали бандита по кличке Бабай, и теперь есть опасность, что он начнет давать показания. Ну, боится этого уголовный авторитет Рашпиль, потому и посылает из Украины в Прагу четырех молодых бандюков, чтобы разыскали сестру арестованного - Анжелу по прозвищу Чужая. Конечно, у нее - свои планы, которые кажутся самой обычной местью. Но суть этой «аморальной» истории, не имеющей особой «морали», не в сюжете, а в колорите. Сленг, арго, тюремная феня - как ни назови болтовню героев, в жизни она все равно будет иная, не ли так? И дело здесь даже не в мате, господа. Просто есть «живая» жизнь, которая не очень по вкусу нашенским редакторам, воспитанным на «Крестном отце», и существует мертвый балласт - куча псевдобандитских романов, авторы которых, журналисты, два-три раза проехались с милицейским патрулем и уже готовы писать «за уголовную романтику». Злобная и неподкупная Чужая в книге Нестеренко - это не какая-то экстремальная фурия из голливудского боевика типа «В» означает «Вендетта». «А» в ее имени Анжела означает полный «абзац» чьим угодно представлениям о женщине. Так же жестко ее радикализм, закаленный с детства в общении на равных с мужиками, разрушает гангстерскую иерархию в родном городе, куда Чужая в конце концов прибывает. Бандиты-романтики не способны выжить с таким абсолютным Злом, которое плюет кровью с этих страниц. И любая экранизация не в состоянии передать эту «жажду жизни».
Кстати, именно редакторам, которые лелеют упомянутых «домашних» авторов-криминалистов, принадлежит мысль о том, что «Чужая» раз и навсегда закрывает тему бандитского эпоса. Любой эпос - пусть даже о бурных 90-х, с которыми якобы все ясно, - с течением времени требует ревизии, поскольку еще не вся правда об этом времени воплощена в литературном формате «живой» жизни.