Живые и не менее великие называют её бессмертной, или классиком, которого Всевышний даровал нашему времени. Сама она, абсолютно не воспринимая похвалу, считает себя отчасти простым мастером и, может быть, поэтому, не покладая рук, трудится каждый день, оставляя на холсте частички того единого целого под названием «мир вокруг нас». Татьяна Яблонская - академик, народный художник Украины, мастер не для столетий - для вечности. За свою долгую жизнь она видела, пережила, выстрадала бесспорно много, что, наверное, не измерить одними взлётами или падениями. Но сейчас негоже, да и не стоит говорить о последнем. В феврале этого года Юбилейный комитет принял решение присудить ей Шевченковскую премию. Об этом и о многом другом я беседую с художницей.
- Татьяна Ниловна, скажите, какие премии были до этого, и как вы отнеслись к своей последней награде?
- На моём счету три Государственные премии, первые две назывались еще Сталинскими, а вот эта - уже четвертая. Их так много для одного, даже не верится, что я есть я. Последней премии очень рада, даже боялась, что её не присудят. В тот день, 16 февраля, скакала по квартире, как молоденькая. Всё-таки меня многие считают художницей сталинского времени, а мои картины - культовыми, прославляющими ту эпоху, хотя и «Хлеб», и «Лён», и «Весна» написаны с полным чувством любви к людям. Они создавались абсолютно искренне, без всякого расчёта на признание свыше. А Шевченковская премия снимает с меня клеймо карьеризма. Она поднимает моё значение как художника, а не как человека, ищущего известности. Тем более приятно её присуждение за работы последних пяти лет. Как раз после того, как в 1991г. случился инфаркт, у меня не было возможности выходить далеко и выискивать новые мотивы. И я вынуждена была писать то, что видишь, из окна, с балкона, около крыльца - возле чего всегда проходишь мимо. И нашла в этом большое удовольствие... Казалось бы, обыкновенный дворик, где ходят хозяйки со своими сумками, принёс мне бесконечные темы для своих картин. Я стала видеть красоту на каждом кусочке земли. И это открыло мне новые возможности не в поисках сюжета, иного мотива, а в углублении поэтического ощущения жизни в любом её проявлении. Поэтому в этот для меня совершенно новый период, который, смеясь, назвала постинфарктизмом, раскрылась по-другому задача искусства. Я как бы углубилась внутрь себя. Мир для меня открылся совсем с иной и неожиданной стороны. Виды из окна во все времена года создают новые и новые оттенки настроений. Приятно, что многие это восприняли и оценили именно последние работы. Хотя некоторые и продолжают считать, что я напрасно ушла от больших тем.
- И всё же в историю искусства Татьяна Яблонская вошла как творец соцреализма. А кем вы сами себя чувствуете?
- Я стопроцентная художница-реалистка. Хотя и родилась в Смоленске, но в 10 лет выехала оттуда и с тех пор живу в Украине. Считаю себя по-настоящему украинским живописцем. Очень люблю наши песни, природу, женщин. Когда провозглашали независимость Украины, я обливалась от счастья слезами. Великодержавная российская политика никогда не была мне по душе. Но больше всего возмущаюсь приставке «соц». Никогда не писала под её лозунгами. Во время эвакуации я попала в Саратов, а потом в республику немцев Поволжья, где мне пришлось работать в обыкновенном колхозе. Там-то и почувствовала ужас, нерадивость, бессмыслицу колхозного труда, в основе которого лежала ложь. Потом, после войны, судьба занесла меня в один из лучших колхозов в Украине. Там было 11 Героев соцтруда, все очень добросовестно работали. Контраст буквально поразил меня. Я не могла не уважать тех женщин, которые после голода, засухи, неурожая 46-го года собирали золотистые горы пшеницы, давали людям хлеб. До сих пор перед ними преклоняюсь. Есть разное отношение к труду, там оно было таким, каким должно быть. Поэтому появился «Хлеб».
- А сколько у вас всего картин, и какой промежуток времени может занимать работа над одним полотном?
- Картин у меня очень много, никогда их не считала. Они странствовали по всему миру: в Японии, Англии, Бельгии, Италии, России. Зачастую там и оставались. Никогда не вела записей, куда ушли все мои работы. А насчёт времени, это уж смотря какое полотно. «Хлеб» я писала год, «Лён» четыре года: мучилась, помногу переделывала. Последние этюды, за которые дали премию, сделаны быстро. Некоторые - за несколько дней, другие, выплеснув всё моё душевное состояние, я писала всего за полчаса. Иногда смотришь в окно, а там - обыкновенный серый день... И вдруг выглянуло солнце, все озарилось. Прошел туман и мелькнуло очарование, пришло к тебе на сердце, на душу. Работаешь очень напряженно, чтобы схватить это прекрасное мгновение. Как говорил Репин: «Самое прекрасное в искусстве - это неуловимые грезы». Ведь помимо содержания, фабулы, исполнения на полотне обязательно должен быть отпечаток поэтической стороны души художника. Иначе оно не будет будить в душе зрителя никакого ответа.
- Татьяна Ниловна, откройте секрет, какой период запечатлела ваша память как самый яркий и творческий?
- Каждый период чем-то ценен. Молодость - это как бы телячий восторг перед жизнью, юношеский максимализм. Она, молодость, как героиня «Хлеба», полна такой же энергией. «Лён» - это уже зрелость, углубление в себя, философская любовь к земле, традициям. А вот этот конечный этап очень счастливый в моей жизни. Многие, кому я верю, считают, что он - высшее достижение в моём творчестве. Хотя тут, как и везде, есть работы более и менее удачные. Но я никогда не соглашусь с тем, что написал обо мне журнал «Образотворче мистецтво»(№2 1997): «Простота вислову цього періоду підвела Тетяну Яблонську до найповнішого формовияву власного «я». Це вдалося великій трудівниці, на жаль, лише на сконі віку - і в цьому полягає весь драматизм її великого творчого життя...». Это бестактно говорить человеку, который еще живёт и в прошлом году сделал выставку на 5 залов, 3 из которых были заняты живописью последних лет и месяцев. Карп Трохименко, Алексей Шовкуненко, Иван Кавалеридзе жили до 90 лет, а почему мне не обогнать их? Я ещё постараюсь пожить и поработать, сделать что-то ещё. Поэтому до тех пор пока будут силы и здоровье, думаю, что природа останется моим вдохновителем. Ведь я до сих пор пишу много, почти каждый день. И уже сделана маленькая серия этого года «Предчувствие весны», «Осенние туманы». Через год-два наберётся работ на небольшую выставку «Времена года».
- А творчество для вас прежде всего?
- Наверное, да. Но у меня очень хорошая семья. Все мои дочки - художницы, подрастают отличные внуки, но, наверное, они не пойдут по нашим стопам. На этом и остановимся. Пускай найдут себя сами. Очень много времени я уделяю внукам. Одиннадцатилетнему Жене всю зиму читала Гоголя по вечерам. Он и я считаем, что Николай Васильевич - непревзойденная вершина. Стараюсь воспитывать внуков в таком духе. К тому же у меня очень хорошие контакты с младшей дочкой Гаяне, с которой сейчас живу. В этом периоде она мне очень помогала: вдохновляла, поддерживала морально, таскала холстики, снабжала всем необходимым. Эту премию я с благодарностью делю с ней пополам.
- Как вы думаете, талант - он от кого?
- Наверное, от отца и матери или далёких предков. Гены. Мой отец был художником-любителем. Мать любила и знала литературу.
- А что для вас любовь?
- Любовь - это всё. Любовь не только к спутнику жизни, любовь к детям, к природе, к своему холсту. Она всегда сопровождает человека.
- А какие у вас наиболее любимые картины?
- Любимых много и причём разных художников. Но самая глубокая и ценная - «Возвращение блудного сына» Рембрандта. Она великолепна и по живописи, и по содержанию: идея прощения. А из своих?.. Трудно сказать. Сейчас больше всего нравятся последние. Старое уходит, а эти - что-то животрепещущее, ради чего хочется дождаться вдохновения, сесть и высказаться.