Театры лихорадит. На киностудии — броуновское движение вокруг директорского кресла. Мы, конечно, за мир во всем мире... Но трудно представить, когда этот мир настанет в собственном «доме с химерами» — в родной культуре? Ответят в судах. Призрак театральной реформы, инициированный Минкультом, перепугал театральный менеджмент до смерти, пуще призрака отца Гамлета. На этой неделе, наконец, принят Закон о театре. Теперь, видимо, театральному люду будет предписано жить не по собственным «понятиям», а по закону. На этой же неделе Шевченковский суд восстановил в должности директора студии им.Довженко Виктора Приходько. Теперь бывший или нынешний (я запутался) начальник киностудии судится с депутатом Танюком. И даже грозится якобы именно о нем снять провокационный фильм (про оранжевую революцию он уже снял и, наверное, мечтал, что это бескорыстное творение ему поможет удержаться в седле). Депутат Танюк в свою очередь выставил ему ответный иск. Вот так тихо-мирно и протекает вся местная «жизнь в искусстве»...
О скандально текущих делах — довольно скорбных, но местами и радостных — диалог с Лесем Танюком, парламентским куратором отечественной культуры и духовности, председателем Союза театральных деятелей страны и, в общем-то, одной из ключевых фигур нынешней «культурной революции».
— Лесь Степанович, осознаю, что и вы, и даже г-н Приходько в пылу «войны» за студию хотите «как лучше», но почему получается «как всегда»? Можете толком разъяснить, чего хотите от студии?
— Хотелось, чтоб это была именно Национальная студия. Последнее слово выделяю. Ведь уже в фильме Приходько об оранжевой революции определение «национальная» отсутствует. Просто студия. И все! Когда студия национальная, ее невозможно акционировать. А если она станет такой, как Одесская или Ялтинская, то ею можно будет крутить как угодно — продавать, перепродавать...
В обязательном порядке на Киностудии имени Довженко должна действовать активная конкурсная система. А не принцип «захочу — и будет снимать этот». С конкурсом на студию может и должна прийти молодая генерация. Те, например, кого воспитывает Миша Ильенко. Многие из них сделали фильмы. И даже получили премии на международных фестивалях. Только в Украине их отторгают. Но когда-то же они должны начать работать именно здесь? А как и при каких условиях, если главную студию страны хотели бы переформатировать только под производство российского «мыла»?
— Намедни в Канне «Золотую пальмовую ветвь» получил молодой режиссер Стрембицкий. Говорят, едва наскреб денег, чтоб туда доехать. Думаете, ему здесь светит работа?
— Должна светить. Хотя жизнь сегодня не менее конфликтна, чем в 20-е годы XX века, когда многие проблемы возникали из-за того, что и пленки не было, и средств не было, и ездили за рубеж, чтобы как-то выжить, сохранив талант. Сегодня, конечно, легче — государство пытается хоть как-то субсидировать кинопроизводство. Но даже те деньги, которые отпускают, невозможно проконтролировать! Например, на наш запрос Минкульт сообщает: «На поточний рік виділено 17 млн.грн. на закупівлю обладнання та технічне переобладнання кіностудії». При этом невозможно понять, есть ли эта техника в наличии. И кто на ней снимает, если она есть. А если снимает, то где фильмы? Или кто-то на этом сумел нагреть руки?
— Кого-то сегодня волнует вопрос тотальной безработицы отечественных киноартистов? Или они уже исчезли как вид?
— Эти талантливые люди сейчас фактически бомжи. За последнее время на студии, пишут нам, сократили около трехсот человек. Почему никто не допускает, что среди этих сотен были первоклассные специалисты? Всех под одну метелку... Есть данные и о том, что на студии сокращено 17 производственных цехов. Эта цифра должна испугать. Поскольку аннулируется, собственно, технологическая база Национальной студии. А кто же и где же будет производить национальное кино, если подобное происходит?
— Все это можно подогнать под формат «реформы»; когда реформируют —непонятно, кто кому нужен и нужен ли вообще.
— Любая реформа должна осуществляться по согласованному «сценарному плану». А не с бухты-барахты! И в связи с киностудией нужно устоять перед главным соблазном — не сделать из нее лишь площадку для производства сериалов. Я не против этого телевизионного жанра. Но пусть он будет периферийным, а не главным на нашей украинской Национальной студии. Приходько с ухмылкой заявляет на «5 канале», что хотел бы создать «Хохливуд»... Очень остроумно! Если он захочет жить на доходы от своих острот, ему обеспечена голодная смерть.
— Но кто сейчас может снять хотя бы несколько достойных кассовых кинопроектов? Вы разве не понимаете, что «старики» хотят, но не могут, а студии нужен не солнцеликий мыслитель, а банальный менеджер-технолог?
— Почему такое недоверие к старшему поколению? К Юрию Ильенко, Роману Балаяну... К Савельеву. Есть и молодой Санин. Был неплохой кинорежиссер Станислав Чернилевский, который, не найдя здесь работы, исчез. Говорят, дублирует фильмы. Есть талантливые братья Денисенко. Я убежден, в нашем кино сегодня вызревает новое, непродажное поколение, пример со Стрембицким — знаковый!
— «Непродажное» — потому что их никто не покупает. И продукт они делают часто далекий от законов маркетинга: сам снимаю, сам смотрю...
— Разумеется, маркетологу проще продать Верку Сердючку или «Мамаду», чем авторский фильм... Но напомню — «Земля», «Тени забытых предков» тоже третировались несправедливо. Оно и понятно: их авторы не продавали свои идеи. Потому и остались в истории. И я думаю, те ребята, которых я знаю по институту, еще скажут свое слово. Вся штука в том, что кино не делается одиночками. Должна быть волна.
— Как «новая волна» во Франции? Но там хотя бы был Годар.
— Когда у нас был Параджанов, тоже возникла волна — почти штормило. И сейчас такая волна может возникнуть. Только бы дамбы не ставили.
— Что произошло между вами и Приходько? Обиделись, что собирается вас «славить» в непонятном фильме?
— Вокруг меня уже было столько разных спекуляций... Тут не только обижаться — думать об этом скучно. В 1994 году, когда шел на выборы в Дрогобыче, миллионы листовок с кагэбэшными ксивами выбрасывали из вертолета! Те спекуляции, видимо, сыграли в «плюс» — люди сами разобрались в чем дело, и я стал их депутатом. То же было в Тернополе... Перед каждыми новыми выборами повторяется одна и та же песня... Кому-то очень хочется убрать меня из политики.
— И кто-то, по-вашему, тогда стоит за конкретными пиар-«заказами» на вас?
— Я их знаю поименно. И даже знаю, кто подсунул обиженному «киноменеджеру» эту макулатуру. Надеюсь, что он глубоко заглотнет этот крючок...
— И все же мне хочется узнать о ваших претензиях к г-ну Приходько, с которым судитесь.
— В качестве директора Национальной киностудии он не профессионал.
— Но ведь государство и Приходько, и любому другому на его месте копейки дает на национальное кино. А то и вовсе не дает. Как на этом безнедежье шедевры запускать?
— Если ты менеджер — ищи деньги. На бюджете и без тебя снимут. И потом ведь студия используется еще и как территория — огромное количество арендных групп, арендных фирм. Мы не знаем, что они из себя представляют и имеют ли вообще отношение к кино. Какая-нибудь фирма, которая вкладывает деньги, постепенно становится собственником. Вложили миллион в студийный дом — значит со временем это уже наш дом!
— Что происходит с театром при студии?
— Театр, которому хотели дать имя Костя Степанкова, уничтожен. У меня есть жуткие фотографии, как этот театр киноактера в прямом смысле гробят...
— А вы уверены, что конкурс на нового руководителя студии остановит судебные тяжбы?
— Есть красноречивый факт. Г-на Приходько исключили из Союза кинематографистов. Против него проголосовали известнейшие люди нашего кино. Практически все против, около тысячи делегатов. Разве это не основание для прекращения всяческих дискуссий на эту тему? Да, за Приходько ратует небольшая группа кинорежиссеров. И еще некоторые телевизионщики, которым он, видимо, помогал. Но, может, вместо того, чтобы раздувать скандалы, стоит поинтересоваться: почему сложилась такая разорванная цепь — Союз кинематографистов сам по себе, театральный институт — сам по себе, студия — сама по себе... Почему между ними нет связки? Или это кому-то выгодно?
— На студии Довженко был с десяток творческих объединений — например, «Луч». Они еще существуют?
— Многие из них ликвидированы. Но появился наблюдательный совет, в который почему-то вошла Назарова. Как мне кажется, не очень конструктивную роль в неприглядной истории с киностудией играет и наш депутат Иван Гаврилюк. Он в конфликте со всем союзом, поскольку был председателем художественного совета при прежнем директоре. А так как Гаврилюк, видимо, может что-то кому-то советовать наверху, то и по многим кинопроблемам не всегда объективная информация. Но есть четкое письмо Президенту от Бориса Савченко (главы Союза кинематографистов), где черным по белому излагается, «кто», «что» и «как». И если, наконец, будут соединены интересы студии, союза, министерства и кинофакультета — то будет толк. Если нет — так и будем барахтаться. Чем больше конфликт вокруг одной личности — тем сложнее другому человеку прийти на это раскаленное место. А судно-то надо вытягивать из трясины. Всем вместе.
— Сейчас много говорят о театральной реформе. Никто не может понять, какой. В России, например, модель театральных преобразований более прозрачна: театр, получающий дотации от государства, должен согласовывать свои планы с неким попечительским советом, полномочия которого, впрочем, не совсем определены... А что у нас?
— Существуют министерские проекты разделения должностей худрука и директора. Вот это и будоражит общественность. Поскольку неизвестно, кого это коснется — только национальных театров или же всех театров вообще... Видимо, есть и другие министерские проекты. Но, мне кажется, во многом они скороспелые.
— Почему?
— Потому что Закон о театре только на этой неделе принят. Проект два месяца не мог попасть на сессию.
— Что конкретно этот закон изменит?
— Там определены типы театров — приватный, городской и так далее. И для каждого из них определена амплитуда возможностей, прав... Нельзя будет волюнтаристски решать технологичные или кадровые вопросы. Закон предусматривает процедуры снятия и назначения главного режиссера или директора. Там все определено четко. Потому что у нас пока сплошная самодеятельность.
— Мечты о театральном ренессансе в недрах Минкульта хоть в чем-то позиционируются с данным проектом?
— К сожалению, многие вещи разрознены. И есть проблема некоей нашей неконтактности.
— Вам трудно сесть за стол с Билозир и договориться?
— Были столы, в том числе и круглые. Но все это — сотрясение воздуха. Разговоры уходят в никуда. За пятнадцать лет парламентским комитетом по культуре накоплен немалый опыт и, казалось бы, этим опытом стоит воспользоваться — и в сфере охраны памятников, и по театральному делу, и по книгоизданию... Но... Минкульт в реформе и прострации. Каждый раз начинает говорить что-то новое и глобальное о строительстве культуры. А между тем концепция, под которую должно было бы формироваться новое Министерство культуры, принята. И даже подписана Виктором Ющенко. Она настолько серьезна, что даже Кучма наложил на нее в свое время вето.
— Но и Минкульт в его суетливости можно понять. Там пять-шесть человек, пытающихся хотя бы в чем-то разобраться. И тысячи проблем во главе с призраком театральной реформы.
— Не надо открывать Америку. Проблема не в том, чтобы переворачивать все вверх ногами, а в том, чтоб адекватно исполнять ранее принятые законы.
— Как председатель СТД, вы, наверное, знаете, что дальше Киева наши театры — одна страшная сказка без антракта. Вы думаете, потуги Минкульта или ваш Закон о театре что-то сдвинет с мертвой точки? Может, в театральном деле нужна хирургия, а не терапия?
— Но ведь не только Закон о театре должен изменить ситуацию. И главы местных администраций должны на эту ситуацию влиять. Закон — рамки для движения. А есть инструментарий. Как было в старое время? Секретарь обкома любил театр — и был хороший театр. Если он любил футбол — был хороший футбол. Думаете, что-нибудь изменилось?
— А вы пытались влиять на губернатора Кушнарева, когда Жолдак в Харькове решил переименовать театр имени Шевченко в «Березиль»?
— У меня были письма из Харькова. Вот, дескать, Жолдак не любит Шевченко и так далее. Им кажется, что это оскорбление памяти Шевченко, хотя советская власть имя Кобзаря дала шести театрам подряд только затем, чтобы именно Шевченко как бы «задавил» националиста Курбаса. Не в этом дело, думаю. Надо переходить совершенно на иной художественный язык. И во Львове была похожая болезненная ситуация, когда оперный театр поменял имя патрона — с Франко на Крушельницкую. Тогда я поддержал инициативу. Хотя бы потому, что Франко не пел, а Соломия Крушельницкая — гений мирового вокала. Но случается и так, что переименуют, а толку нет.
А если говорить о Жолдаке... Он талантливый человек. Чисто интуитивный. Без комплекса неполноценности. Даже там, где его не просят, где надо было бы быть сдержаннее, он делает что хочет. Когда он говорит, что его творчество — это Курбас сегодня или что-то в этом духе, то это, разумеется, неправда. Никакой это не Курбас. И даже не Тобилевич. Это Жолдак.
— Вам не кажется, что в нашей театральной среде многие попросту сорвались с катушек? Словно умопомрачение. Оскорбить женщину — пожалуйста. Раз министр культуры, значит, можно животным обзывать... Последовательно травить Ступку — в удовольствие. Теперь взялись за Роговцеву — мобилизованы даже старики... Откуда эти выбросы агрессивного и низкого пиара?
— Это проблема уровня культуры и его определенного спада. Каждый конкретный случай — отдельная ситуация. Но человек, который позволяет себе публично унизить женщину, как это случилось в Русской драме, — это человек низкой культуры. И видимо, он проходит некий обезьяний период своего становления. Его чем-то разозлили — и он поступает как злая обезьяна. Мне кажется, все эти ребята, решившие, что с них все начинается и, наверное, ими же все закончится, допускают страшную ошибку... И министр культуры не права, заявив: «Наконец культура стартовала!» Стартовала не культура — стартовало министерство. Конечно, стоит порой высказаться жестко, но нужно быть адекватными. Если кто-то хочет критиковать, например, Ивана Дзюбу за спорное решение по Государственной премии имени Шевченко, то нужно вспомнить, что Дзюба — это явление, это сегмент великой культуры. О таком же контексте нужно помнить и в связи со Ступкой или Роговцевой. Так что за всем этим, как вы говорите, агрессивным пиаром стоит попросту невежество.
Что касается Богдана Сильвестровича как худрука. То, что он сам не ставит спектакли и не отвечает на грязные выпады — в этом его достоинство. Он приглашает постановщиков со стороны, предлагает ставить ученикам Митницкого. Мне могут не нравиться какие-то поступки Богдана Сильвестровича, какие-то его взгляды, но я могу отделить Ступку-антрепренера, которому нужно дать людям зарплату при той или иной власти, от Ступки — несомненной величины нашей культуры. Я могу заглянуть в историю и найти похожие ситуации, когда на компромисс шли и Кропивницкий, и Старицкий... Тот, кто пытается сегодня бороться со Ступкой, должен знать его во всех ипостасях — а это история отечественного театра. Ступка, как Бучма и Гирняк, останется навсегда. Надо учиться терпимости и толерантности. Не только в театре.
В ближайшем номере «ЗН» мы надеемся познакомить читателей с точкой зрения В.Приходько — директора киностудии им.Довженко.