UA / RU
Поддержать ZN.ua

«В КРАСНОЙ РУБАШОНОЧКЕ, ХОРОШЕНЬКИЙ ТАКОЙ…»

Вот из-за этого милого юноши в алой рубашке, символизирующей его кровоточащее разбитое сердце, и р...

Автор: Алла Подлужная

Вот из-за этого милого юноши в алой рубашке, символизирующей его кровоточащее разбитое сердце, и разыгрался весь сыр-бор в новом спектакле Киевского драматического театра «Браво» — мелодраме по пьесе Жана Кокто «Ужасные родители». Впрочем, сердце его начало «кровоточить» в финале, а сначала все было хорошо.

Перевод названия пьесы Кокто «Les parents terribles» имеет несколько вариантов: «трудные», «ужасные», «несносные» родители. Определения в чем-то одинаковые, но почувствуйте разницу оттенков, характеризующих суть этих самых «les parents». Создатели спектакля — режиссер, заслуженный деятель искусств Украины С.Моисеев, его же сценографическое и музыкальное решение, художник Т.Вертинская, модельер Л.Регеци, ассистент режиссера по пластике Л.Сомов, выбирают определение крайнее, наиболее насыщенное эмоциями, «ужасные», и соответственно события спектакля накаляются до крайнего градуса.

Пьеса, написанная более 60 лет назад, представляет бытовой сюжет из жизни одной семьи, с течением времени, превратилась в некую притчу о непростых отношениях родителей и детей, в которой уже символами стали понятия «господствующая материнская любовь», «зависимость сына от матери», «желание сына вырваться из-под опеки» — вечный неразрешимый конфликт. Сколько судеб сломалось, сколько покалечилось… Ситуация, которую переживало огромное количество семей, когда родителям приходилось осознавать, что дети уходят, становятся самостоятельными, обретают любовь, находят своих избранников. Сюжет пьесы, в общем, простой. Родители ужасно, на то они и ужасные, переживают любовь сына к молодой девушке. Для матери это невыносимо, любовь к собственному чаду граничит с патологией. Отец расстраивается по другой причине. Эти отношения не устраивают его, так как сын любит ту самую девушку, которая была его любовницей и содержанкой, а чувства к ней еще не угасли в душе отца. Сестра матери, живущая вместе с ними, имеет свой интерес — любя мужа сестры, закручивает интригу, так что молодые влюбленные соединяются, а мать, не в силах смириться с этим, впрыскивает себе завышенную дозу инсулина. Все заканчивается ее смертью.

Режиссер С.Моисеев, выступивший в роли сценографа, в образном решении воплотил и режиссерскую идею. Вечное противостояние добра и зла, порядка и хаоса, две стороны жизни, две стороны медали. Только в двух цветах, черном и белом, решено оформление сцены, четко графическое, торжественно-сдержанное. И лишь в финале кровавым пятном алой рубашки сына боль ворвется в эту черно-белую однозначность. Такую же однозначность задает режиссер и актерскому исполнению. Актеры рисуют своих персонажей одной, определенной краской, как будто нарочито забывая о богатстве палитры нюансов и оттенков человеческого характера. Они не общаются друг с другом напрямую, общение происходит через зрительный зал, лишь к невидимому собеседнику апеллируют они, подчеркивая таким образом свою разобщенность, эгоизм, душевную глухоту, нежелание понять и услышать другого. Тема эта особенно актуальна сегодня, и она прозвучала бы еще пронзительнее, если бы режиссеру удалось привести к общему знаменателю усилия актеров и он сумел удержаться на линии своей режиссерской разметки. В спектакле отсутствует понятие актерского ансамбля. Каждый исполнитель ведет собственную тему, «не цепляя» своим крючочком петельку партнера, в результате — кружево спектакля не становится красивым узором. Очевидно, сказывается разность актерских школ исполнителей, которую не удалось преодолеть. Плохо справляется со своим мощнейшим комедийным началом актер Алексей Вертинский, который стоит перед необходимостью создавать образ в некоторой степени даже трагедийный, а это не в его природе. В чересчур бытовой манере, но в стиле заданной однозначности, работает Любовь Титаренко, играющая главную интригантку и злого гения этой семьи — сестру Леони. Порывистый, эмоциональный, бескомпромиссный Мишель в исполнении Льва Сомова. На его долю выпадают сильнейшие переживания, он не знает как поступить, и с юношеским максимализмом разрывается между двумя чувствами — сильнейшей привязанностью к матери и любовью к Мадлен. Образ его молодой возлюбленной Мадлен (Алена Узлюк) вообще отличается отсутствием какого-либо решения. Мадлен аморфна, бездейственна, бесцветна, нет в ней той искры, от которой якобы «загорелись» эти двое мужчин, отец и сын. Главный нерв спектакля — мать Мишеля, Ивонна (заслуженная артистка Украины Татьяна Шелига). Она — воплощение беспорядка, и внутреннего, и внешнего. Т.Шелига создает образ странной женщины, нервной, истеричной, с неуправляемыми эмоциями. У нее все гипертрофированно, и гнев, и страдания, и жалость, и любовь. Актриса играет психологию больной, мучащейся женщины, которая не может справиться со своим эгоизмом, притязаниями на сына, с ощущением, что он лишь ее собственность. Психологизм актрисы явно противоречит заданной однозначности, и хотя возникают несостыковки приемов откровенной отстраненности и откровенного натурализма, используемого Т.Шелигой, в трагедию ее героини по-настоящему веришь. Но такое яркое, насыщенное проживание Т.Шелиги, как ни странно, не помогает спектаклю, а наоборот делает его еще более неровным, ибо становится виднее, кто на какой отметке находится. Приблизительно на одну, высокую отметку планки актерам удалось взойти в кульминационной сцене второго акта, где происходят главные разоблачения и сильнейшие потрясения. Именно здесь берется нота трагедии и возникают призраки символов, что воплощает в себе каждый персонаж. Символы, но материализованные, присутствуют и в сценографическом оформлении, они скупы, но многозначительны: школьная доска, так обязательное для Кокто зеркало, стремянка, на которую, как на вершину счастья и на вершину страданий, взмывает измученный Мишель.

Хотя пьеса французская, ничто, кроме звучащей в спектакле характерной, узнаваемой музыки, об этом не напоминает. Не могу придумать, что могли бы означать пластические этюды, сопровождающие действие. Может, такие клоунские проходки персонажей, болтающихся, как марионетки на ниточках своих страстей, это развлечение для детей? Ведь «люди делятся на детей и взрослых», и в театр непременно придут те и другие. Но не стоит вести на спектакль маленьких детей, здесь решаются проблемы детей великовозрастных. Хотя вывод, подытоживший спектакль, актуален для всех: «Дети, будьте терпимыми, а родители не будьте ужасными!»