Украинский стиль, как известно, существует. Его просто не может не быть, иначе по чему бы тогда отличали «наших за рубежом», кроме как по клетчатым сумкам заробитчан за плечами? А в искусстве - это выгнутая «по-византийски» спина модернизма 1920-х годов, а в литературе - известные декадентские эксперименты начала ХХ века. Но это то, с чем украинская культура выбилась в «европейские» люди, если иметь в виду творчество Михаила Бойчука, Александра Архипенко или Владимира Винниченко. Настоящая же, аутентичная природа «украинского стиля» совсем иная, и, в частности, на примере творчества Галины Пагутяк, чей сборник новелл, рассказов и эссе «Потонулі в снігах» (Л.: Піраміда) недавно увидел свет, можно проследить его современную метаморфозу.
Сначала романы этого автора («Писар Східних Воріт Притулку» и «Слуга з Добромиля») были преисполнены мифологической красоты с мистически-экзотическим довеском в виде перепева легенд об упырях и преданий о народных вожаках. Круг героинь Галины Пагутяк из ее нового сборника - вполне реалистичные больные и убогие, нищие и инвалиды, а также инфантильные жители украинского села. В отличие от остальных представителей «темной славянской души», их извечная тоска имеет не «вселенский», а вполне «местный» «организованный» характер. «Кров і піт вигаданого світу» - так называется раздел рассказов и новелл сборника «Потонулі в снігах», и эти нищенские атрибуты труда вполне отвечают реалистичности любой фантазии, срисованной автором с сельской натуры. Недаром наследственная ментальность украинца, выраженная в образно-структурных формах традиционного искусства, всегда подтверждала то, как отдельные субстанции вечности Востока - есть-таки в отличие от умозрительной отвлеченности Запада - всегда приобретают более конкретный вес. Обереги, символы, знаки вечности, которые до сих пор присутствуют в произведениях народных мастеров, - именно они, а не медитационные аномалии, сохраненные в западной культуре, создавали и создают генетический код «украинского стиля». Даже возвращаясь с того света, герои Пагутяк не сеют афоризмы с метафорами, а лишь печально сообщают, что нужно залатать крышу и перестелить пол («Як будували хату»), а их живые потомки в ответ на сократовские заверения вроде «мы будем счастливы, у нас все будет хорошо» удивляются: «А почему?» («Знак»).
Таким образом, автор «Потонулих у снігах» понимает, что украинский фольклор и народная философия, удельный строй мыслей, верований, обрядов, которыми кое-где еще живет село, - не нужны современному интеллигенту, до недавнего времени вооруженному учением Дмитрия Донцова о том, что низовая «крестьянская культура» ведет к профанации нашей культурной жизни. Возможно, именно «для равновесия» в разделе эссе книги Пагутяк присутствуют вполне реалистичные, злободневные, «по-европейски» литературоцентричные тексты вроде «Григорій Сковорода у снігах», «Романтична прогулянка з Вільямом Блейком» и «Святий Антоній і чекісти». Вообще понимание автором сути «украинского стиля» можно свести к феномену примитивизма в изобразительном искусстве. Примитивизм, как известно, бывает «народный» и «художественный». Первое - это когда сельская бабушка рисует кисточкой из куриного пера, а второй - когда человек учится в Академии искусств, становится профессиональным художником и пытается рисовать, как упомянутая бабушка. То есть имеем своеобразный «возврат к истокам» традиции - но не через душу, а через голову, то бишь умственное осмысление феномена народности. То же самое в случае с текстами Галины Пагутяк в сборнике «Потонулі в снігах». Это даже не литература, а эстетическое измерение энергии, которая обычно содержится в народных сказках и преданиях. Неудивительно, что стиль автора в большинстве своем эпический, ведь именно так легче всего «безболезненно», то есть без художественных огрехов, воссоздать «народное» мышление. «Одна бабуся скаже слово, друга, і слова ті так далеко від Бога й людей, що зостаються з ними, нікому більше не потрібні», - пишет автор в новелле «Як будували хату».
Стоит отметить, что для современной литературы приведенные выше «слова» - связь с коренной, автохтонной природой стиля - вроде как «не нужны» по двум причинам. Во-первых, это попытка нашенской автуры обмануть судьбу, доказав себе и всему миру, что Украина - это якобы не испокон веку сельская страна, где какой-то другой, чем сельская, культуры быть не может. Во-вторых, иногда переиначить на некоторое время «природу языка» таки удается (по крайней мере за 70 лет советской власти и не такие онтологические понятия переворачивали с ног на голову), и эстафету «депрессивного» стиля могут перенять более «социализированные» направления современной литературы. Таким образом, например, в свое время - а именно в начале 90-х годов - популярной стала урбанистическая чернуха от Олеся Ульяненко и Евгения Пашковского, умноженная на «сельскую» по своему духу (а на самом деле продуманно-конструктивную, мастерски-примитивную по языковому характеру) прозу Вячеслава Медведя. В это время ранней независимости, когда сам украинский язык был в который раз реабилитирован не только для «низовых» жанров, но и для «высокой» словесности, такие псевдонародные писания о жестокой жизни в условиях отступающего официально-советского стиля воспринимались как прогрессивные, даже бунтарские. Поскольку, как говорят, уже хорошо, что человек на украинском написал, а следовательно, это «глас народа».
Впрочем, очень скоро выяснилось, что глас народа - это «глас бомжий», поскольку литературу снова заполонили депрессивные темы, плачевой стиль, вечное сетование на горькую судьбу и тому подобное. То, что жанрово это постепенно приобретало даже формы «молодежной» прозы, на самом деле обусловлено естественным желанием обновить национальную «стену плача», которой во все времена считалась украинская литература. Причем «успешность» произведений этого жанра отнюдь не пересекалась с их «художественным качеством», так как совпадала, наконец, с матрицей «украинского стиля». В котором главное - «как» (слезно и с надрывом), а не «о чем». В литературе, конечно, этого невысокого уровня художественный ход, и те же шестидесятники, описывая село, не позволяли себе такой аутентичности. Возможно, именно из-за этого у большинства авторов «сельской» прозы (во всесоюзном формате существовала даже школа «деревенщиков») получалось именно искусственное описание народной жизни, а не «живое» воспроизведение ее природы.
Таким образом, «Потонулі в снігах» Галины Пагутяк - это своеобразный возврат «к истокам» стиля, когда «кровь говорит», а «душа горит» желанием высказать все сожаление, которое, оказывается, никуда не исчезало из сокровищницы письменной культуры украинцев. Оно только время от времени «тонуло» в стилистических «снегах» той или иной волны модернизации нашей испокон веков сельской культуры.
Галина ПАГУТЯК, Потонулі в снігах. Новели, оповідання та есеї.
Издательство «Піраміда»