На прошедший уже в шестой раз в Артеке у подножия Медведь-горы фестиваль гости съезжались с удовольствием. В этом году среди них была актриса Елена Яковлева, проснувшаяся знаменитой на следующий день после выхода на экраны фильма Петра Тодоровского «Интердевочка», хотя это была не первая ее роль в кино и, слава Богу, не последняя. Кино - это «параллельная жизнь» рядом с единственным в ее послужном списке театром - «Современником». В репертуаре Яковлевой много разноплановых ролей классического и современного репертуара.
На фестиваль Елена приехала с сыном Денисом. Мне очень понравились их взаимоотношения, основанные на глубоком взаимоуважении сторон. Не по годам взрослый и, что очень важно, абсолютно раскованный Денис помогал маме вести мастер-классы, которые пользовались невероятным успехом у ребят. А потом мама с сыном профессионально разбирали удачи и недочеты прошедших творческих встреч. Когда же диктофон стал участником нашего с Леной общения, Денис интеллигентно удалился.
- Лена, думаю, вы подводили для себя какие-то предварительные итоги и в театре, и в кино. Были моменты, которые изменили что-то в вас, дали возможность подняться на другую ступень в жизни и профессии?
- Я пока, честно говоря, не вижу, не ощущаю этого. Все так хорошо, вроде, шло по восходящей, а сейчас, как в графике, - абсолютно прямая полоса. Не могу сказать, что не приглашают в кино: в год все равно получается одна-две картины. Снимаюсь потому, что хочется не забывать особую атмосферу съемочной площадки, иначе расслабление идет. Вот и соглашаешься сниматься, из большего зла выбирая меньшее. Это не касается Петра Ефимовича Тодоровского, он - отдельная история для меня в кино. В театре после «Пигмалиона» затишье. Казалось бы, и молода еще достаточно, чтобы приступить к хорошим работам, и опыт какой-то есть, но ничего пока. Конечно, есть работа в текущем репертуаре, Варя в «Вишневом саде», хорошая роль, но хотелось бы еще что-то.
- Последний спектакль - «Пигмалион», в прошлом году имел оглушительный успех в Америке, вы играли его на Бродвее?
- На Бродвее мы выступали с «Тремя сестрами», позднее - с «Вишневым садом», а «Пигмалион» шел как бы параллельно. Но мы играли его в театре, в котором до нас выступала Лайза Минелли. Зал громадный - тысячи две народу, наши эмигранты съехались отовсюду.
- Лена, роль Элизы Дулитл - мечта каждой актрисы. Хрестоматийная, конечно, но там столько всего: она и героиня, и характерная, там вся гамма женских переживаний. Чем для вас была эта роль - осмыслением прожитого или фантазией на темы будущего?
- После нее все стали говорить: Лена, ведь ты такая же Золушка, как она, ведь саму себя играешь: приехала в Москву, выучилась, теперь чуть ли не звезда! Дело в том, что мечта - это одно, а осуществление ее - совсем другое. Всю жизнь, как все актрисы, молча мечтала об этой роли. Когда же она пришла, испуг был такой, что я год не могла победить уже играя спектакль. Вдруг что-то отпустило на гастролях в Иерусалиме. Стала ловить кайф, ощущая прелесть роли и что-то стало получаться. Считаю, что людям пишущим - журналистам, театроведам - смотреть премьерные спектакли - преступление, потому что волнение за кулисами такое!.. Стараешься его победить, но не всегда получается. «Современник» хорош тем, что практически все спектакли живут очень долго и не теряют, а что-то приобретают со временем. Это мне безумно нравится в нашем театре. Это личное восприятие и касается только нас, в других театрах через год после премьеры приходишь - спектакль полностью развален. Галина Борисовна Волчек смотрит все спектакли, работает над ними постоянно, не дает нам ни минуты расслабиться. Как только идет привыкание, она приходит и говорит что-то такое, что все становится новым, опять интересно жить и существовать в нем. «Пигмалион» играю четвертый сезон и с каждым годом все интересней. Переживаю за каждый спектакль, не только я, даже Гафт волнуется, а после всегда делится впечатлениями.
- Работа артиста в театре - эмоция, прожитая от начала и до конца, каждый раз завершенный процесс и… локальная популярность. Кино в один день может дать взрыв всенародной любви, но съемки разбивают эмоции, концентрируя ремесло: радость, слезы, поворот, крупный план. Что для вас первично - театр или кино?
- Конечно, театр, хотя кино тоже очень люблю. Знаете за что? Можно сделать дубль, но изменить что-то в готовом кино нельзя. В театре можно: если что-то не нравится, на следующем спектакле поправляешь. Помните, как говорила Фаина Георгиевна Раневская о кино: «Плюнуть в вечность»?..
- Зато в кино можно «перечитывать себя раннюю»?
- Да, приятно посмотреть то, что лет десять назад было, хотя, может быть, пока так кажется. Я только недавно «Плюмбум» нормально посмотрела: с тоской, но, как ни удивительно, осталась довольна. Зато сегодняшние смотреть не могу. Во-первых, сначала смотришь на себя, независимо от того, кто режиссер, какой сценарий, какие партнеры. Схожу с ума от каждого кадра, от каждого плана. Не потому что страдаю от несовершенства внешнего, а из-за того, что не так сыграно, как думалось. Оказывается эффект камеры, а потом экрана совсем другой, он отличается от твоих с режиссером фантазий.
- Что хотелось бы сыграть?
- В театре хотелось бы что-то глубоко классическое, а в кино - современницу. Сказать что-то конкретное боюсь, никогда не говорила о своих мечтах, очень суеверна. Сегодня в кино с современницами очень тяжело, идет поток ретро.
- Разве последняя роль в картине Петра Тодоровского «Ретро втроем» - не современная роль, хоть это и ремейк «Третьей Мещанской»?
- Конечно, как проекция любого классно выписанного характера.
- Сегодня очень сложно говорить о любви, играть ее еще сложней, а самое сложное - просто любить. Что для вас была роль в этой картине?
- Я, во-первых, очень серьезно доверяю Петру Ефимовичу и его вкусу, режиссерскому и человеческому. С этим проблем не было. Во-вторых, по сценарию можно было очень много спорить, но я не говорила ни против, ни - за, мы просто работали над ролью. Ведь в картине у меня очень мало слов, озвучивание было всего полсмены. Можно было бы попросить какую-нибудь крикливую, эмоциональную, большую сцену, но современность моей героини, по-моему, в этой аморфности. Но аморфность - лишь первый взгляд: у нее все внутри, а не на языке, как любят у нас в кино. Мне кажется, такая ситуация была у каждой женщины, да и у мужчины тоже. Речь идет о проблеме выбора. А нужно ли? Чего уж так ломать себя, выбирать из двух обязательно одного? Может, можно жить счастливо втроем, нормально существовать, адреналина больше будет в крови?
- На мой взгляд, проблема выбора вообще не стоит в этой картине, это попытка выхода из одиночества при полном сохранении собственного микромира?
- И мира, и достоинства, и нежелание от чего-то отказываться. Ведь в жизни мы очень часто отказываемся и жертвуем чем-то... А ради чего? Очень интересно, я бы так не смогла.
- Как Тодоровский стал контрапунктом вашей творческой киносудьбы?
- Клянусь, он с большими муками утверждал меня на первую роль в «Интердевочке». Даже поехал смотреть в Ленинград незаконченную работу. Мне же до такой степени нравился его «Военно-полевой роман», не важно было, что за картина, был важен сам факт: я работаю с этим режиссером. Утвердили на роль месяца через полтора. Я взывала к Господу, думала, если и съемки будут с такими же муками, если он мне не будет доверять, ни о каком творчестве не может быть и речи, останется мое любование этим человеком. Вдруг на второй день случилось чудо! Он стал мне доверять полностью, не было страха: не боялась ни глупость сказать, ни ошибиться, ни фантазировать. Может, и не было этого стопроцентного доверия, но он так искусно его моделировал, что я успокоилась и чувствовала себя абсолютно свободно. Все получалось на съемках, а в перерывах мы хохмили, дурили, делали Бог знает что. Экспедиция была очень сложная, но Тодоровский - всегда красивый, веселый, заводной, поющий песни под гитару, создавал непередаваемую творческую атмосферу. За двадцать дней сняли в Швеции вторую серию. Совершенно непривычный для нашего кино ритм, хотя многие упрекали его, что все придумано ради этих двух десятков дней в Швеции. Но в таком ритме никто тогда не работал. А потом так случилось, что я стала, как талисман: есть в картине роль, нет ее, хоть какая-то маленькая придумывается, всегда с радостью работаю с ним.
- Можно ли говорить о том, что в театре для вас путеводная звезда Галина Борисовна Волчек, а в кино - Петр Ефимович Тодоровский?
- Это так, хотя и Пчелкин меня очень часто приглашает, мы отработали с ним четыре картины. Сразу после «Интердевочки» - «Сердце не камень». Эта работа мне очень нравиться, хотя, к сожалению, прошла она в «шлейфе» «Интердевочки». Моим партнером был Иннокентий Михайлович Смоктуновский. Предупреждали, что он всех учит, с ним очень тяжело работать. Меня же абсолютно не раздражала его манера, приятно вспоминать показы актера Смоктуновского, как надо играть героиню.
- Иннокентий Михайлович был тяжелым партнером?
- Да, потому что занят был лишь собой, но человек он очень, очень интересный: не видно грани, где играет, а где придуривается.
- Профессия актера - публичная, со всеми положительными и негативными ее сторонами. Почитатели требуют определенного, ими же созданного стереотипа и редко терпят резкие колебания в процессе творческого поиска. К тому же очень трудно оставить по ту сторону занавеса собственную личную жизнь, в которую бесцеремонно вторгаются. Это сказывается на вашем отношении к миру и на отношениях с близкими людьми?
- Спасибо вам, вы первая предлагаете хороший вопрос, не спрашивая при этом где и с кем я живу. Раньше, когда спрашивали о подробностях личной жизни, казалось, это по-доброму, просто хотят узнать о тебе. Приоткрываешь маленькую щелочку, в нее лезут огромным ломом, и оказывается - все, стенки нет. Жить за городом, на вилле, приезжать в театр и на съемки в машине с затемненными стеклами - неплохой образ жизни, но я живу в обычном московском доме, гуляю с ребенком, хожу в магазины - все на виду. Есть дом, где можно расслабиться. Стараюсь поменьше «тусоваться», не люблю, да и работа, слава Богу, есть. Может, пришлось бы, если б не было, потому что это какое-то ощущение жизни, у многих его нет, особенно теперь.
- Лена, каким образом ограждаете себя от гнета зависимости, что в основе своей несет профессия актера?
- Был момент, когда казалось, если еще неделю или три не будет какого-то телефонного звонка, приглашения или еще чего-то, просто сойду с ума. Это какая-то дурь нехорошая, в мемуарах зарубежных артистов называемая маниакальной депрессией. Они себе могут это позволить, у нас это выражается в самосожжении, пьянстве, еще в чем-то... Главное, найти отдушину для себя. Я нашла: родила ребенка, хотя пугали забвением. Теперь знаю, боятся нечего. Есть место, где могу воспитывая самоутверждаться. Даст Бог здоровья, будет еще девочка - тогда буду абсолютно спокойна. Работа на сцене, съемки уже лишь в удовольствие. Когда сегодня происходит что-то плохое, говорю - хорошо, значит у ребенка будет лучше, природа не будет на нем отдыхать. Дениска мне очень помог! Он и «Петербургские тайны». В них тогда многие актеры кинулись, как в омут.
- Что бы там ни говорили, это качественное кино, хотя опытному глазу видна бедность интерьера, сказывалось отсутствие денег?..
- Этоь так, но знаете что, если ко мне подходят люди и говорят о «Петербургских тайнах», - это инженеры, учителя, врачи, - забытое слово: интеллигенция. Для меня это очень важно.