UA / RU
Поддержать ZN.ua

УАПЦ: ТРАНСАТЛАНТИЧЕСКИЙ ПРОЕКТ

Вопрос церковного единства в нашей стране остается «страстным местом» для политиков, иерархов, паствы разных церквей и даже нехристиан и атеистов...

Автор: Екатерина Щеткина

Вопрос церковного единства в нашей стране остается «страстным местом» для политиков, иерархов, паствы разных церквей и даже нехристиан и атеистов. Чем больше обостряется этот вопрос, тем острее становится опасность вмешательства государства в церковные дела. Странно, но к этому иногда призывают даже сами служители Божьи, вещая с трибун о церкви «государственной» или «национальной» и даже делая реверансы в сторону высших должностных лиц, объявляя их потенциальными спасителями православия в Украине. На фоне всего этого активно разворачиваются процессы внутри разнообразных конфессий. Но какие у них тенденции — центробежные или центростремительные? Можем ли мы рассчитывать, что наши церкви наконец договорятся друг с другом?

УАПЦ считает себя прямым потомком православной церкви, вышедшей из лона Византийской церкви еще в княжеские времена. УАПЦ твердо убеждена, что период с 1686 до 1924 г. был периодом неканонического подчинения сначала Патриарха, а затем и Священного Синода Российской Православной Церкви. В соответствии с этим, решения Синода, Патриарха, соборов российской церкви этого времени не имеют для украинской церкви канонического веса. Поэтому основой для построения современной украинской церкви является томос Вселенского Патриарха Григория о предоставлении автокефалии Польской Православной Церкви в 1924 г. как правопреемнице Киевской митрополии. Это было время, когда в состав Польши входили украинские земли. Именно эта часть украинских земель стала основой для становления украинской поместной церкви ХХ в. На волынских землях в 1942 г., а затем и на землях Центральной и Восточной Украины с благословения митрополита Польской Православной Церкви Дионисия состоялось становление Украинской Автокефальной Православной Церкви. После того, как возвращение большевиков в Украину в 1943—44 гг. снова сделало невозможным свободное развитие церковной жизни, было решено позволить Украине церковь восточного обряда, созданную 4–5 сентября 1943 г. под протекторатом сталинской администрации и Российской Православной Церкви. После этого епископат УАПЦ переместился за пределы Украины и там — сначала в Западной Европе, а затем и дальше — за океаном — продолжал свое развитие.

УАПЦ в диаспоре не распространяет свою юрисдикцию на США и Канаду — там, независимо от Украины, возникали свои поместные украинские православные церкви еще с 1918 г., и с тех пор они развиваются самостоятельно. Но в 1960 г. было принято соглашение о совместной деятельности этих двух церквей, не имевшее обязывающего значения для каждой из них. И только в 1995 г. УПЦ в США, Канаде и УАПЦ в диаспоре объединились под омофором Вселенского Патриарха, указав, что пребывание под омофором Вселенского Патриарха будет осуществляться до тех пор, пока не состоится объединение всех украинских церквей в единую поместную церковь.

«ЗН» продолжает знакомить своих читателей с позицией предстоятелей различных украинских церквей. В этот раз наш собеседник — управляющий делами Киевской патриархии Украинской Автокефальной Православной Церкви архиепископ Харьковский и Полтавский Игорь Исиченко.

— Владыка, в церковной жизни Украины УАПЦ в последнее время вызывает все большие надежды, с одной стороны, и все больше сомнений, с другой. В частности, неоднозначно воспринимается решение УАПЦ в Украине объединиться с американской ветвью украинского православия — УАПЦ в диаспоре. Какие перспективы это откроет для УАПЦ и для Украины вообще?

— 1989 г., когда уже зашаталось здание империи, украинские приходы в Украине начали возвращаться под юрисдикцию Украинской Автокефальной православной церкви. Они признали своим предстоятелем главу УАПЦ Мстислава, а затем на Соборе 1990 г. митрополит Мстислав был вознесен в сан Патриарха УАПЦ в мире. После смерти Патриарха Мстислава (вследствие образования УПЦ КП) УАПЦ оказалась изолированной от всех остальных частей Украинской Православной Церкви в мире. Она продолжала находиться под омофором Патриарха Мстислава до его смерти, но после этого в 1993 г. УАПЦ оказалась фактически в полной изоляции и была вынуждена избрать преемника Патриарха Мстислава независимо от своей части в диаспоре. Церковь в диаспоре была дезинформирована в результате непонятных для нее действий администрации Украины и церковных процессов, происходящих здесь вследствие массового отступничества епископатов, перешедших в УПЦ КП без благословения Патриарха. С этого момента Украинская церковь в Украине и в диаспоре развивалась обособленно. Но уже с 1995 г., когда церковь в диаспоре перешла под омофор Вселенского Патриарха, начались попытки вовлечь в этот процесс и церковь в Украине. В конце 1998 — начале 1999 г. мы с Патриархом Димитрием находились в США, вели переговоры с Митрополитским советом, митрополитом Константином. Были достигнуты договоренности о координированных действиях с целью признания Вселенской Патриархией Украинской церкви и дальнейшей ее интеграции в единую церковь. В конце октября прошлого года Архиерейский Собор нашей церкви принял решение воздержаться от архиерейских хиротоний (рукоположение) к воссоединению с УАПЦ в диаспоре. И снова обратились к святейшему Вселенскому Патриарху Варфоломею с прошением более активно вмешиваться в церковные дела в Украине. В своем завещании Патриарх Димитрий призывал нас признать своим главой митрополита УПЦ в США и УАПЦ в диаспоре Константина. В апреле была завершена подготовка документов совместно с консисторией УАПЦ в диаспоре, и делегация во главе с митрополитом Константином передала эти документы в канцелярию Вселенского Патриарха в Константинополе. Это уточнение канонического статуса Украинской церкви имело целью признание ее прежде всего Вселенским Патриархом, а затем и Вселенским православием. И Поместный Собор УАПЦ 14—15 сентября состоится под руководством блаженнейшего митрополита Константина, который, напомню, находится под омофором Вселенского Патриарха и входит в конференцию канонических православных епископов США.

— Не станет ли после этого Украинская Православная Церковь просто зарубежной епархией церкви американской?

— Понимаете, основополагающим принципом для нас является то, что Украинская Православная Церковь не состоит в канонической зависимости от России.

— Но таким образом она попадает в каноническую зависимость от Америки. Какая разница?

— Здесь речь идет не столько об Америке, сколько об Украинской Православной Церкви, единой во всем мире. Ведь российская церковь — это тоже не только Россия — это та же Америка, наконец. Здесь речь идет о том, что мы, строя модель единой церкви, должны строить ее на константинопольской традиции. Не отделенную путем обособления от Московского патриархата, а естественным образом выделенную из Константинопольской митрополии в Х—ХI вв. Мы с огромным уважением относимся к другим церквам, присутствующим в Украине, но мы предлагаем и им принять эту модель. Да, пока в Украине будут жить православные россияне, часть из них пожелает — и будет иметь на это право — принадлежать именно к РПЦ. Поэтому мы должны предусмотреть, что рядом с Украинской церковью, которая будет иметь статус автокефальной, будут существовать и церкви, находящиеся в каноническом подчинении Московского патриархата. Ничего страшного для Украинского государства в этом нет.

— И все же хотелось бы услышать, в чем именно возможная каноническая зависимость от Америки предпочтительнее канонической зависимости от Москвы.

— Америка многоконфессионная и в общем неправославная страна. Речь не о возможной зависимости от Америки или России. Речь о том, чтобы вокруг Киевского патриаршего престола мы объединяли и православных Украины, и православных украинцев в Западной Европе, Америке, Австралии, вплоть до Новой Зеландии — по всему миру. Иное дело, что, к величайшему сожалению, в советские времена глава Украинской Автокефальной Церкви находился за границей и до сих пор там остается. Мы признаем таковым главой митрополита Константина. И мы думаем, что сегодня это и личность, могущая нейтрализовать амбиции некоторых наших архиереев, желающих возглавить церковь в Украине, вызывая отвращение и возражения других церквей. Нам сейчас необходима личность, которая не была бы включена в межцерковные распри в Украине. Была бы, по возможности, дистанцирована от наших политических и экономических кланов и обладала культурой служения церкви в современном западном обществе — поскольку мы ориентируемся именно на эти ценности. Именно это и является весомым аргументом в пользу человека из диаспоры. УАПЦ в диаспоре не имеет в Америке ни единого прихода. У нее есть приходы во Франции, Германии, Великобритании, Бельгии, Австралии, Аргентине и т.д. И сейчас проблема в том, чтобы наша церковь восстанавливала свои позиции не как новообразованная, а как церковь киевской традиции. И поскольку УПЦ КП с определенными оговорками, но принимает эту же версию истории Украинской Православной Церкви, мы не видим никаких оснований для того, чтобы к этому центростремительному процессу не подключились клирики, прихожане УПЦ КП. В УПЦ МП тоже есть немало верующих и клириков, крещенных еще в УАПЦ, и для украинского большинства представителей этой церкви, я считаю, эта модель была бы приемлемой.

Но естественно, что этот процесс должен проходить под юрисдикцией, одинаково легитимной для всех частей украинской церкви.

Америка, безусловно, не относится к странам, авторитетным для православного человека. Поэтому сначала мы с беспокойством восприняли признание наших братьев за океаном омофора Вселенского Патриарха. Но потом решили, что это шанс. И когда принимался устав УАПЦ 1997 г., уже в нем было записано признание авторитета Вселенского Патриарха как первого среди равных глав церквей в мире. Отличие же Константинополя от Москвы в том, что Константинополь — это своеобразный виртуальный город, город прошлого, которого сейчас не существует. В отличие от него Москва — один из мощнейших политических центров, а Московский патриарх — это шестое лицо в протоколе Кремля. Вселенский же Патриарх является представителем махонькой дискриминированной общины в Турции — 3—5 тыс. верующих. Никакой связи с политическими амбициями эта церковь не имеет. Москва неоднократно пыталась взять на себя роль центра мирового православия. Я думаю, для некоторых российских политиков эти идеи кажутся привлекательными до сих пор. Но сейчас у Вселенской Патриархии в Константинополе появился могущественный защитник — Конгресс США принял закон в защиту Вселенской Патриархии, в защиту прав православного меньшинства в Турции. И думаю, что это уже признак нового расклада сил в мировом православии.

— Исходя из того, что вы сейчас сказали, поведение Вселенского Патриарха Варфоломея по отношению к УАПЦ в Украине производит несколько неприятное впечатление. Приняв под свой омофор УПЦ США и УАПЦ в диаспоре, он заявил, что на этом вопрос автокефалии Украинской Православной Церкви в Украине для себя считает закрытым. Он получил определенные политические дивиденды в виде поддержки Конгресса США — безусловно, такую поддержку наше государство предоставить ему не может. И вот результат — чтобы восстановить каноничность и связь с Константинополем, Украине, являющейся, в отличие от Америки, православным государством, необходимо просить американского митрополита принять нас как часть своей церкви. Понятно, что Вселенский Патриарх в определенной степени был вынужден сыграть в политическую игру. Но ставкой для него оказалась судьба Украинской Православной Церкви.

— Для всех нас — всех православных мира — очень важно сохранять предельную корректность по отношению к Вселенскому Патриарху. Это исторический глава нашей церкви. Православие к нам пришло оттуда. «Новый Рим» всегда был столицей христианства на Востоке. Именно это место важно и сейчас для сохранения единства мирового православия. И, кроме того, это реальный противовес московским амбициям, негативно оцениваемым мировым православием. Информация о том, что вопрос украинской автокефалии для Константинополя якобы закрыт, спекулятивна. Каждому дальновидному человеку уже в 1995 г. было ясно, что переход Эстонской православной церкви и УАПЦ в диаспоре под омофор Вселенского Патриарха — решающий момент в отношениях и нашей общины со Вселенским Патриархом. Он уже начал играть большую роль в украинской церковной жизни, положенную ему по всем православными канонам. В условиях церковных конфликтов в Украине нам необходима посторонняя сила, каковой не может быть Московская патриархия, поскольку большая часть украинского клира не испытывает к ней должного уважения. Хотя при дальнейшем решении церковных вопросов ее голос должен учитываться обязательно — это церковь, объединяющая миллионы украинцев — по разным данным она имеет до 8000 приходов в Украине. Но Московский патриарх является пятым в диптихе Вселенского православия. А Константинопольский патриарх — первым. И не воспользоваться этим для нас было бы просто непростительно.

— Мне понятна позиция УАПЦ по отношению к Вселенскому Патриарху и те надежды, которые вы на него возлагаете. Но я бы хотела прояснить также позицию Патриарха Варфоломея по поводу УАПЦ, насколько он готов оправдать ваши надежды.

— Я бы сказал, что его позиция осторожна. По моему мнению — чрезмерно осторожна. Сейчас осуществляются активные контакты с Патриархом Варфоломеем на разных уровнях. И уже то, что переговоры, которые должны состояться с представителями Вселенской Патриархии, переносятся, свидетельствует о желании выработать взвешенный подход. Вселенский Патриарх не желает идти на конфликт с РПЦ и не желает унизить достоинство украинских православных, оказавшихся под юрисдикцией УПЦ КП. Но в то же время весьма обнадеживает то, что после встречи в Швейцарии управляющий делами Вселенской патриархии его высокопреосвященство Милитон заявил, что Вселенский Патриарх не может устраниться от помощи православным Украины. Решающее слово сказано. И для нас решающим был приезд архиепископа Всеволода — представителя Константинопольского патриархата — 28 февраля для участия в погребении Патриарха Димитрия и чтение над ним разрешальной молитвы. Это очень символический момент — представитель Вселенского Патриархата читал молитву прощения над гробом патриарха, который, строго говоря, не должен был бы принимать патриарший сан без участия представителей Вселенского патриархата. Это очень важный момент: в той ситуации, в которой мы сейчас оказались, мы все должны научиться не обвинять друг друга в неканоничности, анафемировании, а прощать и просить прощения. Это относится и к ситуации со Вселенским Патриархом. В среде ура-патриотов бытует мнение, что Константинопольский патриарх в XVII в. продал нас за соболя Москве, и поэтому сейчас нет доверия Константинополю. Но сначала нужно было бы проверить, нет ли бревна в собственном глазу — не сами ли мы продались еще до того, как нас продали другие.

— Каждая из православных конфессий Украины считает себя достойной и готовой стать центром, базой для объединения украинского православия. Есть ли у вас модель единой православной церкви и считаете ли вы возможным отказаться от исторических экскурсов, имеющих целью доказать, кто здесь более православный и кто более национальный, ради того, чтобы найти общий язык и создать наконец в Украине единую церковь?

— У нас есть модель, принятая на Патриаршем совете 4 апреля 1998 г. И я не знаю другой церкви, имеющей подобную модель. Ее можно подвергать критике, она может казаться чрезмерно растянутой во времени, но в церкви такая модель принята. Ее главная идея состоит в том, что в Единую Поместную Православную Церковь нам всем нужно вырасти. И здесь нам без исторических экскурсов не обойтись. В том плане, что мы не можем строить украинскую церковь, не зная канонической традиции украинского православия. У нас нет сборников, в которых были бы изданы материалы Киевских соборов времен средневековья, XVI—XVII вв. Без этих источников мы не сможем осмыслить каркас своего поместного церковного права. Мы довольно легкомысленно пользуемся в речах понятием «украинское православие», но даже не имеем серьезных публикаций, посвященных проблеме идентичности украинского православия, поисков его сути. Фактически мы не знаем, что это такое, корректно ли это понятие вообще. А я считаю, что это не вполне корректное понятие. Нет «украинского православия» — есть украинская православная традиция.

Следующий вопрос — как нам преодолеть разногласия. Это объединение, безусловно, не может быть механическим — через решение этого вопроса в политических кругах. Мы, прежде всего, должны исходить из Девятого члена Символа Веры: «В Единую Святую Соборную Апостольскую Церковь» — это формула, дающая ответ на все. Мы, православные, относимся к различным приходам, разным епархиям, разным поместным церквям. Но каждый из нас в силу единой веры и принятия единых таинств относится к Единой Святой Соборной Апостольской Церкви. Нам просто нужно быть православными. И все.

— Вы не боитесь, что вопрос Единой Поместной Православной Церкви в условиях вмешательства государства и различных политических сил, к которым в последнее время все чаще обращаются сами же иерархи, может выродиться в идею «национальной» церкви и в конце концов — «государственной» церкви?

— Это меня более всего и пугает, равно как и вас. Однажды один из политиков произнес такую фразу: «Будет Украина — будет и Бог». На этой идеологии нельзя строить единую церковь. А эти идеи не умирают с начала 90-х годов. Но здесь у нас есть одно непобедимое оружие: мы все должны считаться со Святым Писанием. И если там записано, что «нет ни эллина, ни иудея», то как не искажай эти слова, они есть. И идея национальной церкви, равно как и государственной, — это идея языческая, а не христианская. Огосударствление церкви означает потерю церковью своей истинной миссии. Эта миссия состоит не в создании какой-то идеологии, в которой может быть заинтересовано государство, — она состоит в духовном оздоровлении современного общества. Церковь сегодня должна заниматься преодолением нравственных проблем. Не изобличением общества, с точки зрения постороннего наблюдателя, а путем интеграции общества вокруг христианских ценностей и внедрения их в современную жизнь. Уникальность роли церкви в посткоммунистическом мире еще и в том, что она обязана вернуть человеку чувство собственного достоинства: мы должны привить людям понимание того, что «раб Божий» — это высшая форма свободы от рабства человека.