В свое время идея реформы управления — т.е. превращение управления в менеджмент — захватила все, что еще недавно было СССР, и чуть ли не все сферы человеческой жизни. Помнится, даже один из заведующих нашей университетской кафедрой теории и истории культуры начал с того, что «кафедра занимается невесть чем», — а занималась она, как и положено, историей и теорией культуры, — и упорствует в нежелании реформироваться и модернизироваться в соответствии с требованиями современности. В связи с чем он имел серьезное намерение перепрофилировать университетскую кафедру на подготовку менеджеров культуры. Он не задержался на посту заведующего кафедрой. Но тревога в душе осталась — а ну как и правда перепрофилируют на менеджеров, решив, что ученые больше не нужны. А еще осталось смутное ощущение, что «управление культурой», как я по неграмотности перевела тогда импортное «менеджмент», — штука небезопасная. Это случилось в 1997-м — ровно через год после выхода в свет книги «Менеджер культуры» М.Поплавского. Бывают же совпадения...
С тех пор я имела возможность убедиться, что управление в области культуры — таки сложная штука. Равно как и в том, что автор книги «Менеджер культуры» и многие другие появились не случайно. Не только потому, что трудно четко и однозначно истолковать слово «культура», а это затрудняет выработку рычагов управления и определения места отдельных персонажей. Но еще и потому, что даже если свести культуру к набору определенных видов деятельности, то создать для всех типичные модели управления окажется невозможно, ведь они настолько разные. Несколько проще на первый взгляд ситуация с менеджментом — под это понятие подпадает обеспечение, раскрутка и получение прибыли от разных видов артистической деятельности. Ясное дело, управление в области культуры и менеджмент культуры в нашей стране не совпадают кардинально: что подпадает под управление чаще всего оказывается совершенно непригодно для менеджмента.
Тем не менее, идея менеджмента культуры не пропала втуне. Да, у нас по-прежнему «не складывается» с арт-менеджерами, литагентами и прочей братией, кормящейся возле искусства и кормящей искусство. А вот менеджмент культуры определенно есть. И что совсем не случайно, сосредоточен он там, где и следовало, — вокруг Национального университета культуры (некогда «Кулек») и в особенности вокруг его ректора. Напомню, статус национального этот вуз получил не за что попало, а «за значительный вклад в подготовку высококвалифицированных специалистов для сферы культуры, сохранение и развитие художественных традиций украинского народа». И это не пустые слова, как то бывает в иных речах и государственных документах.
Вряд ли кто-то из читателей сможет назвать хоть одного «высококлассного специалиста» в области арт-менеджмента (извините, не совсем понимаю оборот речи «сфера культуры»), воспитанного Национальным университетом культуры, накрепко забытый как «Кулек» и всем известный как «Университет Поплавского». Но если вам кажется, что несмотря на существование Поплавского и его университета менеджмент культуры в Украине отсутствует, я не смогу с вами согласиться. Ведь то, что сделало преуспевающим вуз и в первую очередь его ректора, — именно менеджмент. Не тот, которому они собираются учить, а тот, который используют сами. Учить, равно как учиться, в наше время — непрактично. Потому что образование — это диплом об образовании, а диплом — это товар. Товары бывают разные — подороже и подешевле. Подороже — это те, что «сразу» и даже «с доставкой». Подешевле, соответственно, те, за которыми надо ехать самому и не один раз. Согласитесь, светлая идея для страны, где авторитет образования предельно низок, где диплом рассматривается как непременная составляющая приданого для «порядочной девушки», а излишняя «грамотность» не приветствуется большинством населения.
Мы любим посмаковать различия между «совком» и тем, «как у них». Между нашим управлением и их менеджментом, например. Посетовать, что у нас не так. Вот только не любим, когда нам напоминают, что мы — не они. Несмотря на то что у социалистической и капиталистической идеологий есть и кое-что общее. Например, почтение к парвеню, или, как говорят «они», self-made-man. К «простому хлопцу из села», который закончил ПТУ, поработал на шахте, отслужил положенный срок в армии и вернулся уже не на родную шахту, а в сельский Дом культуры, выучился в столичном вузе, а потом не протирал штаны по государственным конторам или частным офисам, а быстренько «пробежался» по служебной лестнице от заместителя директора Дома народного творчества (только уже не в родной провинции, а в столице) до ректора столичного вуза. Институтская карьера нашего героя впечатляет: за восемь лет он преодолевает все должностные ступеньки от преподавателя до ректора — это примерно одно повышение в год. Он готов идти и дальше — на следующий год после назначения ректором он выдвигается на должность министра. Правда, не получается — скорее всего, мешают интриганы и завистники. Такая биография заслуживает аплодисментов по обе стороны упавшего «железного занавеса». И по нашу сторону исправно аплодируют — ведь это кратчайшее изложение биографии ректора Университета культуры и депутата ВР М.Поплавского, а ему грех не похлопать в ладоши. Не только за биографию — она отменно хороша. А главным образом за то, что можно назвать только так: «феномен Поплавского». Он же — феномен национального культурного менеджмента.
Хороший менеджмент начинается с откровения — развеивания старого мифа, рядом с которым неудобно строить новый. В этом смысле М.Поплавский занимает особое место в украинской культуре: он отнимает у нас нашу любимую цацку — уверенность в неизмеримых высотах нашей культуры. Помните анекдот о том, что «у нас зато песни красивые»? Так вот, послушайте «поющего ректора». Просто чтобы не было иллюзий по поводу песен.
Впрочем, не он первый. К сожалению, скорее всего, последним он тоже не окажется. Комплекс неполноценности сформирован в нас давно и, видимо, прочно. Несмотря на нашу убежденность в том, что «у нас песни красивые», мы оказались не готовы критично воспринимать «некрасивые» песни (равно как и все остальное) и искать средства защититься от них. Нас оказалось слишком легко убедить в том, что «так и должно быть» — потому что так «у людей» (то есть не у нас, а «у них»). А если вам кажется, что это плохо, — значит, вы еще не созрели для нового и прогрессивного. Инновационных технологий менеджмента шоу-бизнеса, например. Убедить нас в нашей неготовности, провинциальности и культурной незрелости оказалось так же легко, как и в том, что мы «на грани выживания» (во всех смыслах), что «ничего нельзя сделать». Тем более мы восхищаемся теми, кому удалось «устроиться». При этом мы сами не намерены утяжелять свою жизнь, напрягая силы, разум, совесть и прочее, чтобы преодолеть этот навязываемый нам со всех сторон и всеми средствами комплекс неполноценности. Нам удобно пенять на свою политическую незрелость. Но при этом мы совсем не стремимся созревать — вполне достаточно пенять на отсутствие механизмов, безответственность власти, коррупцию, просто на несчастный случай. «Феномен Поплавского» неумолимо доказывает нам самим, что мы не политически незрелы — это лишь следствие незрелости (или атрофированности) моральной, духовной, интеллектуальной. Ведь мы без всякого принуждения смотрим по телевизору шоу, от которых сами же плюемся, идем на концерты человека, откровенно признающегося, что он не умеет петь (при этом он абсолютно честен). Мы готовы покупать детям дипломы, но не собираемся заставлять их учиться, потому что твердо знаем: диплом нужен, а знания, полученные в институте, — сомнительный довесок к диплому. И самое главное, любая критика происходящего на экране, сцене, трибуне, в вузе и т.д. летит в трубу: что бы ты ни сказал об N. в прессе, с трибуны, просто в толпе на площади — это реклама N. Не в смысле «пиарной риторики», а в том смысле, что та «широкая общественность», к которой ты обращаешься, тебя не услышит или не потрудится понять. Этим реклама «гуманитарного бренда» отличается от рекламы товара. Сделай так, чтобы о тебе говорили, писали, вещали и кричали — неважно что, пускай только фамилию пишут правильно — вот и весь «менеджмент культуры».
Я думаю, теперь вы не станете возражать: менеджмент культуры у нас процветает. Только это не сравнительно безобидный арт-менеджмент или даже менеджмент шоу-бизнеса, которые наши незадачливые составители учебников и заведующие кафедрами понимают под менеджментом культуры, — это то, что М.Поплавский, возможно, сам того не ведая, назвал абсурдным на первый взгляд образом: «менеджмент социокультурной сферы». То есть в переводе на общепонятный язык это приблизительно: «управление в сфере общественного сознания». «В сфере мозгов», так сказать. И, надо заметить, практическая разработка «лаборатории Поплавского» добилась гораздо большего успеха, чем все предвыборные пиарщики вместе взятые. Несколько лет назад в нашем издании возникла идея наиболее широкого и наиболее универсального определения «украинской мечты». Тогда, помнится, ничего толком не получилось. А теперь я могу с уверенностью сформулировать «украинскую мечту» — она воплощена в образе Поплавского, человека, сделавшего себя, вышедшего из народа и не собирающегося возвращаться. Он орел — это главное, а разговоры о возрасте неуместны. Мои коллеги, писавшие о его «исполнительской популярности», тоже стали жертвами пиара. Он популярен не как исполнитель, а как реализованная мечта. Он «звезда эстрады», хоть никто особо не слушает его песни, а кто слушает — в лучшем случае соглашается с тем, что это «стеб». Он ученый, основоположник научных школ и автор трудов, которых никто, кроме разве что студентов Университета культуры, не читает. Он депутат ВР, хоть за все время своего депутатства ни разу не выступал ни с трибуны, ни с места, и даже на недавних парламентских слушаниях по культуре отказался от слова — «поющий ректор» оказался «молчащим депутатом». А зачем еще что-то говорить? Он мог себе позволить стоять за колонной и добрыми глазами наблюдать за происходящим в президиуме: он обладает властью, деньгами и при этом — практически неуязвим. У него были шансы стать министром культуры, главой комитета ВР по культуре и духовности или хотя бы его заместителем, и ни у кого не повернется язык сказать, что этих должностей он не займет никогда. Какими средствами он достиг всего этого, остается вне обсуждения — у нас победителей по-прежнему не судят. Да, у него не будет «славы в веках», как у настоящего ученого, артиста, педагога или политика, — но что нам до вечности? Ей нет места в «украинской мечте» — нам бы свою земную жизнь как-нибудь устроить, о чем в большинстве случаев и мечтаем.
Однажды в разговоре с коллегой мы пришли к выводу, что писать о Поплавском невозможно: придется в очередной раз повторить, что это пошло и плоско, что он не певец, не ученый, не педагог, не политик и, вполне возможно, вообще никакого Михаила Поплавского на белом свете нет, а то, что выкручивается на сцене, — экспериментальный менеджерский проект Университета культуры по заказу инопланетян. Но что бы мы ни написали — все равно это будет рекламой. А реклама — это вам скажет любой менеджер — уже давно перестала быть рекламой товара и стала рекламой образа жизни.
Феномен Поплавского — это не университет Поплавского, не его карьера, не его песни, не его книги и даже не его «научный вес». Это мы с вами — и не важно, кто и когда нас такими сделал, если мы не пытаемся измениться. Это наш нравственный релятивизм, невежество, стяжательство, нежелание думать и действовать, защищая свое человеческое достоинство, но желание получить любыми путями все, немедленно и без особых усилий с нашей стороны собранное в одну гремучую, пардон, поющую смесь. Хотелось бы написать, что певец Поплавский, ректор Поплавский, депутат Поплавский нам нужен как карнавальный персонаж, карикатурное воплощение всего пошлого, что есть в нас самих, выставленное перед народом в качестве предостережения, стеба, ритуального смеха. Больше всего хочется написать, что проект «Поплавский» запущен высоколобыми менеджерами культуры ради «прикола». Чтобы все могли посмеяться, в том числе над собой, и стать лучше, выше, разумнее.
Но почему-то получилось несмешно. Наверное, что-то в «культурном менеджменте» недомудрили.