UA / RU
Поддержать ZN.ua

Величие, отданное за пучок моркови

Так случилось, что возникшая года три назад идея поставить пьесу Иржи Губача «Корсиканка» воплотилась в Национальном театре русской драмы им.Леси Украинки премьерой «Napoleon і корсиканка» 26 декабря 2004г...

Автор: Алла Подлужная

Так случилось, что возникшая года три назад идея поставить пьесу Иржи Губача «Корсиканка» воплотилась в Национальном театре русской драмы им.Леси Украинки премьерой «Napoleon і корсиканка» 26 декабря 2004г. Может, потому сентенции этой драматургии, будучи достаточно актуальными и в прошлые времена, сейчас воспринимались с особой остротой.

А начиналось все с напитка. Названного — коньяк «Наполеон». Знал бы знаменитый Бонапарт, что будет у этого напитка такая слава, порадовался бы. Но в сценической версии он об этом знает и даже гордится. Конечно, рассказ о возникновении названия известного коньяка — не главный в этой истории. Пьесу «Корсиканка» можно назвать притчей о власти, об ответственности человека, властью облеченного. И не сухо-дидактически и не менторско-морализаторски рассказана эта притча. Поведана она изобретательно, ярко, на примере жизни «человека неповторимой, удивительной судьбы, навсегда запечатлевшейся в памяти поколений». Сюжет исторического анекдота, положенного в основу пьесы, придуман чешским автором (перевод Г.Дунды) столь убедительно, что в его правдоподобность веришь. И фантазия Губача подстегивает полет собственной фантазии.

Действие спектакля происходит на острове Святой Елены за два года до смерти французского императора, превратившегося здесь из властелина мира в бесправного и больного узника. Место, где приходится доживать последние месяцы бывшему владельцу сотен дворцов, более чем прозаично, — это конюшня. Стилизованный интерьер этакого «итога всемирных завоеваний» воспроизведен в сценографии Давидом Боровским. Слава этого признанного театрального художника давала основания ожидать интересного образного решения сценического пространства, метафоричного, убедительно поддерживающего момент притчевости драматургии. В конструкции же, которая сделала сцену замкнутым пространством с почти реальными стойлами для лошадей с рассыпанным сеном, чердаком, столом и единственным креслом, не улавливалась оригинальная идея сценографического образа. Разве что окно, присутствующее в этом жилище, несло в себе определенный привкус образа. Оно воспринималось как желание вырваться из несправедливого заточения, возможность взгляда в мир, на свободу, в прошлое, в вечность, — недаром к нему все время прикован взгляд Наполеона. Статичность и безвариантность образности сценографии в определенной мере погасила режиссерскую фантазию постановщика Михаила Резниковича. Возможность существования актеров только в одной плоскости, использование одних и тех же выходов и входов лишило мизансцены желаемого разнообразия и изобретательности, заставило актеров повторяться в найденных приемах.

М.Резникович, в присущей ему манере психологического театра, сосредотачивается на внутренней разработке характеров. Несмотря на присутствие других персонажей (Бертран — Б.Вознюк, Гурго — С.Озиряный, Попплтон — И.Бондаренко, Губернатор — А.Хорошко, Повар — С.Москвин), спектакль выстроился как дуэт Наполеона (Давид Бабаев) и Жозефины (Татьяна Назарова). Это эмоциональный поединок противоречий, взглядов, убеждений, поединок сословий. Образ Жозефины воспринимается как воплощение идеи народа, Наполеона — идеи власти. Замечательные тексты давали возможность зрителю насладиться их остротой, юмором, афористичностью. Особенно чутко откликался зал на высказывания Наполеона, например, о поливании грязью правительства, а после выпрашивания у него должностей — о том, что «народ надо вести за собой железной рукой в бархатной перчатке» и что «в политике абсурдность не является препятствием» для достижения желаемых целей, что уж говорить об уверенности в том, будто народу нечем больше заниматься, как докапываться до правды.

В актерском дуэте Наполеон — Жозефина — крупные мазки чувств простолюдинки и царственной особы, заботливой матери и капризного дитяти, ироничной, проницательной насмешницы и не сдающегося, но побежденного мужчины. Жозефина — темпераментная, бесшабашная, идущая напролом. Актриса демонстрирует характер героини в развитии. Вот осторожно спускается она с чердака, решительная, впрочем, в своем желании найти Наполеона. Отношение к нему, незнакомому, однозначно-негативное, и желание присутствует только одно — забрать деньги. Муж ее отдал жизнь за императора, четверо сыновей названы в честь Наполеона. Эй, пора отдавать долги, Бонапарт! Но после выяснения, что они земляки, в интонациях Жозефины появляются теплые нотки, она видит перед собой не всемогущего императора, не корсиканское чудовище, а корсиканского пленника. И возведенная им в чин генерала, она берется наводить в этой конюшне порядки по своему разумению. С ее легкой руки, парадный мундир императора, поблескивая золотыми пуговицами, становится огородным пугалом, отгоняющим птиц, которые не дают расти отличной моркови, необходимой для здоровья Наполеона. Вторым планом звучат подтексты об истинных и мнимых ценностях, об ответственности за данные обещания, о песне, которая поется на родине и способна объединять совершенно разных людей. Символичными становятся нежность, жертвенность и великодушие Жозефины.

Такой персонаж как Наполеон — мечта любого артиста. Д.Бабаев не добивается точного портретного сходства, это не так уж важно, актер разбирается с психологией, особенностями характера. На острове Святой Елены уже не тот Бонапарт, перед которым трепетал весь мир. Изменилось поведение, изменился внешний облик. Он стал сдержанным, задумчивым, удрученным. Исчезла былая резкость, хотя всплески непреклонной воли напоминают о себе, и во взоре Наполеона–Бабаева порой зажигается прежняя напористость, самоуверенность, а крик и поныне может напугать своей силой. Бабаев играет лишь отблески былой славы, сохранившиеся в императоре, мудрая ирония помогает ему справляться с трагической, беспощадной неизбежностью. И как символично смотрится он в подобии лаврового венка, сплетенного… из соломы. И все отрешеннее его взгляд в окно, за которым свобода. И ничего уже не нужно, пришло понимание чего-то самого важного. Куда девалось величие, лишь наброшена на плечи старая походная шинель, а в знаменитой треуголке Жозефина переносит морковь!

Во втором действии в ткань театра переживания М.Резникович вносит элементы театра представления. Исполнением вставных музыкальных зонгов (композитор Юрий Шевченко, стихи Юлии Богдановой, Анатолия Навроцкого, Андрея Дементьева) актеры отстраняются от своих героев, словно с собственных позиций реагируют на ситуации, эмоционально их отыгрывают, в брехтовской манере комментируют, перебрасывают «мостик жизни, узенький и шаткий» из того времени в современность.

Стремительным приближением к дням сегодняшним становится финал спектакля, где вышедшие из образов своих исторических героев Т.Назарова и Д.Бабаев вживую поют песни Эдит Пиаф и Джо Дассена. Но это словно из другого спектакля или для другого спектакля. Перед этим получалась хорошая финальная точка. Они остались такими убедительными, Жозефина — в своем уходе с уверенностью в правильности совершенных поступков и Наполеон — сумевший соизмерить цену власти и настоящих человеческих отношений, замерший в последнем прощальном прикосновении к французскому знамени и взгляде в то самое окно. Так история нашла свое завершение в искомом, возможном все же примирении. На таком звенящем окончании, думается, притча гораздо пронзительнее проявила бы свой высший смысл.

А может, пьеса Иржи Губача просто о несбывшейся любви обыкновенных мужчины и женщины. И вот такой, созвучной моменту нашей истории притчей она показалась, потому что день премьеры был особенный?