Народному артисту Украины, лауреату Государственной премии имени Тараса Шевченко, художественному руководителю и главному дирижеру Ансамбля классической музыки имени Лятошинского Национального дома органной и камерной музыки Виктору ИКОННИКУ исполнилось 70 лет. Предлагаем читателям запись беседы с Мастером - известным педагогом и композитором, которого искренне почитают ценители хорового пения.
- Виктор Михайлович, начнем разговор с того момента, когда вы начали длительное восхождение к высотам профессионального мастерства с Любительским хором.
- К тому времени я уже три года работал в Киеве - сначала в пединституте, а потом и в консерватории. Преподавал, вел учебные хоры. Конечно, мечтал о своем профессиональном коллективе. Мои студенты после триумфального выступления в Киеве американских хоров Роберта Шоу и Фаунтена преподнесли мне сюрприз: собрали коллектив, в который входили также выпускники консерватории предыдущих лет, а позже и любители хорового пения из университета и политехнического института. Так родился Любительский хор. В мае 1964-го состоялась его первая репетиция.
Да, это было счастливое время. Хотелось работать, хотелось вырваться из застоя, который царил в хоровом искусстве того времени. Ведь все были вынуждены петь одно и то же - как правило, официально разрешенное. Вне репертуара оставалась мировая классика. Произведения Бортнянского и Березовского можно было петь только на выхолощенные тексты. А еще была современная хоровая музыка - в частности Борис Николаевич Лятошинский, обвиняемый в формализме… Для своего первого выступления мы подготовили одно отделение произведений Лятошинского. Некоторые говорили, что их исполнить невозможно. А мы пели. Слушатели восторженно встретили произведения Бориса Николаевича. Некоторые из них приходилось исполнять дважды, а то и трижды. А растроганный композитор, которому присутствующие в зале устроили овацию, сказал мне: «Я и не подозревал, что ваше исполнение будет на таком высоком уровне!» Его хоровая техника безупречна, как у мастеров-полифонистов прошлого. Я учился и учусь всю жизнь. И одним из моих учителей был Лятошинский.
- Раз уж мы коснулись темы ученичества, давайте оглянемся в прошлое - с чего все начиналось…
- Первыми моими учителями были родители. Отец - Михаил Иванович - сперва учился в Харьковском музыкально-драматическом институте. Мечтал стать скрипачом, но переиграл руку и, получив второе образование, учительствовал. Мама - Марфа Ивановна - преподавала русский и украинский языки и литературу, пение. Моим учителем в музыке на всю жизнь остался профессор Одесской консерватории Константин Пигров. Лучшей школы не создал никто. Это был художник-педагог. Во времена Пигрова объединенный студенческий хор был коллективом высокого исполнительского мастерства. Гармонию и основы хорового искусства мы изучали в нем. После окончания консерватории в 1957 году я работал в Нежинском пединституте. Создал хор, во многом наследуя Пигрова. Приглашения из Киева и Москвы поступали, когда я работал с хором, который стал известным далеко за пределами Черниговщины. Однажды давали мы концерт в московском Доме союзов. Известный артист театра и кино Борис Бабочкин вышел после выступления на сцену и сказал: «Мы до сих пор знали, что в Нежине учился великий Гоголь. А теперь будем знать, что в том же здании обитает первоклассный хор». И хотя я создал этот коллектив, прикипел к нему душой, мне нужно было идти дальше. Поэтому в 1961 году начал работать в Киеве.
- Виктор Михайлович, я учился в политехническом, пел в институтской хоровой капелле, которой вы руководили два года. Мы восторженно пели хоровую классику, бегали на концерты Любительского хора, были свидетелями его непростого становления…
- Да, после начальной эйфории пришла трудная пора. Нас слишком ревниво восприняли в консерватории, мы были вынуждены уйти оттуда. У нас не было постоянного помещения, мы стали терять участников. Нас недоброжелательно критиковали, язвительно комментировали - мол, Иконник поет а ля Шоу, спрашивали: «Что это вы так тихо поете, словно радио прикрутили?..» Благодаря Сергею Козаку, наш коллектив на некоторое время пригрело Музыкально-хоровое общество Украины. Правда, своего помещения мы не имели, но хоть могли изготовлять афиши, нам сшили концертные костюмы, организовали гастроли в Москве. Десять лет наш камерный хор имел статус любительского, временами казалось, что перспектив никаких. Но помог случай. Решил я дать прощальний концерт - не воевать же с музыкально-бюрократическим аппаратом. Тем более, прошел слух, что министерство культуры собирается создавать свой камерный хор. Исполняли мы в филармонии «Высокую мессу» Баха. И, на наше счастье, на концерт пришел министр культуры Грузии, известный композитор Отар Тактакишвили. После концерта он зашел за кулисы: «Я думал, вы будете исполнять фрагменты мессы. А вы осилили такую глыбу!» И спрашивает: «Сколько получают ваши артисты?» Говорю: «Как сколько? У меня любительский хор». В те же дни Тактакишвили встречался с министром культуры Украины и рассказал ему о ситуации вокруг нашего коллектива. Я, наверное, должен уверовать во что-то сверхъестественное: если бы не пришел Тактакишвили на концерт, не было бы Камерного хора, не было б Ансамбля классической музыки имени Лятошинского, которым я руковожу ныне.
- Кстати, несколько слов о самодеятельном творчестве.
- Первым моим коллективом еще в пору студенчества был хор Одесского института мукомольной промышленности. Потом - работа в Нежине и, наконец, капелла Киевского политехнического. Я всегда охотно работал с самодеятельностью, ценя влюбленность в музыку тех, кто получает иную специальность. Эти коллективы пели ту же музыку, какую мы брали для профессионального исполнения. А их энтузиазму и восторгу можно только позавидовать. Вообще, считаю, что любители счастливее профессионалов…
* * *
Читатель не получит полного представления об Иконнике-профессионале, Иконнике-человеке, если не прозвучат голоса тех, кто долгие годы идут рядом с ним. Это, в первую очередь, Валентина Захарченко, хормейстер и соратник Мастера, его Маргарита: «У него особенный путь в искусстве. Я не знаю дирижера, который вот так собирал бы и 10 лет водил за собой людей. Он имеет на всех особенное влияние. Даже на тех, кто его не приемлет. И в их жизни он оставил заметный след. Работать с ним нелегко. В работе Виктор Михайлович невозможный, требует честного отношения к делу. Однако если откликаться на его требовательность, - это дает чудесные результаты. Он буквально чувствует физическую боль, когда аккорд звучит фальшиво. Случалось, переодевается после концерта - рвет рубашку: «Все, это последний концерт!» А позже скажет: «Во всем виноват я сам. Не сумел, не сделал, не предвидел». Не любит исполнять то, что считают модным, престижным. Хор пел Веделя, Березовского, когда это еще считали крамолой. А сейчас, когда их исполняют все, говорит: «Из них забрали все духовное, остался средний уровень». Активно пропагандирует произведения современников. К сожалению, современным композиторам присуща оторванность от высокой хоровой музыки предшественников. Не зная Палестрину, Баха, Шютца, не удастся создать партитуру, где будет интересной каждая партия, каждый голос. Лятошинский в момент творчества очень редко подходил к инструменту - но это космическая одаренность. Ныне же пишут хоровую музыку возле рояля, не представляя, как можно смодулировать голосом, перейти от одной музыкальной фразы к другой. Напрочь отсутствует мышление исполнителя. Иконник берет такое произведение и редактирует его. У одного композитора как-то вырвалось: «Я его боюсь». Я тоже побаиваюсь его - как музыканта. Но это побаивание рядом з Авторитетом. Сделанное им не осилят и через 50 лет. Записано на пластинки и в фонды радио чрезвычайно много. Вокруг существует определенный средний уровень, а он - над ним».
Светлана Мартыненко, артистка хора: «Обучаясь на музыкально-педагогическом факультете, узнала, что хоровым классом руководит Иконник. По профессии я - скрипач, очень люблю пение. Первая же репетиция перевернула всю мою жизнь. Скрипку забыла, мысль была одна-единственная - петь в Любительском хоре. После окончания института работала в Бориспольской музыкальной школе, посещала все концерты Иконника. И вот уже 26 лет я в этом коллективе. Я счастлива. Ни о чем не жалею. И бесконечно благодарна Мастеру».
Закончить этот разговор мне бы хотелось еще одним горячим монологом Виктора Михайловича.
«Наша церковная музыка не столь масштабна, как зарубежная, как Бах, Гендель, Вивальди. Патриоты меня не поймут. Наша поверхностность появилась благодаря патриарху Никону. Когда ему показывали образцы церковного пения - православное акапельное, католическое с органом и другие, он сказал: «Принять акапельное пение без гудения органа». За рубежом тоже было акапельное пение - Орландо Лассо, Жоскен де Пре. Но со временем хоровое искусство пошло путем пения с сопровождением. И появился Бах. И при самом горячем патриотизме нельзя ставить рядом с ним наших Бортнянского и Березовского. Почему католики пускают в храм симфонический оркестр, а мы - нет? Мы всегда были в неравных условиях. Бах дал Германии высокие образцы музыки, непревзойденные во всем мире. А Бортнянского удерживали попы. Дело не в том, что у нас не было талантов. Они были, но со связанными руками. Они творили в жестких рамках. У Бортнянского есть чудесная инструментальная и оперная музыка. Он не отстал бы, если бы не сакраментальное «без гудения органа»… Наш народ был и будет песенным, талантливым. Он никогда не имел нормальных условий. И сейчас ему трудно. Но я уверен, что мы когда-нибудь прорвемся. И нас потянет к песне. Ведь песня живет в нас от природы. Верю, что будут еще у нас Лятошинские, свои Гендели и Бахи. Я не знаю, что такое слава. Знаю, что много сделал благодаря, в первую очередь, своему учителю Константину Пигрову. Знаю пот и труд. Возможно, это и есть слава. Пигров нас учил: «Почиете на лаврах - ничего не осуществите. Если у тебя есть гонор, ты - нуль!» У меня не тот возраст, чтобы думать о славе. Работа, ответственность перед учителями и желание делать все как можно лучше - вот что я знал. Был труд до изнеможения, и никто не вправе сказать, что я любовался собой».