Сейчас как никогда мы живем ощущением наступления будущего. Во всяком случае, многие утверждают, что чувствуют это. Вот и на подмостки столичного Театра оперы и балета должно было явиться будущее в виде принципиально нового (не вообще, конечно, а для означенного театра) «модерн-рок-балета» «Викинги». Вынуждена с самого начала выразить сомнение относительно вставочки «рок», которая «затесалась» в название явно в угоду моде. Спешу успокоить сторонников старой доброй классики — сцена оперного театра не «осквернилась» роком. Музыка Евгения Станковича была как всегда верна академическому симфонизму.
От этой постановки ждали многого. Во-первых, ждали явления украинской версии современной хореографии (так обнадеживало участие Ю.Григоровича!). Во-вторых, сама тема, избранная создателями, давала простор фантазии и творческим возможностям — от нежнейшей любовной лирики до суровой нордической героики. В-третьих, — это интереснейшие эпизоды нашей истории. Мы все напряженно ждали чего-то грандиозного. Мы ждали историю о любви и силе, которая бы вдохновляла нас — потомков — на такие же пламенные порывы или хотя бы на возрастание чувства национальной гордости — за самих себя, способных на такие чувства. Мы ждали, что в старые, потрепанные и превратившиеся в клише символы вдохнут жизнь, и они опять начнут для нас что-то значить.
Премьера состоялась. И, надо сказать, принесла не столько ощущение рождения нового, сколько разочарование и усталость, которые приходят обычно медленно при виде умирающего прошлого.
Больше всего разочаровала музыка Евгения Станковича, возможно, потому, что именно от него-то и ждали самого необычного. Его имя среди создателей нового балета рассматривалось как гарант качества. Впрочем, когда из музыки к этому балету будет создана сюита (в лучших традициях) для симфонического оркестра минут на 20 звучания, это произведение, может, покажется нам ярким и самобытным. Полный же вариант не явил слушателю ни одного яркого образа. Не случилось даже ожидаемой контрастности музыкальных характеристик викингов, русичей, Византии. Следует также отметить ориентацию музыки больше на симфонический оркестр, чем на танец. Богатая оркестровка — как обычно у Станковича — не возместила отсутствие драматизма, необходимого «музыке для сцены», — все гладенько, относительно спокойно, как будто и не о войне речь, и не о страсти. Более удачно выписаны, с точки зрения музыкальной образности, эпизоды любви-мечты. Так что те, кто рассчитывал на «балет о силе» a la «Спартак», жестоко просчитались.
Хореография также не воплотила искомого «образа силы». И дело даже не в том, что на сцене отсутствовала элементарная четкость и синхронность в движениях танцовщиков — это, надеюсь, со временем пройдет. Дело, скорее, в изначально упрощенном толковании понятия «модерн-балет». Те, кто ожидал чего-то в духе Бежара, тоже просчитались. Отечественная концепция «модерна» в танце оказалась довольно бесхитростной — «упразднили» пуанты, исключили основную массу сложных па, свойственных классической хореографии, добавили несколько угловато-резких движений — и «модерн» готов. Спасали положение только два более-менее «выписанных» женских образа — Елизаветы (Т.Боровик) и Зои (И.Бродская). «Византийский» эпизод и образ императрицы Зои вообще можно назвать самой большой удачей постановки. Что же касается героической и лирической ипостасей главного героя принца Гаральда (А.Козлов) — они скорее подразумевались в либретто, чем проявились в танце.
Либретто оказалось не лишенным романтизма и фантазии. Это, видимо, должно компенсировать некоторые исторические «неточности». Скажем, в программке викинги названы норманнами. Но, если считать, что балет о любви, а не об истории, это можно простить. Мы же прощаем подобные исторические вольности А.Дюма, почему бы не простить это нашим либреттистам? Правда, Дюма и не претендовал на то, что «это наша история», когда писал свои романы о любви и героизме. Другое дело — смятость и схематизм, сильно повредившие балету, превратившемуся таким образом в ряд фигур, полных символизма и начисто лишенных динамики и, собственно, жизни. Складывалось впечатление, что создателям спектакля нужно было уложить в строго ограниченный отрезок времени как можно больший набор исторических символов. В результате все они стали схематичными, включая и главных героев балета, и «главных героев истории», которых создатели спектакля, конечно, никак не могли обойти — князя Ярослава Мудрого и его жену Ингигерду. Масса значимых для описываемой истории эпизодов, задекларированных в программке, на сцене оказались сведенными на нет — эпизод бегства викингов из Византии, эпизод сватовства принцев к Елизавете и т.д. Зато очень много сценического времени и внимания обращено на «странствования» викингов в довольно однообразном и малоэнергичном сценическом воплощении.
Таким образом, «мечта о силе», о которой говорили с самого начала создатели балета, не обрела яркого художественного образа. И самое обидное даже не это — спектакль все-таки состоялся и будет, несомненно, вживаться в наш культурный истеблишмент (как же может быть иначе?). Самое неприятное то, что апелляцией к «нашему героическому прошлому» снова пытаются оправдать появление очередного образчика творения не самого высокого художественного качества.