Знаете, когда на сцене память становится почти осязаемой? Тогда, когда, как ни банально это звучит, там не играют, а живут. Александр Вертинский… Вновь вернулся он в Киев — «родину светлую» и «взъерошил» свою память, словно пряди волос…
Новая театральная площадка Национального театра русской драмы им.Леси Украинки «Сцена под крышей» начала свою жизнь премьерным спектаклем. На «Бал Господень…» пригласил Александр Вертинский. И зрители благодаря фантазии Ольги Гаврилюк (сценическая композиция и постановка), Елены Корчиной (сценография), Николая Сазоненко (музыкальное оформление, партия рояля) пройдут вместе с Исполнителем — Евгением Лунченко — кругами памяти выдающегося певца, поэта, композитора.
Необычайно сложно, создавая образ конкретной человеческой личности, удержаться от внешнего копирования, тем более что Александр Вертинский в этом смысле — фигура чрезвычайно благодатная. В моноспектакле «Бал Господень…» актером Е.Лунченко найдена удивительно точная мера узнаваемости Вертинского. Он использует едва уловимые моменты внешнего сходства, пластику, мимику, элементы костюма, стиля эпохи. В исполняемых песнях зритель слышит характерные интонации певца, но то лишь узнаваемые мотивы, не копирование голоса, это собственное проживание актером другой актерской судьбы. Волны памяти несут Лунченко—Вертинского с момента первого выступления артиста на эстрадной сцене до его горьких, безжалостных слов: «И слишком мы стары, и слишком устали и для этого вальса, и для этой гитары…» В этих воспоминаниях — череда персонажей, в которых перевоплощается актер, палитра переживаний — мудрость, легкость, ирония, юмор, шутовство, драматизм. Актер словно повторяет путь Вертинского, не успевшего прожить собственную жизнь, — «все жил чужие».
Следует отдать должное выстроенной форме сценической композиции, нашедшей убедительную хронологию и позволившей в полуторачасовой спектакль вместить то «огромное жизненное пространство», на котором, по образному выражению певца, «можно вышивать, как на бесконечном рулоне полотна все, что вам угодно!» Жизненные узоры Вертинского, как по наметке «проходимые» актером, создают атмосферу времени, угадываемого по выразительным, присущим ему штрихам. Трагедия человека и артиста, потерявшего и вновь обретшего Родину, зримо вырисовывается из поэтических строк, песен, фраз, воспоминаний, проникнутых ностальгией и горечью непонимания.
Второе действующее лицо — музыка. Каждое произведение, несерьезно названное песенкой, — эпизод жизни, кусок души, крик сердца. Все они искусно закомпанованы в текст, из песенок строится сюжетно-повествовательная линия. Переход от музыки к слову и наоборот происходит у актера органично, естественно. Внутренняя смена настроений поддерживается игрой света, комбинацией красивых, пространственных мизансцен, обыгрывается двухуровневый естественный интерьер зала, используются для действия ярус, колонны, лестница.
Театральная тумба, трансформирующаяся в маленькую сцену, — место выступлений знаменитого Пьеро, в финале захлопывает, словно створки музыкальной шкатулки, обе свои половины. И снова в зрительный зал смотрит с афиш Александр Вертинский, «остроумный и жеманный», мудрый и страдающий, непонятый и все же счастливый. Он вернулся к нам, песни его звучат, судьба его волнует, она едва не самая исследуемая актерской братией. Достойно вписал свою страницу в это многотомное собрание и актер Евгений Лунченко. В программке «Бала Господнего…» написано — спектакль о жизни и судьбе, без антракта. Это верно, у памяти нет антрактов, ожидание Серафимов длится вечно.