UA / RU
Поддержать ZN.ua

В ЧЕСТЬ АЛИМПИЯ ПЕЧЕРСКОГО

Миргород... Перед внутренним взором предстают картины из повести Гоголя: сонная жизнь провинции ХIХ века...

Авторы: Паола Утевская, Дмитрий Горбачев

Миргород... Перед внутренним взором предстают картины из повести Гоголя: сонная жизнь провинции ХIХ века. Но бывали времена, когда и в Миргороде, резиденции гетмана Украины Данилы Апостола, бурлила и пенилась жизнь. Всего несколько верст отделяют город от опрятных домишек села Большие Сорочинцы. Тут впоследствии родился Николай Гоголь и окрестили его под иконами местной церквушки. В 1732 году возвели ее на высоком берегу Псла. Храм предназначался под усыпальницу рода Апостолов. Еще при жизни гетмана Данилы начался процесс сотворения грандиозного Сорочинского иконостаса. Во времена его создания Миргород становится центром культурной жизни Украины. Именно сюда приезжают мастера из Киево-Печерской лавры. Среди них и герой нашего рассказа. Появляется местная артель художников. Отделяется династия Боровиков.

Тот, кто в первый раз видит иконостас, застывает перед ним, до глубины души пораженный этим чудом. Покрытая золотом, пышная деревянная резьба объединяет иконы в одно целое, переплетаясь, как райское разнотравье. Казалось бы, как может быть лучистое, полупрозрачное кружево из виноградных грон и роз сделано из тяжелого дерева! Оно словно из драгоценного металла вылито. А неистовая подвижность объемов человеческого тела на иконе «Мученицы», возможно, вдохновила шутника Гоголя на такой образ: «Прошла дама. Все ее части были приведены в необычайное волнение».

Гетманшу, жену Апостола, звали Ульяной. В ее честь одна из икон - образ великомученицы Ульяны. Будто на драгоценной миниатюре, так тонко выписаны черты лица. Губы - словно алые лепестки. И розы рядом - белые (целомудрие), розовые (страдание). На шее у мученицы золотая цепочка ювелирной работы. Даже крест святая возносит, точно зонтик. Одета Ульяна в роскошные одежды, ибо была патрицианкой в Древнем Риме. На ней хитон и гимантий, соответствующие ее временному периоду, но более внимательный глаз сможет уловить несомненное сходство с французским роброном, а полтавский нижний орнамент поразительно напоминает узоры с персидских миниатюр.

Создатели иконостаса в большинстве своем были воспитанниками Киево-Могилянской академии, куда из-за границы присылалась новейшая литература, гравюры и копии картин великих европейских мастеров живописи. А некоторые из художников и сами попутешествовали европейскими дорогами. То-то и неудивительно, что отливающие бархатом синие и зеленые цвета одеяний святых - влияние палитры испанца Эль-Греко. Серебряно-жемчужные и пепельно-грозовые тучи являются творческим перепевом цветовой гаммы итальянца Тинторетто.

Экспрессивность линий, темпераментность, иногда откровенная некрасивость лиц, подчеркнутая страстность - это все, как и золотая резьба иконостаса, несомненные признаки господствовавшего тогда стиля барокко. А нежная красота женских лиц - это первое на Восточной Украине дуновение галантного рококо. Вкусы французской аристократии уже в начале ХVIII века коснулись окружения гетмана Ивана Мазепы, среди которого нашлось достаточно почитателей нового искусства. К этому окружению принадлежал и Данило Апостол.

Некоторые миниатюрные иконы просто поражают своей куртуазностью, пиететом по отношению к слабой половине человечества. Именно такой является икона «Благовещенье» с утонченной пурпурной гаммой. Архангел Гавриил с букетом лилий и роз в руках склоняется в поклоне перед царственной девой Марией. Духом французского рококо проникнута эта евангельская сцена. Правда, слащавый стиль сорочинских икон не проповедует беззаботности, а скорее символизирует райскую жизнь праведников после земных мук. Украинские мастера остерегали от беззаботности, которую воспевал во Франции художник Буше. «Повідають, же радість вслід за смутком ходить, а з утіхи, з веселя фрасунок ся родить»,- писал тогда наш поэт.

Измученную плоть апостолов - впавшие щеки, вытягивающие лицо книзу, глаза, с нечеловеческой мольбой устремленные в небеса, словно ищущие спасения, - рисовал мастер мученических образов Лука Боровик. Зато одеяния писал кораллово-красными и бархатно-зелеными самоцветными красками мастер экстракласса, прекрасный знаток изобразительного искусства. Кто же он?

В первое десятилетие ХII века главный вход в Лавру украсили купола Троицкой надвратной церкви. Стены, как повелось, украшала затейливая роспись. Вероятно, в их украшении участвовал и Алимпий Печерский.

В XVIII веке Троицкая надвратная реконструируется, одевается в роскошные одеяния барокко. Главным украшением церкви служили росписи интерьера. Большинство фресок - многофигурные композиции, исполненные с замечательным художественным мастерством.

Те шедевры сохранились до наших дней совершенно случайно. Они должны были быть уничтожены еще в ХIX веке из-за своего чрезмерного сходства с европейскими полотнами. Дело в том, что российские цари приказали возвратить «в первобытное состояние киевские церкви», т. е. украсить их в православно-византийской манере. Следуя приказу, успели уничтожить росписи в стиле барокко в Софии и в Успенской церкви Лавры. До Троицкой, видно, руки не дошли: грянула февральская революция, а после - октябрьский переворот, и реконструкция церквей приостановилась.

По архивным данным удалось установить имена авторов троицких росписей. Стиль одного из них, утонченное рококо, угадывается и в Сорочинском иконостасе. По мнению специалистов, владельцем этого стиля был Алимпий Галик. На протяжении ХVII и XVIII веков галицкая интеллигенция мигрировала в Киев, спасаясь от католичества. Одновременно она приносила сюда западноевропейские культурные новости. Художники обосновывались, как правило, в Печерской лавре. В 1724 году в Лаврскую художественную мастерскую пришел новый преподаватель Алимпий Галик.

Родом он был из Галиции, потому и прозвали Галиком. В Печерской обители принял постриг и в честь гениального художника принял монашеское имя Алимпий. Двенадцать лет преподавал рисование в Лаврской школе и еще десять руководил ею. Жизнеописание Галика обильно светит белыми пятнами. О себе рассказывал мало и неохотно: «Рисовал сначала церковные крыши и купола, потом церкви и иконостасы».

Первым украинским художником, предшественником Алимпия, которого покорил шарм стиля рококо, уже формирующегося в Европе, был иконописец Иван Руткович. Прекрасный колорист, он писал иконы, похожие на картины, которыми не стыдно было украсить и изысканный великосветский салон, и церковный иконостас. Был вхож в окружение короля Яна Собеського, среди которого считался истинным ценителем искусства. В своей резиденции, небольшом городке Жовкове, что недалеко от Львова, король собрал коллекцию картин самых выдающихся художников мира.

Алимпий Галик просто не мог не побывать в Жовкове. Вероятно, там он и познакомился с батальными многофигурными картинами неаполитанца Альтамонте, который несколько лет жил и работал в Жовкове и во Львове.

В учебных тетрадях-альбомах, так называемых «кужбушках», которые сохранились в Лаврском архиве, найдены рисунки, подписанные таким образом: «Сей кунст протодиакона Алимпия печерского монастыря» или «Года 1760 ноября 24 числа рисовал Алимпий своею рукою». И среди этих подписных рисунков находим эскиз композиции, которую мы уже встречали на потолке Троицкой надвратной церкви. Еще один рисунок в «кужбушках» - портрет святого Дмитрия Ростовского-Туптала, великого украинского писателя-богослова, исполнен рукой Алимпия в трепетной точечной манере. Но ведь в такой же почти экспрессивной манере написан и портрет Дмитрия Ростовского, который историки раньше приписывали кисти Григория Левицкого. Этот портрет экспонируется ныне в Киевском музее украинского искусства.

Сорочинские иконы «Христос и самарянка», «Купель возле Овечьих ворот Иерусалима», которые приписывают кисти Галика, а также изображение Бога Саваофа - виртуозные работы. Широким и трепещущим мазком изобразил он небольшие фигуры, достигая эффекта вибрации цветов. А до импрессионизма еще долгая череда десятилетий!

1740-50-е года - подъем православной культуры в Украине под патронатом митрополита Рафаила Заборовского и гетмана Украины Кирилла Разумовского (он же президент Академии наук Российской империи). Это и Андреевская церковь, и произведения Григория Левицкого, который работал в Лавре рука об руку с Алимпием Галиком. Работы художников перекликаются утонченностью и меланхолией, оттенком легкой задумчивости и чуть ощутимой печалью...

Галик не только унаследовал имя Алимпия Печерского, но и, очарованный золотом и чистыми красками мозаик Софийского собора, сознательно старался как можно точнее передать все традиции древнеукраинской иконописи. Художник соединяет в своих работах, казалось бы, совершенно несовместимые вещи - европейскую манеру с «энергетизмом» православной иконы, овладевает техникой, о которой говорили «аки дымом писано», а Гоголь давал ей более детальное описание: «Тихо разлился прозрачно-голубой свет, волны бледно-желтого переливались, ныряли, словно в голубом море, тонкий розовый свет становился все ярче, и что-то веяло, как будто облако, только из чего же оно, из воздуха, что ли, выткано. Белое, прозрачное утреннее небо льет едва приметный свет зари».

Был ли художник счастлив? Владел двумя профессиями: художника и педагога. Верно, радовался, когда его назначили начальником полюбившейся ему художественной школы. Только однажды пришла беда: упал с церковных подмостков и повредил ноги. Но руки и глаза уцелели, и работа продолжалась. Так проплывали года, приближалась старость.

В 1755 году Галик обращается к архимандриту Лавры с просьбой освободить его от занимаемой должности. Причина - резкое ухудшение зрения. Он, признанный мастер миниатюры, не может больше делать филигранную работу. Просит разрешить ему поселиться в Дальних пещерах со своим послушником-учеником и служкой. Послушник, верно, был последним человеком, который имел счастье учиться у великого мастера.

Случались и горькие разочарования. Бывало, ученики художественной мастерской сбегали от опеки лаврских стен. Ведь в монастырской школе господствовала строгая дисциплина, а почти рядом, тут же, в Киеве, бурлила беззаботная бурсацкая вольница. Побег из школы Алимпий воспринимал как личную обиду и предательство по отношению к искусству. Осталась его запись: «Року 1759 июля 26 Мацко пошов от мене будто с паном до Свенска, а в самой річі втік, солгав на свою душу, і в неділю і понедільник свої вещі викрадав без моего відома, а еще ему било год добуть у мене».

Да, были и более серьезные раны - отцветала слава Украины. Ученикам и сыновьям творцов Сорочинского иконостаса - Дмитрию Левицкому и Владимиру Боровиковскому уже не сидится дома, «на нашій не своїй землі». Шарм рококо и печаль сентиментализма понесут они в «северную Пальмиру», ко двору Екатерины II, где образованные казаки-вельможи - Розумовский, Трощинский, Завадовский, Безбородько - будут опекать их творческий пламень.

Алимпию Галику, который в молодости стремился в Лавру, светочу украинского искусства, на старости лет довелось увидеть, как приходит в упадок дорогая его сердцу Лаврская мастерская. Казалось, сгущаются тучи над золотыми куполами древней обители.

На виртуозной миниатюре «Тайная вечеря» в Сорочинцах за блеском ювелирной техники и золотых украшений спрятано щемящее ощущение последней встречи Спасителя со своими учениками. Роскошь - и безысходность.

Но когда-то в Киеве осыпанные дождем наград и почестей подпольно «собиралися до Данила Апостола козацькі старшини і пакти Гадяцкіє про незалежне Велике князівство Руське читали, якіє той же Данило Апостол с бібліотеки Печерської взял был» (из воспоминаний Пилипа Орлика).

Последнее произведение Алимпия Галика - портрет покойного Дмитрия Ростовского-Туптала звучит как торжественный реквием:

День нашої бутності

На ніч похиляється,

Ніч смертна недочасна

До нас наближається.

Зусібіч нас пребідних

Пітьма огортає,

І сила немощіє,

І міць знемагає.