Озаренный лунным светом кролик думал о звездах, они представлялись ему чудесными волшебными какашками, мерцающими из пустоты его сознания. И становилось приятно и спокойно, ведь это он, серый кролик.
И.Чичкан. Из жизни кроликов
Не подумайте, что в названии статьи скрыто намерение покритиковать. Объект-фантом на сей раз оказывается вне досягаемости критики. Концепция групповой выставки В.Цаголова, Г.Вышеславского, А.Гнилицкого, Д.Дульфана, И.Чичкана, А.Верещака, М.Зинец в Союзе художников «Благородно лишь понимание собственного непонимания», выстроенная Александром Соловьевым, в очередной раз призывает художников и зрителей отказаться от желания поймать неуловимое украинское искусство. Искусство, развлекающееся конструированием ложных идентичностей. Цитата выше озвучивает тот же принцип поэтически — искусство, «мерцающее из пустоты сознания», рекомендуется воспринимать только на волне медитации, растворения в этом бездумном мерцании. Озарение приходит в тот момент, когда вы узнаете в нем себя...
Если же не везет, благодать узнавания так и не снисходит, приходится копаться в «продуктах художественной деятельности» на трезвую голову. Что ж, опять из обоймы, считающейся актуальной, куратор по капле выдавливал художников, но ничего особенного не выдавил. Опять концепция витает где-то в облаках, над хаосом визуального ряда. Опять из-за острого дефицита свежевыжатого искусства новые работы разбавлены старыми — эти странности локального проектного мышления недавно проговаривались в связи с осенней выставкой в «Промзоне». Нынешняя — позитивными изменениями не отличается. Энергетические и финансовые затраты по ее организации оправдываются только тем, что благодаря возможности появиться на людях художники работают. А значит, появляются и новинки сезона, подснежники. Вот о них и поговорим.
Василий Цаголов в блекбоксе инсценировал «Сон сценариста». Голубая неоновая подсветка отражается в фосфоресцирующих обоях. Мерзкого вида кукла в полосатых штанах разложила ноги на столе и «уснула» у компьютера. На мониторе, живущем самостоятельной жизнью, мелькает заголовок «Роза мира» — естественно, шпилька в адрес Умберто Эко, родоначальника и классика постмодернизма. Все современные творцы, разумеется, уже давно не постмодернисты, и жаждущие «смерти отца» испытывают вполне объяснимую неприязнь. Она же явно прочитывается в отношении автора к своему антигерою, проекция сна которого высвечивается на стене. «Мораль» сей инсталляции существует, ее изрекает сам Цаголов — неподалеку прокручивается видеозапись осеннего перформанса «Окучивание капусты», очередного эстетического манифеста. Мы живем в «медиальную» экранную эпоху, эпоху сценариев. Сценарий движет миром, он — стратегия преуспевания бизнесмена, политика, художника... Устав от однообразия и запрограммированности, оратор, возненавидевший сценариста, пишущего на небесах свой бездарный сценарий, решил самостоятельно внести в него долю провокационности. Сказано — сделано. Старый «криминальный» сценарий, с которым прочно ассоциируется вклад Цаголова в искусство, заменяется безобидным «Украинским х-файлом». Цаголовское доброе понимание «провокационности» весьма специфично — давним фотографиям «окровавленной» куклы из «Бандитских разборок» далеко до безграничной сентиментальности «гуманизма» новых живописных работ — свинка, которую дружно сосут поросята и маленькие синенькие гуманоиды («Шестой элемент»), беззащитный трупик погибшего в этом жестоком мире «Маленького пришельца» из космоса, загребают куры...
Тему искусства как ярмарки ролей и имиджей развивает Глеб Вышеславский. Художники подразделяются на два типа — теоретики, которым не дает покоя вопрос «что есть современное искусство», и практики, которых интересует только успешная реализация индивидуального творческого проекта. Наши художники творят сами по себе, и, в основном, принадлежат к последней категории «художников вне контекста». Не потому ли так трудно определить, чем же является украинское искусство в целом. Вышеславский, жонглирующий стереотипами, для посторонних в «переводе с украинского» не нуждается. Этот редкий экземпляр теоретика — открытая книга по истории искусства. Его фотоколлажи — не плагиат в законе, но дань уважения классикам — «Хаим Стейнбах», «Джорджо де Кирико», «Эдвард Хоппер». Абстрактным теоретическим понятиям посвящаются изящные инсталляции «Живопись в чистом виде» — аппетитный тортик из холстов, прослоенных кремом, «Подарок меценату» — холст, замаскированный под позолоченный кейс. Ценную для немногих снобов тонкость этих вещей затмевает инсталляция Вышеславского «Made in Russia», состоящая из одной лишь «сермяжной правды» жизни, доступной всем — не даром же на нее так набрасывались приглашенные на вернисаж. Это набор текстильной продукции первой необходимости — женское белье, кокошник, сарафан, портьера, скатерть, наряд куклы на чайнике — все из камуфляжного брезента.
Александр Гнилицкий — в своем «рукотворческом» амплуа, свободном от лишних мыслей. Публику заворожила его очередная художественная реконструкция технического изобретения столетней давности. Повторенная Гнилицким одна из примитивных попыток создания движущегося изображения называлась «Zoetrop» — если смотреть сквозь щели большого вертящегося барабана, на внутренних его стенках мы видим танец женских ягодиц. Смешно. А что за красота «Время назад» — светящийся призрак Днепрогэса на стене возникает при помощи резервуара с водой, линз, модели дамбы и памятника Ленину на ней.
Фотосерия Ильи Чичкана «Из жизни кроликов», сделана в рекламной манере и навеяна гуру Кастанедой. Возможно, тут и не обошлось без личного опыта расширения сознания. Кроликов, превратившихся в людей, ужасно жалко — если даже им традиционно все равно. Не заслужили они «ритуальных танцев» и «расширения сознания при помощи центрифуги стиральной машины». Но если бы не их мучения, явный идиотизм подобных эзотерических практик так и сохранился бы в тайне. Драгоценные крупицы идиотизма — именно то, что этому художнику надо от искусства. Чичкан находит его и снаружи, и внутри — убедитесь, посмотрев в глаза спортивному резерву — страшноватым гимнасткам-«нимфеткам». Увидите не только идиотию, но и великое разнообразие прочих сдвигов по фазе. («Групповое упражнение».)
Дмитрий Дульфан осветил бокс голубым неоновым зигзагом молнии. Маргарита Зинец и Александр Верещак сделали из «Крыльев голубя» истерику. Выкроив из эпизода фильма парные проекции мужского и женского лиц, оживили их непрекращающимся нервным тиком — стоило только увеличить скорость. Это, пожалуй, все новинки с выставки.
Далее, «Совиарт» (15.02—28.02) записал Глеба Вышеславского в современные классики, коими являются экспоненты все еще виртуального Музея современного искусства (виртуального — не в смысле существования в электронном варианте, но на уровне идеи). Совиартовская программа «Музей современного искусства» бодро движется вперед, выставки делаются, экспонаты отбираются, но будут ли они когда-то помещены в храм муз — неизвестно, хотя вероятность этого существует. В рамках заманчивой идеи сделан проект Вышеславского «Back side». Ничем другим, кроме как плодом долгих размышлений он быть не мог. На сей раз — о суетном и вечном, о природе искусства и просто природе. Вышеславский решил развести эти противоположности. Начнем с того, что ближе сердцу. В первом зале — механическая палитра, поворачивающаяся к зрителю то запачканным красками реверсом, то парадной стороной с портретом
n-ного американского президента со стодолларовой купюры. Привет от Уорхола — это он не устыдился открыто поклониться золотому тельцу, сделал идола из знака доллара. На склоненных перед магической палитрой штандартах — копии шедевров, сотворенных членами долларового братства — от Пикассо до Синди Шерман. В следующем зале — альтернативное мироустройство, излечивающее от болезни XX века — мании величия. В темном космическом пространстве плавает синий диск — древние считали землю плоской. Сверху падает косой луч света. С монитора «центрального компьютера» смотрит всевидящее око. Люди обретают истинный масштаб, становясь анонимными статуэтками из древневосточных гробниц. Все становится очевидным — и что такое хорошо, и что такое плохо. Слишком очевидным...
Кубы и любви в холодном феврале не бывает слишком много — Кирилл Проценко устроил еще одну выставку фотографий в «Ра» (23.02—12.03) — «Куба, любовь моя». Они сделаны в 1999-м, во время съемок клипа L-Кравчука, и уже засветились в прошлогодних проектах «Ценнизм» и «Новые направления». Но Проценко пообещал, что выставка в «Ра» — это финал большой кубинской любви, скоро следует ожидать новой струи в его творчестве. А зритель уже и привык к мягкому, приватному взгляду — тет-а-тет с островом Свободы... Фотографии, даже если они пустынны, гостеприимны, — ощущения заброшенности не возникает. В этом кроется отличие от стандартного приема объективной регистрации «холодного» урбанистического фото. Проценко «необъективен» — исключая случаи любования эффектной политической рекламой на придорожных бигбордах. Непритязательные, неэкзотичные виды — что он в них находит, знает только сам автор — тают в теплом воздухе. Расслабленный взгляд цепляется за случайные детали — старый автомобиль, карлик, оскалившиеся лица смеющихся мужчин... Сиеста, которая всегда с тобой, — смотрю на нее и, тихо завидуя, «опять хочу» на Кубу.