В этом году киевское издательство «Факт» впервые предложило украинскому читателю книгу воспоминаний одного из известнейших в мире советских диссидентов — Леонида Плюща. Написанная (и изданная на нескольких языках на Западе) четверть века назад, она имеет характерное название: «У карнавалі історії. Свідчення». А благодаря эксклюзивным дополнениям — еще и внушительный объем — 632 страницы.
Эдакий рассказ-исповедь о том, как типичный советский юноша — военный сирота, неугомонный комсомолец, начинающий математик — пришел к осознанной непокорности Системе. Пришел по причине юношеского стремления найти правду (опираясь на Ленина и молодого Маркса), после обличения преступлений против народа (сперва Сталина, а потом Хрущева, Брежнева и всего государственного механизма).
Классический совковый интеллигент-парвеню — с убогим интернатовским и усредненным университетским образованием, бытовой антисемит и вместе с тем пролетарский интернационалист — стал в течение неполного десятилетия незаурядным интеллектуалом, правозащитником и украинским националистом. «Жити в цій мерзенній країні стало неможливо, бо не видно було реальних ефективних методів боротьби з бандитською владою», — скажет Леонид Плющ в августе 1968-го.
Он заплатил за эти слова сполна, пройдя через допросы в КГБ, осуждение сотрудников, принудительное лечение в спецпсихушке, выдворение из страны и — чего еще не знал во время написания книги — семейные трагедии. И наконец, этот человек, сделавший для свержения империи зла, для пропаганды Украины в мире и для украинской культуры, наверное, больше, нежели любой министр времен Независимости, до сих пор не может возвратиться на родину.
Я познакомился с Леонидом Плющом более девяти лет назад в Париже, кое-что читал затем из его литературоведческих изысканий, но — так получилось — впервые наконец добрался к истории его мировоззренческой эволюции. И меня ошеломили параллели — и с собственной биографией, и с нынешней ситуацией в нашей юдоли печали.
Ну кто из нас, советских школьников, чьи родители своим горбом зарабатывали 60—70 рублей за неквалифицированный труд, не был правоверным пионером-ленинцем?! Разве что единицы из семей баптистов и бывших участников вооруженной борьбы. Кто не рылся в собственных убогих знаниях с целью найти объяснение разительному контрасту между лозунгами и реальной жизнью? Кто не пытался «найти правду» на комсомольских собраниях?
И понемногу — набивая шишки — мы из стремящихся усовершенствовать родной советский строй превращались в его ненавистников.
Отличие между поколением моим и поколением Плюща разве что в том, что когда мы лишь начинали собственную диалектику поиска, ровесники Леонида уже сидели за решеткой. Кого-то там сломали, кого-то убили, но со многими не справились. И когда пробил час нашего молодежного бунта — против вранья, несвободы, нищеты и невежества, — Система нас не раздавила, а упала сама. Так произошло. В этом не столько наша заслуга, сколько наше счастье. Хотя и мы успели, пусть краешком, захватить и вызовы в КГБ, и обструкцию по месту работы, и измену приятелей, и слезы матерей. Некоторых из наших тоже поломали, а некоторых — уже нет среди живых. И это также роднит мое поколение с шестидесятниками и диссидентами.
Поскольку, откровенно говоря, не археологической находкой из древнего Шумера станут для многих восьмидесятников слова Плюща о конце 60-х: «Я зрозумів: мені залишається одне — стати опозиціонером, професіоналом. Це дає тільки тюрму — не гроші, але це також робота, і, по суті, більш потрібна. І головне — не треба буде роздвоюватися на будівника світлого майбутнього і опозиціонера похмурій теперішності і майбутньому, не треба брехати».
Вот мы и добрались до «похмурої теперішності» и нежелания лгать.
Ведь что имеем в нашем карнавальном королевстве, как не господство кривых зеркал? Когда нищету называем ростом экономики, негодяев — социал-демократами, трусов — руховцами, вранье — журналистикой. Мы снова (как 30 лет назад) собираемся на кухне для политических дискуссий и избегаем называть фамилии по телефону. Снова модно стало слушать «Свободу»!
Еще немножко, и наша лексика окончательно одичает: убийство будем называть самоубийством, разоблачение — клеветой, коррупцию — выборами, а бандитов — лидерами страны. Вслед за политически корректными европейцами и янки, с английского переходящими на французский, только бы не выставить за дверь безобразного гостя, который нахально приперся куда его не звали, мы перейдем на язык русского мата — поскольку это в одинаковой мере универсальное свидетельство и лояльности к власти, и вместе с тем оппозиционности.
Мы найдем оправдание собственному страху, как находили его тысячи «инженеров человеческих душ» 30 лет назад. Хотя настоящей причиной этого противного липкого ощущения будет все то же нежелание остаться без зарплаты. Поскольку все знают, что это реально. Как реально попасть в милицию (обычную или налоговую), как реально вылететь из института, как реально выйти из офиса и не вернуться. Возможно, еще не поволокут в психбольницу за критику режима, как это сделали с Плющом, но не будем спешить с выводами...
Еще полтора года назад в моей жизни произошло столь знаменательное событие, что рискну вплести его в контекст книги Плюща и этой — с позволения сказать — рецензии.
Моя дочь в разгар учебного года бросила школу. Поскольку директриса требовала, чтобы она прекратила носить платок с символикой комитета «За правду!». Оно вроде бы и ничего особенного: любая советская директриса сделала бы то же. Но в том-то и дело, что школа не была советской — частная гимназия, возникшая на волне независимости, с либеральной системой образования. И это во Львове, где ректоры вузов публично заявили, что не будут наказывать студентов за участие в акциях «правдистов». В том самом Львове, где в 1990 году школьные учителя выводили учеников на уличные демонстрации в поддержку требований голодающих в Киеве студентов.
Сколь же глубоко хохляцкое рабство должно сидеть в людях, причисляющих себя к национальной интеллигенции? И как же мало нужно стимуляторов со стороны власти (скажем, «заявления трех», когда Президент, премьер и председатель Верховной Рады приравняли «правдистов» к фашистам), дабы это рабство вновь вылезло наружу!
Конечно, знаменательность события была еще и вот в чем: дочка тот платок сама одела и сама отказалась снять и в итоге победила — поскольку в середине учебного года ее приняли в другую (не менее престижную) школу. Но для нас эта история важна своим сходством с «эпохой Плюща»: когда люди теряли место работы или учебы даже за подпись под письмом в защиту арестованных писателей.
Формальные объяснения причин коллаборационизма со злом, разумеется, с тех пор изменились. Сейчас они приобрели мнимый лоск преданности идеалам демократии, государственности и особенной украинской гордости.
Творцы нынешней структуры власти, оказавшись по прихоти судьбы на задворках господского двора, внезапно прозревают с восклицаниями: «Если бы я знал раньше, что творится в стране!», но очень быстренько переходят на шепот... Пламенные патриоты утверждают: боже упаси что-либо менять — мол, коммунистам это будет на руку. А один интеллектуал и гуманист с огромными заслугами так объяснял в прошлом году личную немоту и немоту своих многочисленных коллег: «Мы столько в свое время страдали от КГБ, так его ненавидим, что не можем сегодня верить записям майора...» И снова привидения из эпохи Плюща держат за горло «похмуру теперішність». Все, как в анекдоте тех времен: чего люди не выдумают, лишь бы не ехать в колхоз картошку собирать... Хотя на самом деле ничего выдумывать не стоит. Вполне достаточно не только на похоронах погибших правдоискателей вспоминать постулат «Блаженны гонимые за правду — они сынами Божьими нарекутся».
Учитывая это, понимаешь, сколько горькой правды в словах приятельницы Плюща, писавшей ему из Украины: «Льоню, не переїжджай сюди. Тут тобі нема місця»... В 1995-м она это подтвердила. И не только она... А вот это уже было и впрямь тяжело.