Идиллия, пастораль, буколика. Жанры, в украинской прозе разработанные крайне слабо (хотя почти у каждого нашего поэта и есть по крайней мере один такой стих: от «Садка вишневого» Т.Шевченко до «Буколіки» Марьяны Савки). Но подобную прозу у нас и у наших соседей даже с иностранных языков не переводят. Следовательно, читатель повести Софии Андрухович «Літо Мілени» заранее получает дегустаторское наслаждение — от невозможности сравнения этого произведения ни с каким другим. Поскольку и интеллектуалы, знатоки античной и ренессансной пасторали, отнюдь не станут сопоставлять архаику с текстом ХХІ века.
Конечно, можно усмотреть похожесть любой удивительной ирреальности со сказками Оскара Уайльда, с вездесущим колоритом Маркеса и Борхеса (как это сделал в предисловии Сергей Яковенко) — но скорее сказки Уайльда похожи на повесть Софии Андрухович, нежели наоборот. Если уж говорить о похожести, то лучше было бы вспомнить отечественные автобиографические иронизмы: басню «Ідилія» Ивана Франко или «Зачаровану Десну» Довженко — впрочем, и они не являются источниками вдохновения для автора. Вообще Софиин текст не содержит интертекстов. Он переполнен разве что легчайшими намеками (не маскарадными аллюзиями, а именно ироничными намеками) на определенные реалии.
Беззаботная сказка не может иметь ни литературных приманок, ни недостатков, как их не имеют народные сказки и фольклорные легенды. Это, пользуясь словами автора, произведение литературно-гастрономическое, пирожное, которое не стоит взвешивать с точки зрения энергетической ценности и насыщенности необходимыми для организма веществами. Подобные вещи не оценивают отдельно по виду, вкусу, консистенции, а только комплексно: по пригодности к употреблению с чаем, кофе, вином или ликером. Такое лакомство, как «Літо Мілени», лучше всего потреблять в осенне-весенний период, особенно после утомительных пышных празднеств. Неплохо полакомиться им до и после Тараса Прохасько. В качестве сладкого противоядия отведайте упомянутое произведение после терпкой наливки: скажем, поэзии Олега Соловья или прозы Анатолия Днистрового. Не запивайте «Мілену» стихами Романа Скыбы: получится слишком приторно. И так далее.
Повесть отличается показательной особенностью современной литературы: она многослойна. Ее пасторальность словно обволакивает, является поверхностным экзотическим кремом, под которым запечена другая вкуснятина: ГРОТЕСК. Посему мэтр гротеска Александр Ирванец и присудил «Літу Мілени» одно из призовых мест конкурса «Смолоскип», а затем опубликовал на нее положительную рецензию. Хотя в противовес полусоциальной музе пана Александра (его имя неслучайно означает «защитник людей») ирония панны Софии направлена на саму «мудрість життєву» (тоже в соответствии с ее именем). Это театр веселого абсурда: тихий гротеск, который не должен высмеивать что-либо окружающее, а собственно и является самоцелью (и наша скрытая шутка по поводу значений имен — это именно ирония а la София Андрухович).
Мы начали забывать, что можно уметь смеяться самой жизни. То есть чувствовать вовсе не то саркастичное, что очерчено популярными жаргонизмами «прикол» и «стёб», не хохмить по-одесски, а все-таки смеяться. От веселья, от хорошего настроения, от чистого сердца — причем смеяться не бездумно, а… изысканно и умно! Наконец-то пришла девушка и показала нам, как можно по-доброму иронизировать над счастьем, мечтами, сказками, над, не буду говорить чьими, экзотическими птицами и растениями — иронизировать вежливо, честно, красиво, со знанием дела, не переставая все это любить и уважать. Сдержанные улыбки (иногда и чуть сдержанный смех) просто переполняют повесть, начиная с первого предложения: «Мілена пчихнула, коли народилася» и заканчивая почти последними строчками, где героиня «з насолодою примружила очі і пчихнула ще раз. Але очей вже більше не розплющила».
Это та же веселая карикатурность, с которой начинал Чехов — да еще тщательно и лукаво замаскированная под сказочку. Здесь разговоры африканцев
(«—Псс шрлссшш джщчссц ц ц! — Фффффффф! — підтримав його інший»), трактат с титулом «Сивий Пан. Історичне підґрунтя, затоки-витоки та сучасність», фантасмагорические числа («мільйон хустинок», «сто п’ятдесят пар капців»), имя героини с указаньицем: «Мiлена, з наголосом на першому складі», а не на втором, как хотелось читателю (почему-то и такой нюанс вызывает невольную улыбку) — и еще великое множество густо-гротескных зрелищ, из которых наиболее гротескным является сквозная растительность-орнитологичность всего мира «Літа Мілени». Последнее сбило с толку автора предисловия С.Яковенко, исказившего заднюю обложку книги своей инвективой «герої повісті Софії Андрухович — це екзотичні квіти» (не верьте! все герои являются все-таки людьми, «казковими людьми», и это касается даже птицы Ванды и Рыбьей Пары).
Вот теперь стоит углубиться в почву: а почему гротеск как самоцель получился именно ботанико-орнитологическим, что могло подсознательно вдохновлять именно на такую усмешку? Кажется, автор почувствовала в нашем литературном простонародье экспансию биологически-научного способа познания. Тут можно вспомнить, что самые резонансные украиноязычные тексты последних двух лет принадлежат Тарасу Прохасько (профессиональному биологу, чьи произведения чем-то неуловимым напоминают любимые им ботанические альбомы) и Любку Дерешу (чей «Культ» имеет биолога в главной роли); лучшими русскоязычными вещами в Украине в последнее время были произведения ирреалистов Марины и Сергея Дяченко (оба профессиональные биологи); а в сфере балансировки между поп-чтивом и литературой — «Сады господина Мичурина» А.Куркова. Этому стержню характерного для биологов восприятия мира, невольно пронизывающего их литературное творчество (помните у Прохасько: энтомологи всегда коллекционируют впечатления, орнитологи оторваны от земли и так далее), доброжелательно улыбается буколика Софии Андрухович. В чем проявляется ее талантливость как медиума коллективного подсознания — ведь девушка не могла иронизировать над ментальной основой упомянутых произведений, она сама писала одновременно с их созданием — но, по нашему мнению, как-то запеленговала тенденцию.
И хотя мы говорили об отсутствии литературных приманок и недостатков в сказке, но психологический мини-недостаток в «Літі Мілені» все же можно заметить. Улыбка ради улыбки — прекрасно, однако для целой сотни страниц этого маловато: читателю такой текст начинает казаться несколько однообразным, чересчур статичным по импрессии (впрочем, от ста страниц народных сказок и фольклорных легенд у нас, согласитесь, тоже сложилось бы аналогичное впечатление). Также вспоминается давнишняя дерзкая критика пишущим эти строки стихотворения Григория Чубая, имевшая формулировку: «Не плачем единым жив человек». Поскольку мы хотим аналогично предостеречь госпожу Софию и ее читателей: «И не улыбкой единой жив человек». Чтобы остаться человеком, нужно иногда смеяться, но иногда и плакать, иногда обнимать, а иногда и уклоняться от объятий. Нет ничего хуже для литературного произведения, нежели определение: «на какой странице ни откроешь, речь идет об одном и том же...».
Несмотря на эти замечания, очевидно: София Андрухович своей дебютной книгой уверенно встала на пороге литературного Элизия. Что ж, согласно Евангелию, «толцыте и отверзется».